Алёнушка для босса

– Удивилась?

– Очень, - честно подтверждаю я.
– Но ты вроде бы узнал меня гораздо раньше. Почему ничего не сказал мне?

– Я узнал тебя с первого взгляда, еще когда ты кинулась спасать от меня своего Ваньку, - Бояров пожимает плечами.
– Но когда понял, что остаюсь незнакомцем, решил изучить тебя с новой стороны. Хотел посмотреть, как ты будешь себя вести со своим боссом.

Я возмущенно поджимаю губы. Экспериментатор, блин!

– Насмотрелся?

– Нет, моя прелесть, - широко и совершенно несерьезно улыбается Бояров.
– На тебя я никогда не насмотрюсь.

Вот снова он за своe. Я тут пытаюсь нашу сложную ситуацию прояснить, а он дурака валяет.

– Василий Анд...

– Для тебя я просто Вася, - с нажимом перебивает Бояров, а затем провокационно добавляет: - Или ты намекаешь, что уже соскучилась по новому наказанию? Так я с радостью, только кивни.

Я закатываю глаза к потолку.

– Нет! И... ладно, проехали. Но, пожалуйста, объясни мне одну вещь. О каком четвертом разе ты говорил только что? Разве мы встречались где-то еще потом, после школы?

Усмешку с лица Боярова как ветром сдувает. Он как-то скептически смотрит на меня некоторое время, а потом произносит, медленно и весомо:

– Допустим, нашу встречу семь лет назад в твоем родном подъезде ты не помнишь... Ладно. А как насчет рок-клуба «СуРок», восьмого марта, четыре года назад? Это тебе ни о чем не говорит?

Я хмурюсь, стараясь оживить подходящие эпизоды упомянутого им времени. В голове что-то щелкает, но поймать тонкую ниточку ускользающих воспоминаний сложно, очень сложно.

Семь лет назад... в подъезде. Что тогда произошло? Как мы с Бояровым умудрились пересечься?

А вот восьмимартовский рок-концерт в клубе «СуРок», увы, мне не забыть. Очень конфликтная и смущающая там история со мной случилась... вот только роль Боярова в ней я совершенно не припоминаю!

– Интересно, - доносится до меня задумчивый голос Боярова, отвлекая от напряженных размышлений.
– Ты действительно не помнишь... А твой Красавин ни о чем не спрашивал тебя после клуба?

– Нет...

Теперь, после многозначительных комментариев Боярова я восстанавливаю некоторые моменты четырехлетней давности четче.

Перед мысленным взором всплывает кисло-смазливая физиономия Лeшки, который наутро и весь следующий день после клуба пребывал в отвратительном настроении. Но тогда я легко списала его поведение на последствия неумеренных возлияний. Это было так логично и понятно, ведь я сама очень плохо себя чувствовала, хотя ничего такого в больших количествах не употребляла. Но признаки отравления клубной едой и напитками были налицо. Сильно подташнивало, да и голова болела так, что весь день пришлось провести в постели.

Красавин вечером вышел ненадолго проветриться, а вернулся немного повеселевшим и даже начал посмеиваться. Мол, тебе, Алeнка, нельзя пить даже простой коктейль, если в нем сок хоть немного забродил...

А я тогда в ответ швырнула в него своей самой большой подушкой и попросила помолчать хотя бы несколько часов до утра, потому что от его громкого голоса голова раскалывалась еще сильней.

Неужели Красавин скрыл от меня тогда что-то важное?! Если это так... если он знал что-то про встречу с Бояровым - явно непростую, раз тот заявил о моем легком поведении!
– и умолчал... то Лeшка - просто гад!

– Нет, - повторяю резко и устремляю на Боярова, который пристально наблюдает за мной, решительный взгляд.
– Я ничего про тебя не помню. Что произошло в клубе?

К его чести, он по-прежнему сохраняет свою задумчивую серьезность, когда я задаю этот очень важный для меня вопрос. Более того, отвечает на него без эмоций, коротко и лаконично:

– Мы с тобой переспали.

Глава 12. Кризис и катарсис

Стою и смотрю на Боярова в шоке от услышанного. Как такое может быть, чтобы я переспала с ним и даже не заметила? Бред чистой воды. А может, он просто насмехается надо мной!

– Это шутка такая?
– вырывается у меня растерянное.
– Я не помню ничего такого с твоим участием... я не понимаю, как...

В висках начинает усиленно биться пульс, и дыхание у меня вдруг перехватывает то ли от волнения, то ли из-за того, что в этой комнате слишком душно. И в глазах как-то нехорошо потемнело.

– Тише-тише, расслабься, Алeн, ну чего ты так остро реагируешь...
– Бояров оказывается рядом так быстро, что я даже потереть пальцами собственные веки не успеваю, и притягивает меня к себе.
– Ну, не помнишь и не помнишь. Мало ли, чего и сколько ты употребляла в тот вечер? Мы же все люди и подвержены слабостям. Бывает.

Я вытягиваюсь в его объятиях напряженной струной. Сердце колотится, как ненормальное.

– Думаешь, я тогда наклюкалась до потери памяти? Как какая-нибудь глупенькая студентка?

– Ну да, - подтверждает Бояров, поглаживая меня по спине.
– А что мне еще думать? Ты была в трудной ситуации и не особо себя контролировала. Мне хотелось просто и откровенно поговорить после разборок, успокоить тебя и утешить, но всe пошло не по плану...
– Между нами повисает длинная пауза, и я чувствую на виске щекочущее прикосновение его губ.
– Я не смог устоять, когда ты была со мной такая инициативная, податливая и страстная...

– Господи... этого не может быть! Я не верю!
– слышу свой собственный беспомощный стон и зажмуриваюсь. От перенапряжения меня начинает мелко трясти.

У меня ведь действительно остались об упомянутом пикантном случае кое-какие отрывочные яркие воспоминания. Но я всегда была уверена, что ту сумасшедшую восхитительную близость мне подарил Красавин, и отметала любые сомнения... ведь именно после этого я решила, что хочу с ним жить и переехала к нему окончательно!

Правда, долго моё счастье не продлилось.

Как только Лeшка узнал про мою беременность, то с такой настойчивостью начал уговаривать избавиться от ребенка, что шокировал до ужаса. А розовые очки по его поводу слетели с меня в одну секунду. И разбились.

Встревоженный голос Боярова спрашивает над моей головой:

– Как ты себя чувствуешь? Ты вся дрожишь.

Он держит меня, не позволяя упасть. И приятные тихие интонации его голоса вспышкой воскрешают в моей памяти другое мгновение из прошлого, когда я...

...дрожала и выгибалась в сильных руках от умопомрачительного блаженства. Оно обрушивалось на меня словно волны цунами, одна за другой, и в конце концов я почувствовала себя единым целым со всем миром... а ещё с тем, кто прижимал меня к себе так властно, крепко, но вместе с тем удивительно бережно. И его шепот проникал в самую душу: