Альфа и Омега. Книга 3

Мы с Йоном вошли в выделенную для нас комнату, и у меня неприятно засосало под ложечкой. Условия тут были, прямо скажем, спартанские — даже на фоне той комнаты в Доме, где я жила в прошлом ноябре. Полутораспальная кровать, на которой едва можно было разместиться вдвоем, металлические стол и табурет, стенной шкаф, чьи дверцы были почти неотличимы от дверей туалета по соседству, и крошечное прямоугольное зеркало в углу. Может быть, конечно, все дело было в отсутствии окон, но я почувствовала, что от тесноты сдавливающего меня со всех сторон пространства мне становится буквально нечем дышать. Сложно было поверить, что кто-то по своей воле согласился бы жить в таком месте день за днем, вовсе не поднимаясь на поверхность. В ту минуту я впервые усомнилась в своих первых радужных впечатлениях от Общества и его членов. Может быть, Йон был прав, и у этих ребят больше общего с сектой, чем с потенциальными спасителями мира. Впрочем, после стольких новостей и событий, в шестом часу утра, я уже не могла рассуждать здраво.

— Могу представить каково вам, — сочувственно проговорил Меркурио, все еще стоявший в дверях. — Такие новости, они… все ставят с ног на голову, да? Мне повезло, что я с самого начала знал правду. А вот Лотос тоже сперва не хотела верить, говорила, что я сумасшедший и что на полном серьезе допускать, что кто-то мог переписать историю целого мира в своих целях, это форменный бред. Но с правдой есть одна такая штука — как бы ты ее ни отрицал, как бы она ни была тебе неприятна или непонятна, она не изменится только в угоду твоим желаниям. Никто не ждет, что вы за пару часов откажетесь от того, во что верили всю жизнь. Просто… постарайтесь переварить то, что услышали. Для начала это уже неплохо.

— Ты всегда так говоришь новичкам, прежде чем запереть их в железной камере под землей? — сухо поинтересовался Йон, уже успевший к тому моменту как следует осмотреться.

— Никто вас не запирает, — проникновенно глядя на него, произнес тот. — Вот, я щелочку оставлю, идет? Но вообще на вашем месте я бы все-таки закрылся — скоро народ начнет подниматься, в коридоре станет шумно, а у закрытой двери звукоизоляция лучше. Но дело ваше. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — немного растерянно отозвалась я, и Меркурио, ободряюще улыбнувшись мне на прощание, ушел, оставив дверь, как и обещал, чуть приоткрытой.

Мы с Йоном долгое время молчали, глядя то ему вслед, то друг на друга. Сложно было поверить, что еще несколько часов назад мы сидели в люксовом пентхаусе в самом центре города и спорили о необходимости ехать посреди ночи смотреть фонтан просто потому, что я решила, будто разгадала главную городскую тайну. И ведь правда разгадала — на свою беду. Не стоит и говорить, что все последующие события воспринимались сейчас как некая скверная шутка — или фантасмагорический сон, что привиделся после бутылки дешевого шампанского. Меня переполняли эмоции, впечатления и разного рода мысли, которыми срочно требовалось с кем-то поделиться, но вот, судя по состоянию Йона, он был категорически не готов к моему восторженному и изобильному потоку сознания. В отличие от меня, весь день накануне он провел, занимаясь делами Джерома — изучая его бумаги и общаясь с разными и далеко не всегда обходительными и вежливыми личностями. Могу только представить, как он вымотался после всего.

— Давай спать? — тихо спросила я, что-то пересилив внутри себя. — Я сейчас все постелю, подожди немного.

— Да, хорошо, — рассеянно отозвался Йон, после чего подошел к двери, высунул голову в коридор и несколько раз звучно втянул ноздрями фильтрованный подземный воздух. — Хана, нам не стоит здесь задерживаться.

— Согласна, — не стала спорить я. — Но сейчас выбора все равно нет, так? Ты едва на ногах стоишь. А я даже примерно не представляю, в какой стороне теперь выход. Нам обоим нужно выспаться.

— Не думаю, что смогу уснуть здесь, — помотал головой он, а потом, противореча сам себе, прочувствованно широко зевнул. — Все это… все эти ребята… они больные на голову, понимаешь? Я понятия не имею, как они нашли это место и кто его построил изначально, но… Хана, нам нужно отсюда выбираться.

— Ты… даже мысли не допускаешь, что они могли… что эта история… — Я замялась, застыв с расправленной простыней в руках.

Альфа бросил на меня короткий и даже как будто слегка удивленный взгляд, словно не веря своим ушам. Что ж, чего я в самом деле ожидала? Он был воспитан священником, догматы Церкви о Великом Звере, живущем внутри нас, были основой его мировоззрения, и несмотря на все наши конфликты с церковниками, Йон никогда не сомневался в самой своей вере и в том, к чему она призывала и чему учила. По крайней мере, в том, что касается роли и месте каждого из нас, а также того, кем мы могли бы стать, приблизившись к Зверю внутри себя. А сейчас какая-то незнакомая женщина из подземного бункера заявила ему, что внутри него живет не великий дух, а проклятие, рожденное из крови и ярости.

