Алена и Аспирин

* * *

— Леша?

Он сидел за включенным компьютером. Глядел поверх экрана — в окно, где мотались под ветром мокрые деревья, где нависали над крышами тучи. Близилась перемена погоды. Большая перемена.

— Леша, ты котлеты будешь?

— Скажи мне честно. Она твоя мать?

Пауза.

— Да.

— Значит, ты мне врала? Все-все врала? Нет у тебя никакого брата?

Она уселась рядышком, на край кровати.

— Помнишь, я тебе говорила… Реальность переваривает меня. Я встретила тебя… и соврала, что я твоя дочь. И так получилось, что это правда.

— Правда, — тускло повторил Аспирин. — Значит, вот она какая, Люба из Первомайска… Поразительно. Потрясающе. И что, ее муж бьет тебя ремнем?

— Пока нет, — Алена неопределенно пожала плечами. — Пока только грозился.

— Какой я идиот, — тихо сказал Аспирин. — Значит, ты уедешь в Первомайск… А она подаст на меня в суд — на алименты.

Алена чуть усмехнулась:

— Ну, ты можешь не доводить дело до суда…

— Разумеется, — сказал он чужим голосом. — Только, ты учти, официальные доходы у меня не такие большие…

— Ты пойдешь со мной? — спросила Алена.

Он повернул голову:

— Куда?

* * *

Они шли по блестящим от дождя улицам. Ветер дышал теплом: наконец-то наступила весна. У Алены за спиной был школьный ранец, из него торчала мягкая медвежья голова. В правой руке — футляр со скрипкой. Левой она вцепилась в руку Аспирина.

Смеркалось. По тротуару шли люди, у каждого из них могла оказаться в рукаве игра со снотворным, с наркотиком, с чем угодно. На каждой крыше мог прятаться снайпер с ледяными иголками в обойме. Аспирин сперва напряженно оглядывался, а потом перестал: паранойя. Навязчивый бред преследования.

— Если ты увидишь, что что-то идет не так… или если тебе просто станет страшно — бросай все и уходи, — ровным голосом посоветовала Алена.

— Тысячи людей играют в переходах на чем угодно, — так же ровно отозвался Аспирин. — Поют и танцуют. И ничего им не делается.

— Мы не пойдем в переход, — сказала Алена. — Помнишь? Я говорила тебе — я нашла место получше…

Они спустились в метро и через полчаса вышли из него — в центре. Небо почти совсем потемнело, но от фонарей, подсветки и реклам было светло, как днем.

— Здесь, — Алена остановилась перед входом в ресторан. Летняя терраса была пуста, внутри, за стеклянной дверью, плавали в рассеянном свете фигуры официантов, острыми айсбергами топорщились салфетки на столах. На втором этаже имелся застекленный балкон, опоясанный широким полукруглым карнизом. На балконе стоял единственный длинный стол, приготовленный, по-видимому, для скорого банкета — полностью накрытый и совершенно безлюдный.

— Ты хочешь поужинать? — глупо спросил Аспирин.

— Один вопрос, — Алена смотрела вверх. — Почему ты со мной пошел?

— То есть?

— Почему сейчас ты здесь, со мной, а не дома?

— Потому что я за тебя боюсь, — помолчав, признался Аспирин.

— А почему? — она с вызовом вскинула подбородок. — Что со мной может случиться?

Аспирин огляделся. Прохожих было много, но никто из них не смотрел на девочку со скрипкой, никто не узнавал прославленного ди-джея Аспирина.

— Не знаю, — сказал он устало. — Я не сказал бы, что ты такая… что с тобой ничего не случается. Обычно…

Она не дослушала. Поправила ранец и двинулась ко входу в ресторан. Аспирин — за ней.

В гардеробе им помогли снять куртки. Швейцар за вежливостью прятал удивление: Аспирин и Алена представляли собой странную пару. А трио, если считать Мишутку, еще более необычное.

— Нам наверх, — сказала Алена, и Аспирин послушно двинулся к лестнице.

— Прошу прощения, наверху сегодня спецобслуживание — банкет…

Алена шла, не оглядываясь. На шее у нее болталась ставшая привычной подушечка.

— Простите, это одна минута, — сказал швейцару Аспирин. — Алена! Здесь занято…

— Я знаю, — она не замедлила шага. — Помоги мне, пожалуйста, открыть окно.

— Что?!

— Вот это, — они были уже на балконе. Алена взялась за ручку большого окна в пластиковой раме: за стеклом, совсем близко, светились фонари и текла вечерняя толпа. — А, погоди, оно легко открывается…

Окно в самом деле открылось — снаружи пахнуло весенним холодом. Алена раскрыла на полу футляр, подхватила скрипку, взяла смычок и прежде чем Аспирин успел ей помешать, скользнула в щель.

Ранец с Мишуткой застрял на секунду. Алена дернулась. Высвободилась. Уверенно ступила на карниз.

— Да ты что?

Она чуть повернула голову:

— Прощай, Лешка. Теперь я выведу его — или…

И, не договорив, она приставным шагом двинулась по карнизу. Ранец мешал ей — царапал застежками стекло.

— Заберите ребенка!

— Да что же это?!

— Прекратите немедленно!

Сразу несколько официантов и метрдотель собрались вокруг Аспирина, говоря одновременно и ничего не решаясь сделать. Балкон застеклен был глухими рамами, окна открывались только на торцах, справа и слева, и Алена, подумал Аспирин, знала об этом заранее.

Дойдя до центра балкона, Алена остановилась. Снизу на нее уже смотрели, уже показывали пальцами, не зная, что это — хулиганство или рекламный трюк.

Алена настраивала скрипку. Мишутка, по-прежнему упакованный в ранец, смотрел сквозь стекло на Аспирина, и Аспирин не мог понять выражение пластмассовых глаз.

— …Вы отец?

— Я? — спросил он удивленно. — Да… А что?

Метрдотель выругался длинно и очень нецензурно. Дамы в вечерних платьях, медленным потоком поднимавшиеся снизу, уставились на него с недоумением.

— Что здесь происходит?

— Немедленно уберите ребенка! — крикнул мужчина в черном костюме с золотым галстуком. — Вы что! А если она упадет?!

В этот момент Алена заиграла.

Все замолчали. Одновременно — все. И те, кто был в тот момент на балконе, и те, кто глядел снизу, с улицы. Мелодия началась с тихого отчетливого звука, заключившего слушателей в моментальный стоп-кадр. Вечерняя улица, девочка на карнизе — живая? Циркачка? Тень? Чугунные фонари справа и слева. Скрипка в руках девочки и улица под ее ногами. И — специально для Аспирина — плюшевая морда медвежонка, уткнувшегося носом в стекло.