Альфа и Омега. Книга 3

— Твой отец счастлив здесь не потому, что он ушел из мира поверхности, — заметила я. — А потому, что нашел твою маму. Он ждал ее всю жизнь, и без нее все остальное просто не имело смысла. Он был бы счастлив с ней хоть в подземном бункере, хоть в королевском дворце. Ты… поймешь, о чем я говорю, когда вырастешь. И даже если его жизнь наверху не сложилась, это не значит, что ничья не сложится. У тебя своя судьба, и ты не обязан повторять путь своих родителей.

— Вы знаете, почему ушла Анни? — вдруг без перехода спросил Франко, и от такой прямолинейности я сперва даже немного сбилась с мысли.

— Она очень хочет иметь много детенышей, — наконец произнесла я, не скрывая печали в голосе. — Церковь обещала ей, что сможет это устроить, но, я думаю, они ей врут.

— Но вы же говорили, что мы можем доверять Церкви, — нахмурился он. — Гвин и мама считают, что вы… посеяли семена сомнения в голову Анни и именно поэтому она сделала то, что сделала. И поэтому же ушел Меркурио. Они поверили вам, а в итоге вы подвергли их опасности. Это правда?

— Это… сложно, — не стала упираться я, понимая, что не смогу в двух словах объяснить ребенку, почему некоторым священникам можно было верить, другим нет и что Меркурио и Анни приняли собственное решение, ответственность за которое несли сами. А потом сама сменила тему: — Франко, а почему ты не в школе? У вас тут разве нет уроков?

— Есть, — кивнул он. — Но сегодня их отменили из-за… того, что было ночью. Все взрослые вместе с Гвин обсуждают, что делать дальше, поэтому папа попросил меня вместо него приглядеть за нашим садом.

— И за мной, судя по всему, — добавила я.

— Я не думаю, что вы плохая и нарочно обманули Меркурио, госпожа Росс, — помолчав, произнес мальчик. — Но все очень встревожились из-за этого, и я тоже… тоже волнуюсь за него и за остальных, кто ушел. Там было много моих друзей. Я бы хотел, чтобы они вернулись. Я буду… скучать по ним.

— Я очень надеюсь, что ваша разлука будет недолгой, — искренне произнесла я, потрепав его по плечу. — Ну, куда теперь?

— Нужно потаскать мусор из кухни, но я даже не знаю, через какой выход его теперь будут выбрасывать, так что… — Он замялся. — Думаю, пока что мы можем просто пойти ко мне в комнату.

— У тебя уже есть своя комната? — уважительно уточнила я, когда мы вышли из теплицы и Франко накрепко закрыл ее за нашими спинами. — Я слышала, ее выделяют, только когда ты достигаешь расцвета, то есть у тебя появляется собственный запах.

Отчего-то мой вопрос его смутил, и мальчик ответил не сразу, неловко отведя взгляд:

— Это мама договорилась. Мне совсем недавно выделили, вы не думайте! Просто… были свободные места, вот и… — Он махнул рукой. — Чего им стоять пустыми, да? А нам уже тесно было втроем в одной комнате.

— Там и вдвоем… не слишком просторно, — вынуждена была признать я, вспомнив размеры тех клетушек, где ночевали оймахисты. — Я когда была маленькая, то жила в одной комнате с братом. И хотя мы с ним были очень дружны до… определенного момента, мне все равно всегда хотелось иметь собственное пространство. Так что я тебя очень понимаю.

— На что это похоже — иметь брата? — спросил Франко. Его голос эхом отдавался в пустом, облицованном металлом коридоре, отскакивая от стен и потолка, и мне на секунду вдруг показалось, что мы совершенно одни в этом подземном бункере — как на подводной лодке, потерявшей управление и всю команду. Ощущение было по-своему завораживающим, но больше все же жутковатым.

— Это как друг, который всегда с тобой, — ответила я на вопрос мальчика. — Вы с ним видитесь не только в школе или на игровой площадке, а буквально постоянно. И даже спите рядом. Это здорово, но только приходится всем делиться — и игрушками, и личным пространством, и родителями. И это не всегда здорово.

— Наверное… наверное, я могу понять, — подумав, кивнул он. — Я своих друзей тут тоже вижу каждый день, буквально с утра до ночи, пока мы не расходимся спать. Мы вместе учимся, вместе играем, вместе помогаем взрослым с работой. Можно сказать, они тоже мне как братья и сестры.

— Да, пожалуй, ты прав, — оценила его аналогию я. — И это вроде как здорово, но иногда надоедает, правда? То, что не можешь… перестать быть кому-то братом или сестрой потому, что он тебе надоел или тебе хочется завести новых друзей.

Франко вдруг смутился, как будто я случайно попала в самую точку, но мне не удалось развить тему, потому что в этот момент мы дошли до жилого отсека, и там нас перехватили караульные — я не была уверена, что те же самые, которых я видела утром или накануне, но такие же крупные, неприветливые и грозные. И когда они вежливо попросили меня следовать за ними, у меня не хватило духу ответить им что-то словами — я просто кивнула и позволила себя увести. Мне показалось, что Франко долго смотрел мне вслед, и мне было немного жаль, что мы не успели закончить наш разговор, потому что я была почти уверена, что смогу до него достучаться — хотя бы до него.

Судя по всему, собрание оймахистов только что закончилось, потому что от кабинета Гвин — того самого, за толстой железной дверью, где мы с ней встретились впервые — растекалась по разным коридорам крупная группа бестий, и некоторые из них, встретив меня, смотрели неодобрительно и даже что-то ворчали себе под нос, но я предпочитала не вслушиваться. Можно было себе представить, что Гвин им там наговорила за закрытыми дверями.

В уже знакомом мне кабинете на большом овальном столе по-прежнему лежала карта Восточного города с пометками, а от общей загроможденности пространства — всех этих стеллажей, ящиков, коробок и просто какого-то хлама по периметру и особенно по углам помещения — казалось, что мы оказались внутри чьей-то головы, переполненной мыслями, от которых никак не получается избавиться. Здесь было холоднее, чем даже в остальной части убежища — наверное, из-за включенной на полную вентиляции, фильтровавшей застоявшийся воздух.

Глядя на сидевшую во главе стола Гвин, я вдруг подумала о том, что она совершенно не меняется вне зависимости от времени, места и обстоятельств нашей встречи — как будто даже платье на ней все время одно и то же, не говоря уже о прическе и холодном, полном смутной сдерживаемой ярости выражении лица.

— Тебе интересно, что думаю остальные члены Общества о его поступке? — поинтересовалась омега, не отрывая расфокусированного взгляда от поверхности стола.

— Наверное, то, что ты заставила их думать, — пожала плечами я, выбрав один из отодвинутых после собрания стульев и опустившись на него. — Сам факт их побега дает мало пищи для размышлений, а вот нужная подача вызовет нужную реакцию. Поэтому нет, мне неинтересно.

Гвин подняла на меня глаза, и на этот раз мне почти без усилий удалось выдержать ее давящий колючий взгляд.

— Ты связывалась со своим альфой? — негромко поинтересовалась она.

— Да, — подтвердила я.

— Он приведет сюда Меркурио?

— Я не стану его об этом просить.

Глава Общества медленно и тяжело вздохнула, на несколько мгновений прикрыв глаза и как будто пытаясь найти в себе сил сдержаться от более бурной реакции.

— Хана, мне кажется, ты не вполне понимаешь, в какой ситуации сейчас находишься, — наконец проговорила она.