Мне в этом смысле было проще. С самого детства, испытывая внутренний давящий трепет перед фигурами в белом, я старалась держать с представителями Церкви всю возможную дистанцию. Для меня главная идея их религии заключалась не в том, что я должна понять и познать саму себя и через это самопознание приблизиться к божеству, а в том, что мне следовало всю свою жизнь провести в пеленках и подгузниках, беспрекословно подчиняясь мужу и не имея собственного мнения. А версия Общества — будь она реальна или же выдумана больше, чем наполовину — снимала с меня эту обязанность, освобождала от гнета вины за все, что шло не так с нашей расой, и давала право выбора. Моя жизнь, по их словам, принадлежала только мне, и я не была обязана оправдываться за то, как я ее живу, ни перед кем — ни перед обществом, ни тем более перед рогатым богом на цветных витражах.

— Все будет хорошо, — убежденно проговорила я, закончив застилать постель и подойдя к Йону. — Я не думаю, что они навредят нам. Или что будут держать тут силой. Все прекрасно понимают, что, начни мы рассказывать о проклятии Зверя или Обществе Оймаха там наверху, никто не воспримет нас всерьез. Пойдем спать, Йон. Тебе нужно отдохнуть.

Продолжая мягко, но настойчиво оттягивать его назад, я в конце концов вынудила альфу с тяжелым вздохом отлепиться от двери и последовать за мной. Его тяжелое, ощутимо опирающееся на меня тело пахло усталостью, досадой и растерянностью, и я отлично знала, что сейчас происходит у него в голове. Йон жаждал действия — он испытывал мучительную потребность сделать что-то и не оставлять все так, как есть. Он боялся расслабиться и отпустить ситуацию, ведь в прошлом подобная небрежность не единожды выходила нам боком. Но в то же время он не мог противиться тому пусть и иллюзорному, но убаюкивающему чувству безопасности, что возникало у него рядом со мной. Мой запах, мое тело, мой голос — все это успокаивало его порывистую натуру, убеждая на каком-то подсознательном уровне, что все хорошо и волноваться не стоит. И он покорялся, неохотно, но непреодолимо, как кобра, зачарованная песней дудочника. Раздевшись и забравшись на постель, он положил голову мне на грудь, прикрыв глаза и слушая, как бьется мое сердце. Я перебирала его волосы, все еще чуть влажные после фонтана, гладила его плечи и мягко касалась губами его макушки. Скоро дыхание альфы выровнялось и стало глубже, а вот я еще какое-то время не могла уснуть, почему-то думая о почти наверняка не существовавшей женщине, которая семь дней и семь ночей сидела подле своего связанного заклинанием мужа, ощущая, как ее сила перетекает в него пылающими бело-золотыми бусинами света. Старые сказки, ставшие былью — или быль, превратившаяся в старую сказку? Что вообще можно было считать правдой, когда наутро любой сон кажется неотличимым от реальности?

Меня разбудили голоса. Меркурио оказался прав — приоткрытая дверь была не лучшим решением, ведь помимо накатывавших на нас волн шума я почти уверена, что видела пару хихикающих голов, не слишком деликатно заглядывавших внутрь. От недосыпа ломило в висках, в глаза как будто песка насыпали, а воспоминания обо всем, что произошло накануне, были настолько разрозненными и смазанными, что в первые несколько секунд я искренне не понимала, где нахожусь и почему мне не дают нормально поспать.

— Просто пристрели их, — сонно посоветовал Йон, не разлепляя глаз, и я почти невольно улыбнулась в ответ на его слова. Откинув тяжелое ватное одеяло — в убежище Общества было ощутимо холоднее, чем на поверхности, — я стянула со стола свое аккуратно свернутое платье, которое у меня ночью не хватило сил донести до шкафа, и снова его надела. Хотелось принять душ и сменить белье, но пока об этом мечтать не приходилось.

— Куда ты? — все так же не просыпаясь до конца, поинтересовался мой альфа.

— Пристрелить их, — шепотом отозвалась я, и он, удовлетворенно что-то промычав, отпустил меня.

Застегнув на ногах босоножки, я, стараясь ступать по возможности бесшумно, чтобы не тревожить Йона, подошла к двери и решительно ее закрыла, успев встретиться взглядом с кудрявым темненьким мальчишкой лет семи, который тут же расплылся в широкой щербатой улыбке. Неужели они действительно не выпускают отсюда детей до того, как тем исполнится девятнадцать? Сколько вообще пар тут живет? И они в самом деле все эти годы просто прятались под городом, скрывая… правду?

Вчера ночью, вдохновленная магией открывшегося фонтана, впечатленная рассказом и хорошо поставленным голосом Гвин, я была готова поверить во что угодно. С утра пораньше, более обстоятельно оглядевшись по сторонам, я скорее поддерживала Йона — бросаться в омут с головой не стоило. Но я согласна была дать этому месту шанс — как в свое время давала его Церкви, правда в итоге больно на этом обжегшись.

Сходив в туалет и умывшись, я проверила наши телефоны. Сеть тут, естественно, не ловила, и я решила выключить их, чтобы не тратить попусту заряд аккумулятора. Немного посидев рядом со спящим альфой, я так и не нашла в себе сил его разбудить. Поэтому, еще немного помаявшись от безделья, решила все-таки покинуть наше временное прибежище и разведать обстановку.