Алена и Аспирин
Шрифт:
В стопке свежего, из прачечной, белья в шкафу он отыскал свою старую белую футболку.
— Переоденься.
Она с трудом разлепила глаза.
— Спасибо… Отвернись.
Алена заснула в обнимку со своим медведем. Аспирин пошел на кухню и заварил чаю. Вторую неделю он жил в вывихнутом мире — и ничего, ходил, разговаривал, даже денег успел заработать…
Он устал. И потому сейчас думал, глядя в чашку: а может, так и надо. Может, ей в самом деле немного нужно, поживет… ладно, куплю ей скрипку… пусть ходит в свою музыкальную школу. И в один из дней исчезнет так же внезапно, как и
Человек приспосабливается, иначе бы не выжил. Царапины затянутся, бомбилы откосят от статьи и загремят на какое-то время в дурку. Аспирин переживет: главное, не трогать эту маленькую дрянь, никак не угрожать ей и не касаться медведя руками. А потом он что-нибудь придумает. В конце концов, плюнет на все и смотается в Лондон. А девочке с мишкой не дадут визы, ох, не дадут…
В окне стояла ночь, самая черная, самая глухая, уже осенняя. Стрелка ползла к половине четвертого. Аспирин сидел на кухне один, и ему хотелось выть — от ноющей боли в надорванном ухе, от безысходности, от страха — а вдруг он сошел с ума? Вдруг он уже сошел с ума?!
Телефонная трубка — дохлый черный тюлень на белом столе — вдруг разразилась звонком. Аспирин подпрыгнул на табуретке.
— Простите, — сказал женский голос в трубке. — Вы еще не спите?
— Нет, — сказал Аспирин, обалдело хлопая глазами.
— Ей лучше?
— Да… она заснула.
— Очень хорошо… Я забыла вам сказать про уксусные обтирания. Если температура долго не падает — разбавляете уксус водой…
— Да, я знаю, — сказал Аспирин. В его памяти на секунду обозначились блеклые картинки детства — запах уксуса и противная тряпка на лбу.
— Очень хорошо, — повторила соседка и замолчала. Как будто ждала от него каких-то слов. Как будто нет ничего естественнее, чем звонить полузнакомому человеку в полчетвертого ночи. Аспирин молчал тоже.
— Так занести вам уксус? — спросила соседка.
Он налил ей армянского коньяка. Она не отнекивалась, но и пила мало — больше грела бокал в ладонях, изучала коньячные «ножки» на стекле.
— У вас есть дети? — спросил Аспирин.
Она покачала головой:
— Только племянники.
— Вы, наверное, очень добрый человек?
— Почему вы так решили?
— Ну, — Аспирин усмехнулся, — пришли мне на помощь… С уксусом… И с этим, как его… Ночью… Хотя не обязаны были.
— Ничего страшного, — она улыбнулась. — Я все равно не сплю после дежурства.
— Я тоже не сплю, — он плеснул ей еще коньяка, хотя бокал был почти полон. — Вторую ночь уже. А завтра у меня еще утренний эфир. С девяти часов.
— Я где-то читала, — женщина коснулась губами янтарной коньячной поверхности, — что иногда… в некоторых случаях… дефицит сна и напряженная работа обладают терапевтическим эффектом. При душевных травмах, я имею в виду.
— Вы психолог?
— Нет, я инженер. Технарь. Работаю на ТЭЦ. Сегодня было дежурство.
— Вам, наверное, не нравится «Лапа-радио», — предположил Аспирин.
— Почему?
— Потому что мне так кажется.
— Я человек широких взглядов, — она говорила по-прежнему спокойно, но в глазах теперь ясно читался сарказм. — Если такое кто-то слушает — значит,
это кому-нибудь нужно…— Нужно, — сказал Аспирин. — И пэтэушникам, и водителям, и офисным крысам. И вы напрасно их презираете.
Она чуть покачала головой:
— Алексей… Я ведь не спрашиваю, в чем ваша беда. Но, может быть, вам стоит поспать хотя бы несколько часов, и тогда вы сможете решить…
— Нельзя решить, — быстро сказал Аспирин. — Либо решится само, либо… не решится. Все, что я ни делаю… получается только хуже.
Она разглядывала его лицо; она тактично не спрашивала, чем надо ударить человека, чтобы получился такой вот отпечаток четырех когтей.
— Вы не пробовали обращаться с милицию?
Аспирин застонал.
— Тогда возьмите тайм-аут, — сказала женщина, снова касаясь губами коньяка. — Просто ложитесь спать.
Уже провожая ее, он вдруг спохватился:
— Прошу прощения… А как вас зовут?
— Дорогие мои, сегодня праздник для всего здравомыслящего человечества. Окончилась работа, опять пришла суббота, и нам с тобой охота, всем охота, но не все имеют возможность… Субботнее утро на «Лапа-Радио», последний уик-энд уходящего лета, за окошком солнышко, такое прикольное светило, оно утром встает, а вечером садится, и так всегда, вот если бы было наоборот! Ну что же, мы напрасно размечтались, режиссер дает мне знать, что у нас есть звонок… Есть звоночек… Алло, мы вас слышим! Говорите, кто вы и чего хотите в этой жизни! Ой, кажется, девушка испугалась и повесила трубку. Ну ничего: зато теперь мы можем спокойно послушать Ладу Дэнс, что она нам споет…
Аспирин говорил, не открывая глаз.
Минута, и еще минута. Реклама. Прогноз погоды. Минута, и минута, и минута за минутой. Ровное, бодрое, порой даже стильное бормотание Аспирина заполняло собой салоны машин и квартиры, шуршало в наушниках и вырывалось из динамиков; если я сумасшедший, думал Аспирин, на секунду размыкая веки, то и вы — ненормальные. Дурю вам голову, забалтываю, убаюкиваю, истекаю бредом, могу сейчас, не меняя интонации, рассказать всю свою историю, и ничего не изменится. Позвонит какая-нибудь дура и попросит Сердючку…
Рано утром докторша из поликлиники выслушала Алену и обнаружила у нее бронхит. Долго писала рецепты, нудно объясняла Аспирину, как именно правильно ставить горчичники и почему банки — это варварство и каменный век. Пригрозила пневмонией, которая непременно разовьется, если немедленно не принять решительные меры, и рассказала пару случаев из практики, когда детей приходилось госпитализировать, а ведь начиналось с простуды…
Аспирин выманил врачицу на кухню.
— Может, госпитализировать девочку прямо сейчас? — спросил доверительно. — А то я, знаете, очень занятой человек, и, может, ей было бы лучше…
Врачица посмотрела на него, как на людоеда:
— Знаете, первый раз в моей практике такое предложение, обычно родители, наоборот, возражают… до смешного доходит!
Аспирин почувствовал облегчение, когда за докторшей закрылась дверь.
Алена все так же кашляла и все так же горела, но уже вступил в бой антибиотик, и, по прогнозу врачицы, улучшение должно было наступить завтра — с утра или, в крайнем случае, к вечеру. Уходя, Аспирин оставил рядом с диваном термос горячего чая. На медведя, лежавшего у Алены на подушке, старался не смотреть.