Алексеев. Последний стратег

— Слушаюсь, ваше превосходительство...

Так 1 сентября Корнилов принял решение подчиниться судьбе. Он понял, что идея введения в России военной диктатуры Верховного главнокомандующего потерпела полное фиаско.

Алексеев прибыл в Ставку тем же утром. Настроение его было мрачным. По пути он узнал много тревожных вестей, суть которых сводилась к тому, что избежать прибытия войск, враждебных «корниловщине», в Могилёв ему вряд ли удастся. На витебском вокзале поезд, на котором ехал Михаил Васильевич, встречали председатель Витебского совета Г. С. Аронсон и член совета Е. В. Тарле, в будущем известный советский историк. Они зашли в вагон и стали высказывать генералу свои опасения:

— Михаил Васильевич, мы как полномочные представители Витебского совета хотим предостеречь вас от военной опасности в Могилёве.

— Господа, никаких вооружённых эксцессов в Ставке не будет.

— Но там же Корнилов и верные ему войска.

— Ну и что из этого? Я согласен с Керенским по поводу поиска мирного выхода из возникшего конфликта. И буду этого добиваться. На это у меня есть полномочия правительства.

— Мирного выхода из конфликта с Корниловым?

— Да. Мне об этом лично сказал вчера сам Александр Фёдорович.

Аронсон и Тарле удивлённо переглянулись. Потом они показали телеграмму за подписью Керенского на имя полковника Короткова с приказанием наступать на Могилёв. Телеграмма была перехвачена Витебским советом:

— Смотрите, Михаил Васильевич. Вот прямой приказ Керенского начать боевые действия против корниловской Ставки.

— Не может быть такого.

— Как не может быть? По нашим данным отряд полковника Короткова сейчас находится уже на станции Лотва в двадцати километрах от Могилёва.

— Надо его остановить немедленно. Русский солдат не будет стрелять в такого же, как и он, фронтовика...

Ошарашенный текстом телеграммы Алексеев не на шутку встревожился. В тот день он узнал много неожиданного. Оказалось, что Витебский и Смоленский гарнизонные комитеты собирали отряды для посылки их по железной дороге в «гнездо» корниловцев. В Оршанский железнодорожный узел прибыл по личному распоряжению Керенского сводный отряд под командованием полковника Короткова, о чём начальник штаба Верховного оповещён не был.

Уже в первые минуты пребывания Алексеева в Могилёвском штабе ему позвонил командующий Московским военным округом полковник А. И. Верховский, который через несколько дней сменит на посту военного министра Керенского:

— Сегодня выезжаю в Ставку с крупным вооружённым отрядом из войск московского гарнизона.

— Цель такой экспедиции, господин полковник?

— Верховный главнокомандующий требует немедленного ареста генералов Корнилова, Лукомского и других мятежных личностей...

— В три часа дня Алексееву из столицы позвонил уже сам Керенский.

— Михаил Васильевич, вами наведён порядок в Ставке? Было ли оказано сопротивление?

— Здесь всё спокойно. Никаких эксцессов со стороны чинов Ставки и частей Могилёвского гарнизона.

— В это трудно поверить. Столичные газеты в своих экстренных выпусках продолжают пугать население военным мятежом генерала Корнилова.

— Всё это вздор, выдуманный газетчиками. Александр Фёдорович, прошу помнить, что я принял на себя перед вами обязательство путём одних переговоров окончить дело. Мне не сделано было даже намёка на то, что уже собираются войска для решительных действий против Могилёва.

— Михаил Васильевич. Это инициатива Петроградского совета и их сторонников в Витебске и других тыловых городах. Я как глава правительства дело до военного конфликта доводить не хочу.

— Тогда дайте мне полную свободу оперативной деятельности в объёме должности начальника штаба Ставки. Войну же Петроградский совет не отменял.

— Пока я нахожусь в Петрограде, считайте себя моим полномочным представителем на фронте...

С прибытием Алексеева в Могилёв генерал Корнилов и его ближайшие сторонники из числа чинов Ставки были арестованы. Сопротивления они не оказали. Были проведены аресты и на фронте. Под стражу взяли весь наличный состав Главного комитета Союза офицеров армии и флота.

По приказу правительственного комиссара Юго-Западного фронта был арестован главнокомандующий генерал-лейтенант Деникин и его ближайшие помощники. Причиной ареста стала телеграмма Деникина в столицу Временному правительству, в которой он выражал полную солидарность с Корниловым и называл его увольнение непоправимым ударом по Русской армии.

2 сентября в Могилёв из столицы прибыла Чрезвычайная следственная комиссия во главе с её председателем — главным военно-морским прокурором Шабловским. Ему и полковникам Раупаху и Украинцеву поручалось допросить взятых под стражу «главных мятежников».

Арестованных разместили под двойным караулом в гостинице «Метрополь». Уже 5 сентября доклад по делу «мятежного генерала» Корнилова был готов.

Комиссия постановила, что дело Корнилова военно-революционному суду не подлежит. Пока решались вопросы процедурного характера, Временное правительство не на шутку встревожилось. Дальнейшее содержание арестованных в самом Могилёве виделось опасным.

Выход из положения нашёл новый начальник штаба Ставки. Он предложил перевезти арестованных по железной дороге в городок Быхов, находившийся всего в 50 километрах к югу от Могилёва. Так и было сделано. Корниловцев разместили в здании женской гимназии (бывшего католического монастыря), никак не походившего на тюрьму.

Алексеев добился и того, что генерал Корнилов и его соратники оказались под «самой надёжной» охраной. Её составили три сотни и пулемётная команда Текинского конного полка, состоявшая из лично преданных Лавру Георгиевичу туркменских всадников и караула в 50 человек от Георгиевского батальона.

Иначе говоря, генерал Алексеев спас арестованных от реально угрожавшего им «революционного самосуда».

Между тем Антанта требовала всё настойчивее и настойчивее от России продолжать войну до победного конца, Министру-председателю и Верховному главнокомандующему Керенскому приходилось лавировать «между» Парижем и Петроградским советом. После одного из совещаний, на котором среди людей военных присутствовало много гражданских чинов, он переговорил с глазу на глаз с начальником штаба Ставки:

— Михаил Васильевич, вы знакомы с новыми телеграммами в наш адрес из Парижа и Лондона?

— Знаком, Александр Фёдорович. Только мне не очень понятно, как они оказались на страницах столичных газет.

— Это требование революционной демократии. Тут мы с вами бессильны что-либо сделать.

— Плохо. В тех же газетах много пишется о делах на фронте, чего немецкой агентуре не следовало бы знать.

— Я подниму этот вопрос перед Петроградским советом.

— Можно ли отменить его приказ № 1?