Альфред Нобель
Шрифт:
Чтобы привлечь средства, необходимые для строительства канала, Лессепс в своё время организовал нечто вроде лотереи: в каком году будут оплачены те или иные счета, определяли, полагаясь на случай. Поль Барб, кстати, тоже был причастен к должностным преступлениям руководителей строительства. Полмиллиона франков он получил только за то, что убедил Палату депутатов в необходимости создания этой лотереи. Кроме того, вместе со своими сотрудниками он занимался рискованными махинациями с нитроглицерином. И его риск «не оправдал себя». Это был настоящий крах.
Нобель, этот склонный к скрупулёзности бухгалтер, был не на шутку напуган этим делом. Он уже представлял себя окончательно скомпрометированным; он считал себя преступником и ожидал, когда его заключат в тюрьму.
Поль Барб был членом Палаты депутатов. Шарль де Фрейсине [33] , горный инженер, в прошлом — соратник Леона Гамбетты, а впоследствии — министр, на одном из заседаний Палаты стал расспрашивать Барба о его делах, а затем обвинил его в том, что он за крупную сумму продал Италии секрет баллистита.
Это было правдой, так как в 1889 году в Авел-лине, на родине Собреро, был построен завод по производству баллистита. А спустя некоторое время итальянское правительство за 500 тысяч лир приобрело у Нобеля право на производство бездымного пороха.
33
Шарль Луи де Сольс де Фрейсине (1828–1923) был сторонником Гамбетты. Во время войны он был членом правительства. Позже он стал сенатором, затем — министром общественных работ. Занимая этот пост, он работал, главным образом, над совершенствованием путей сообщения и реконструкцией портов. Кроме того, он занимал посты министра обороны и министра иностранных дел. Он не препятствовал назначению генерала Буланже, но никогда не был и его сторонником, а иногда даже проявлял себя как его противник. Принимал активное участие в реформе армии. В 1890 году он был принят во Французскую академию наук за труд «Война 1870–1871 годов». Наконец, он оставил очень интересные мемуары.
Обвинение, которое Фрейсине публично выдвинул против Барба, было очень серьёзным. Тем не менее, за ним ничего не последовало: в 1890 году Барб умер, и Нобель один на один остался со своими неприятностями.
Лихоимства Барба, несправедливые обвинения в предательстве, а ещё и законные обвинения в промышленном шпионаже и похищении военных секретов… Положение Нобеля становилось всё более невыносимым. В прессе началась кампания против него. Полиция провела в его лаборатории обыск и, естественно, перевернула там всё вверх дном. Можно думать, что такая бесцеремонность могла для ищеек закончиться плохо: во время обыска они переставляли разные флаконы и пробирки, в которых вполне могло оказаться какое-нибудь опасное вещество. Наконец, Нобеля лишили прав на ношение оружия и проведение экспериментов и заключили в тюрьму. Немного позже последовало закрытие завода в Онфлёре; кроме того, был наложен арест на склад баллистита.
Французское правительство нередко упрекали за такое не совсем любезное поведение. Конечно, здесь неуместно было бы защищать полицию, которая часто вела себя слишком бесцеремонно. Однако шпионаж в ту эпоху представлял реальную опасность, и потому Нобель, владевший заводом во вражеской Германии, вполне мог быть принят за тайного агента.
Несмотря на все угрозы и серьёзные обвинения, которые против него выдвигались, Нобель беспокоился лишь о финансовой стороне дела. В письме к своему племяннику Эммануэлю он так оценивал своё положение: «Моя жизнь в Париже теперь совсем не та, что прежде. Я на ножах — как с французскими властями, так и с большинством моих директоров, которых я вынужден уволить. Выкуп акций находящихся на грани разорения компаний — а это было мне необходимо для сосредоточения в моих руках контрольного пакета — стоил мне около 10 миллионов франков. Кроме того, я столкнулся с нечестными и несправедливыми судьями. И теперь я, наконец-таки, понял, что нет ничего более опасного, чем стоять во главе акционерного общества во Франции».
