Алгоритм невозможного

Познать ее невозможно…

— Разве не тебе принадлежат слова: «невозможное невозможно»? — мягко сказал Преземш.

Не расслышав, старик продолжал шептать:

— Я… пытался… стать вровень с ней… И вот… чем… кончилось…

Его шепот становился все неразборчивей, он задыхался.

— Ты напрасно казнишь себя, — склонился к нему Седов.

Но ученый уже не услышал этих слов.

После похорон Абрагам пришел в опустевший кабинет друга с мыслью, что надо без промедления открыть здесь мемориал, пусть люди приобщатся к атмосфере высокого творчества, сохранят в памяти вещественное окружение

Великого Физика, так ярко отражающее его индивидуальность…

Но теперь Седова охватило сомнение. Павел всю жизнь был равнодушен к славе, чуждался популярности, ограждал свое «я» от бесцеремонного разглядывания. Как бы он отнесся к этой затее, не счел бы ее оскорбительной, не обозвал бы мемориал кунсткамерой? Ведь если рассудить,

Великий Физик не нуждается в увековечении, его уже увековечили сделанные им открытия.

«Вот меня наверняка забудут… — кольнула мозг горькая мысль. — И никакие мемориалы не спасли бы от забвения. Потому что не заслуживаю я того, чтобы обременять собой память поколений. Останусь строкой в энциклопедии, порядковым номером в длинном списке Преземшей…»

Седов долго еще ходил вдоль стеллажей, машинально трогал тисненные золотом фолианты. Утомившись, сел в кресло. Оно послушно завибрировало, слегка вытянулось, уютно облегло спину.

«Ему все равно, кто в нем сидит», — с неприязнью подумал Преземш.

Он попытался вообразить себя Великим Физиком, но так и не смог этого сделать. Машинально включил УМ. Ничто не изменилось. Не прояснился мозг, не снизошло вдохновение.

— Не желаешь меня признавать? — спросил Седов.

УМ не ответил…

Часть четвертая НАЧАЛО НАЧАЛ

В начале было Слово…

Все сущее Бог создал Словом,

и без Него, и вне Его, -

ничто из сущего не существует.

Евангелие Иоанна

1. Экипаж

В кабину доносился свист лазерных излучателей. Собственно, cвистели не сами излучатели, а генераторы накачки, возбуждаемые на звуковой частоте энергией ядерного распада. Зато гораздо более мощный шум газовой струи не был слышен: видимо, конструкторы не учли парадоксальную восприимчивость человеческого слуха и, подавив большие децибелы, пренебрегли малыми. А со временем приятный мелодический звук, вместо того, чтобы стать привычным, начал надоедать и действовать все более раздражающе.

Соль даже вспомнил рассказ Великого Физика о существовавшей когда-то в

Китае казни: на обритую голову осужденного капала вода, и эти, казалось бы, безобидные капельки постепенно доводили его до сумасшествия и мучительной гибели.

Великий Физик… Как он рвался в экспедицию и как тяжело переживал невозможность в ней участвовать…

Первые дни прошли в нервном напряжении. Интранавтов ожидали и перегрузки в подземном «полете», и невесомость в центре Земного шара, где силы тяготения уравновешивают друг друга. Им предстояло испытать и многомесячную изоляцию от общества, жизнь в замкнутом пространстве, без неба, солнца и звезд… Но ко всему этому они были морально готовы. Причина нервозности заключалась в другом. «Эффект бумеранга» — вот что лишало их душевного равновесия. Вдруг и на этот раз «Гея» непостижимым образом будет выброшена из земных недр?

Но прошла неделя, и ничего «нештатного» не произошло. И теперь, когда опасения не оправдались, интранавтов охватила эйфория: в их памяти зазвучали оркестры, приветственные речи и напутствия. Они заново испытали сложную смесь чувств, владевших ими в день старта — приподнятости, отрешенности от всего суетного, жертвенной щедрости…

Назавтра эти чувства уступили место тревожному ожиданию непредвиденного.

И вот снова рвущееся из груди ликование…

А потом начались будни, привычная до мелочей работа. И… тщательно скрываемая глухая тоска по дому. Вечерами интранавты передавали из рук в руки видеокристаллы с пейзажами Земли, не переставая удивляться: как можно было не замечать этого великолепия, не поддаваться волшебству земных ландшафтов?

Они заново знакомились друг с другом. Делились тем сокровенным, о чем никогда бы не рассказали в обычной обстановке. К ним как будто возвратилось детство, с его открытостью и жаждой общения.

Свободное время заполняли чтением, игрой в старинные «шарады», устраивали незлобливые розыгрыши. Бортврач Серж Вивьен, смуглый, худощавый, с независимым ершистым характером, обладатель баритона, который прапрадеды назвали бы бархатным, брал в руки непременную яхонт-гитару, перебирал струны, вслушиваясь в их звучание, затем начинал петь, — сначала негромко, но уже вскоре во всю мощь своего великолепного голоса. И двое других интранавтов зачарованно слушали.

Серж знал множество старых шансонов — непритязательных, с простенькой мелодией и наивными словами. Там, на Земле, они давно вышли из моды и не пользовались успехом у слушателей, которые отдавали должное голосу Вивьена, но не одобряли его «отсталых» музыкальных вкусов. Однако на борту «Геи» шансоны зазвучали по-новому. Они брали за душу именно своей безыскусственностью, близостью к изначальным человеческим ценностям, не замутненным изысками цивилизации.

Друзья иногда подпевали Сержу, вначале стесняясь своих далеко не певческих голосов, но уже вскоре — раскованно, с удивлявшим их самих упоением.

Право сформировать экипаж было предоставлено Солю. Он воспользовался им, не пренебрегая советами психологов. И подобрал себе в товарищи людей, совсем на него не похожих.

Серж Вивьен… Одновременно окончил с отличием медицинский факультет и консерваторию, но, к огорчению меломанов, успевших оценить его уникальный голос, отказался от оперной сцены, предпочтя скромную должность бортврача-астронавта лаврам любимца публики.

— Это правда, что ты сделал операцию на сердце во время полета? — поинтересовался Соль при первом знакомстве.

— Разве нельзя? — с нарочитым простодушием, скрывавшим вызов, в свою очередь, спросил Серж.

— И был первым, кто решился на такую операцию в космосе? Говорят, тебя даже внесли в книгу рекордов Гиннеса…

— Ну, внесли, — неохотно признался Вивьен.

— Я бы на твоем месте гордился, — сказал Соль. — Как-никак, книга эта издается уже много столетий. Так что ты вошел в историю!

— Как вошел, так и выйду…

Перед стартом корреспонденты выпытывали у Сержа, что привело его на

«Гею».

— Ни разу не бывал в центре Земли, — ответил тот. — Хочу подышать тамошним воздухом.

— И только?

— А разве этого мало?

— Но вы же врач! — не распознав иронии, возмутились корреспонденты.

— Буду счастлив, если в качестве такового окажусь не у дел!

Перси Перс, третий член экипажа, выглядел полной противопо-ложностью

Вивьена. Как многие люди, наделенные от природы богатырской силой, он был простодушен и застенчив. Розовое и гладкое младенческое лицо, большие спокойные руки, поросшие золотистыми волосками, льняная шевелюра редкой красоты и пышности…