Альфа Центавра
Шрифт:
— Да, это кажется Спасские ворота? — спросила Кали, как особа, обладающая особенными качествами в отношении мужчин: при ней они сразу начинают раздеваться.
— Рипит ит, плиз! — рявкнул капитан, ибо с первого раза такого злого парня не взять.
— Я тебе говорю, скотинообразный осёл! — подошла и рявкнула ЩеКа:
— Это Никольские или Спасские Ворота.
— Я не понял? — спросил парень, — почему Ворота с большой буквы?
— Дамы обернулись, посмотрели на небо, и стало ясно, что про Ворота с большой буквы — Нигде Не написано.
— Это
— И я узнаю его, — сказала Кали, — это мой Васька.
— Васька! друг! — закричала и Артистка, — как ты здесь? А Амер-Нази и Пархоменко с веником стояли в пятидесяти метрах, так как боялись испортить всё дело. Сомневались, что по нарисованным на листке ватмана толи Спасскими, толи Никольским Воротами их пропустят в Кремль, а если и пропустят, то только в КПЗ.
— Кстати, спорим, — сказал Нази, повернувшись к Банщику лицом, к Кремлю задом, — что здесь есть КПЗ.
— Нет, не верю, просто отвезут в Районное отделение милиции.
— На что спорим?
— На Артистку.
— Да возьми ее так, бесплатно, предложи что-нибудь другое?
— Я больше ничего не хочу.
— Ты, дурак, Банщик, веришь, что она Инопланетянка, и по этом Воротам на бумаге нас пропустят в Кремль?
— Я не понимаю, почему бы нет?
— Как тебя зовут, ты говоришь, Пархоменко? Вот ты и порхаешь в небесах. И вообще, ты пива взял?
— Для бани? Естественно. Но думаю, нас не пустят в баню. Здесь не пустят, пойдем в Сандуны.
— Сандуны — это Кремлевская резиденция Под Прикрытием. Если пустят, то пойдем. Но нас не пустят, будем куковать в КПЗ.
— И да, — сказал Пархоменко, — если уж спорить, как вы настаиваете, то я согласен.
— На Артистку?
— На обеих.
— На обеих, — повторил Амер-Нази. — Зачем мне две?
— Мне надо, хочу обладать собственностью.
— Одной Артистки тебе мало?
— Она и так моя, по определению, — сказал Пархоменко, — хочу, чтобы была еще и Немоя.
— У тебя замашки Персидского Шаха.
— В случае чего… — Но тут им замахали руками Кали и Арт.
— Чего?
— Двигайте сюда!
— Щас идем-м!
— Так на что мы спорили, — давай определимся окончательно, — сказал Нази.
— Кстати, — перебил его Пархоменко, — Нази — это араб?
— Араб? — Бро приложил кончики пальцев ко лбу. — Хорошо, пусть будет по-твоему, тогда зови меня с сегодняшнего дня:
— Ксеркс.
— Не поймут.
— Кто?
— Наши люди, будут ассоциировать это имя со словом — Срать.
— Вот так? Ну, я вообще-то не араб, а араб, изменивший своему племени. Читал академика Панченко?
— Где? В бане? Нет.
— Так вот там написано, что человек, вышедший в степь Донецкую, тот молодой парень, которого в шахтах ждали все девушки, на самом деле есть не кто иной, как…
— Навозный Жук, — сказал Пархоменко, — я в курсе. Жители деревни, которую он покинул, чтобы выйти в степь на работу тяжкую, остались в большой обиде.
— Да, бывает называют даже обезьяной и свиньей, — сказал
Нази. И добавил: — Тогда давай пока замнем этот вопрос для ясности, и просто еще раз проинтонируем, на что мы спорим:— На дивизию, — сказал Пархоменко.
— Ты хотел этих дам.
— Только как приложение к мой личной дивизии.
— Как приложение? Еще какое-нибудь приложение тебе надо? Может еще Золотой Запас России хочешь?
— Я за него и буду биться.
— Откуда что берется только! — воскликнул Бро-Нази-Амер, — надеюсь это все?
— Только имя моей дивизии.
— Как? Вторая Ударная? — говори, а то мы уже пришли.
— Нет, просто: Летучий Голландец. Вот теперь пришли.
А Кали и Артистка уже уговорили Каракулевого капитана.
— Пропустит? — сразу шепнул Нази.
— Да ты что?! Согласился только посмотреть пароль, не пароль, а как это у вас на Земле?
— Пригласительный билет.
— Точно. Где он?
— Так у вас, наверное, я знаю?
— Да у меня, у меня он, сказал Пархоменко. И развернул ватман. Два охранника из будки бросились его отнимать.
— Брысь, брысь, — сказал Пархоменко, и устроил с ними драку, но проиграл, так как дрался только одной рукой, другая была занята футляром с ватманом.
А дамы знакомили каракулевого капитана с Бро. Они видели, что Пархоменко один дерется с двумя абармотами, как, между прочим, официально, хотя и только устно называли охранников Кремля, но думали:
— Еще успеется. Далее, почему Броня считает, что может дать Пархоменко всё то, что он просит.
— Дайте нам пройти, — сказал Бро-Нази, — я только поговорю с Ле, и выйду, — обратился он к капитану.
— Его сейчас нет.
— Как нет? — не понял Нази, и посмотрел на часы на Спасской Башне, — рабочее время.
— Он в командировке, работает его заместитель.
— Кто?
— Волхи.
— Кто это?
— Неизвестно, Ле встретил его случайно, охотясь на своих семи, как у — впрочем об этом в другой раз — гектарах за Белыми.
— Грибами? Я так и знал, что он большой любитель Белых.
— И вот вышел из лесу Кудесник, любимец Некоторых древних богов, заветов, так сказать, Прошлого Вестник.
— И?
— И Ле после непродолжительной беседы взял его на работу Прорицателем.
— Нельзя ли полюбопытствовать: какой был контрольный вопрос, на который ответил Волхв?
— Итс… щас вспомню. Кажется… кажется, он спросил про Инопланетян, что-то… а! Он спросил:
— Где они?
— И всё?
— Почти, если не считать ответа. Вы представляете, этот Волхв заявил, что Инопланетяне, этеньшен! Щас, — он приложил палец ко лбу, — они моются в Сандунах. А раньше мылись в Питербурхе. Ле очень удивился, сказал, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. — Почему?
— Нельзя всё время мыться, — был сакральный ответ. — Ибо:
— Неужели на Альфе Центавре, так грязно? — И сделал логичный вывод, что две инопланетянки — как минимум — застряли здесь, а не находятся на Югах.