Финансовые неприятности продолжались. Однако «глицериновое дело» оказалось не таким ужасным, как предполагалось. Спекуляции Барба и его сообщников можно было пережить, а их последствия не были безнадёжными. Чтобы привлечь новые средства, без которых восстановить нанесённый урон было бы невозможно, Нобель прибег к выпуску облигаций. Кроме того, он заново сформировал совет директоров,
и в нём практически не было его бывших «сподвижников». Другими словами, он был вынужден стать деловым человеком, который работал аккуратно и с полной отдачей.Тем не менее, несчастья сваливались одно за другим, казалось, им не будет конца. Нобель продолжал сопротивляться. И он всё чаще сдавался, переживая приступы чувства полнейшей безнадёжности всех своих усилий. «Меня уже тошнит от всех этих историй со взрывчатыми веществами, — писал он. — Я непрестанно сталкиваюсь с катастрофами, ограничительными законами, с бюрократической волокитой, педантами и прочим отребьем. И это далеко не полный перечень преследующих меня бедствий. Я так мечтаю об отдыхе и о том, что когда-нибудь я наконец получу возможность посвятить все свои силы и всё своё время моим исследованиям. Но я хорошо осознаю нереальность моего желания, ибо каждый день приносит мне новую заботу… Больше всего мне хочется удалиться от дел, от любых дел. Для меня теперь просто мучительно добиваться мира в логове хищников… Нет причин, которые были бы способны заставить меня, никогда не занимавшегося коммерцией всерьёз и ненавидящего её всем сердцем, беспокоиться из-за каких-то там дел, тем более что я в них разбираюсь не лучше, чем человек, который свалился с Луны. Американские, шведские и норвежские общества успешно занимались своими делами, никогда не докучая мне, и я не понимаю, почему так же не могут поступать и остальные».
Атмосфера действительно становилась нездоровой. Административные препятствия и финансовые проблемы изматывали Нобеля. Он догадывался, что даже если он удалится от дел, беспокоить по этому поводу его никто не перестанет. Полиция и армейские спецслужбы, естественно, были настроены по отношению к нему крайне враждебно. Со дня на день тиски могли сжаться. Нобель отлично это понимал. Несмотря на все сожаления, несмотря на привязанность к дому на авеню Малакофф и любовь к своим лошадям и орхидеям, в Париже он больше не чувствовал себя ни комфортно, ни в безопасности.
И ему ничего не оставалось, кроме как покинуть свой любимый город после восемнадцати лет жизни в нем.
ГЛАВА 8
О дорогая Офелия, не даются мне эти размеры, Я не умею высчитывать мои вздохи.
Баллистит был причиной очень серьёзных проблем, с которыми Нобель столкнулся во Франции. Англия тоже не осталась в стороне. Ничто, впрочем, несчастий не предвещало: декрет, запрещавший использование динамита, был отменен, а шотландский завод работал на полную мощность.
В течение почти двенадцати лет Нобель и его прежний враг профессор Абель вели обширную переписку друг с другом, в которой они обсуждали волновавшие их технические вопросы. Несколько раз они даже встречались в Лондоне и Париже. Нобель был также знаком с близким другом профессора Абеля физиком Джеймсом Дьюаром [34] .
В 1888 году в Англии «в виду появления новых изобретений, и в особенности тех, которые предназначены для использования в условиях войны», была вновь созвана комиссия по взрывчатым веществам. Абель и Дьюар принимали участие в её деятельности, так как их компетентность в этом вопросе позволяла им определить, насколько выгодно производство баллистита и есть ли смысл в его использовании британской армией. Абель и Дьюар обратились к Нобелю с просьбой предоставить им все необходимые для экспертизы сведения.
34
Джеймс Дьюар (1842–1923) изучал высокие температуры и первым в 1898 году получил жидкий водород. Кроме того, он изобрёл сосуд с двойной стенкой, способный сохранять тепло, — сосуд Дьюара, в наши дни он известен как термос.
Нобель, который, естественно, был заинтересован в новом рынке сбыта, не заставил себя долго упрашивать. Он предоставил всё, что было нужно: технические сведения, образцы, сведения о производстве. Абель внимательно изучил материалы и пришёл к выводу, что баллистит нуждается в доработке. Причину этого он видел в том, что камфора испарялась слишком быстро. О результатах проделанной им работы он сообщил Нобелю, который в своей севранской лаборатории в то время проводил новую серию экспериментов, пытаясь воплотить в жизнь свою давнишнюю идею — заменить камфору ацетоном.