Алхимик

— Вы сами растили Сару, мистер Уэнтуорт? — спросила Монти.

— Да, сам. Франсуаза умерла, когда дочке было всего три года. Она была фотожурналистом, часто ездила во Вьетнам. — Он налил чаю себе и сел с напряженной улыбкой. — Понимаете, Франсуаза делала фотографии для «Пари матч» и…

— Там она и погибла? — спросил Коннор. — На войне?

Он кивнул:

— Онабыла убита, а я— отравлен дефолиантом, который они называли «Оранжевым агентом». — Уэнтуорт помолчал. Его лицо напряглось, он продолжил: — Под выброс дефолианта попал целый журналистский корпус. По ошибке. Семьдесят процентов присутствовавших там репортеров сегодня скончались от рака. Мне приходится каждые полгода проходить обследование. Мне говорят, что моя судьба — это только вопрос времени.

Монти сочувственно посмотрела на него, не зная, что сказать.

— «Оранжевый агент»? — переспросил Коннор.

— Да. Или другая химия, почти такая же, как «Оранжевый агент». Как напалм, который убил мою жену, эта химия была произведена на одном из заводов «Бендикс Шер» в Соединенных Штатах.

Он нарушил молчание, наступившее за его словами, предложив пирожные. Монти их не хотела, но, чтобы не обидеть хозяина, взяла кусочек; Коннор же положил себе ломоть и стал с аппетитом его есть.

— Может, с вами все и обойдется, — сказал он. — Эта химия не обязательно поражает всех и каждого.

Уэнтуорт улыбнулся ему, но в этой улыбке чувствовался легкий след зависти — к молодости Коннора и его невинности, ко всей той жизни, которая лежит перед ним.

— Время. Вот что самое ценное для меня. Время, которое у меня осталось. Я боюсь не смерти. Я боюсь оставить незавершенным дело. Я… я часто думаю… — Он вдруг остановился и начал снова: — Вы проделали большой путь, и я должен перейти к делу. Как хорошо, что вы позвонили. У меня есть то, что вы должны увидеть.

Он поднялся и вышел из комнаты. Монти повернулась к Коннору и спросила, что он обо всем этом думает, но тот был глубоко погружен в свои мысли и не ответил ей.

Уэнтуорт вернулся, держа в руках папку. Он посмотрел сначала на Коннора, потом на Монти, после чего, приняв решение, протянул папку Монти. Она открыла ее и прочла название первого документа: «Конфиденциальное расследование случаев смерти рожениц».

Она подняла глаза, ожидая разъяснений.

— Правительство, — сказал он. — Оно занялось расследованием всех случаев смертей при родах. Бланки отчетности должны были заполнять гинекологи, акушеры, анестезиологи и патологоанатомы. Документы отсылались региональному эксперту, а затем шли в центральный офис министерства здравоохранения. — У Уэнтуорта был смущенный вид, но он не скрывал, что доволен собой. — Я получил данные на первых трех женщин, которые скончались после приема «Матернокса»… сведений о четвертой еще нет. И у меня есть алфавитный список женщин, которые за последние двенадцать месяцев в Британии умерли при родах… на тот случай, если у нас возникнет необходимость провести более широкое расследование.

— Как вам удалось его получить? — спросил Коннор.

Уэнтуорт неторопливо поднял указательный палец и, сдержанно улыбнувшись, коснулся им носа.

— Когда всю жизнь работаешь в газете, обзаводишься кое-какими связями.

Монти заметила в его голосе нотку гордости, которая, однако, мгновенно исчезла, как тень пролетевшей птицы. Она взялась за отчет патологоанатома о Саре Джонсон и просмотрела его. Большая часть была написана специфическим медицинским языком, но резюме было совершенно недвусмысленно:

«…Предлагается сохранить жидкостные фракции организма и образцы тканей для дальнейшего анализа, дабы исключить любую возможность случайной связи между острым прыщевидным псориазом, вирусным менингитом и циклопизмом».

Чувствуя прилив возбуждения, она обратилась к данным двух женщин. В каждом случае патологоанатом сделал одно и то же заключение. Ее возбуждение окрепло, и она показала комментарии врача Коннору.

— Кто-то в министерстве здравоохранения начнет искать связь, не так ли? — предположил он, наудачу листая досье. — Но им придется крепко поломать себе голову, чтобы установить связь с «Матерноксом».

— Разве что с «Досье Медичи», — проговорила Монти sotto voce, [24] только для Коннора.

— Пока еще, — сказал им Уэнтуорт, — ничто из этих материалов не привлекло внимания прессы. Я предполагал, что в статье о лекарствах против бесплодия сделаю многозначительный намек, но действовать тут надо очень осторожно: фармацевтическая индустрия болезненно относится к таким намекам и сразу же начинает сутяжничать.

Коннор прищурился:

— Пока я ничего не могу сделать.

24

Вполголоса (ит.).

— Мистер Уэнтуорт, — сказала Монти, — я думаю, вы слышали, что после нашей с вами последней встречи нам удалось кое-что выяснить.

— Да. Могу ли я из нашего краткого телефонного разговора сделать вывод, что у вас важные новости?

— Излишне говорить, что записывать ничего нельзя.

Монти рассказала о своем посещении мистера Кингсли, о чертежах здания Бендикс; затем Коннор свел воедино все данные, полученные от Чарли Роули, и содержание «Досье Медичи».

— Боже милостивый! Это потрясающе. — Уэнтуорт был так разгневан, что у него тряслись руки. — Испытания… люди, как морские свинки… меняется состав лекарства… — У него упал голос. Он повернулся к Коннору: — Вы думаете, вам понадобится две недели, чтобы идентифицировать эти ДНК?

— Примерно так.

— А у вас есть хоть какие-то гипотезы по этому поводу?

Коннор задумался.

— Ну, в ходе изучения, возможно, удастся установить какую-то связь с псориазом. Все четыре скончавшиеся женщины, включая и вашу дочь, страдали от сыпи, которая очень походила на острый прыщевидный псориаз. — Он посмотрел на Монти. — Нам довелось узнать, что несколько лет назад «Бендикс Шер» экспериментировал на добровольцах из числа своих сотрудников и у некоторых из них развилась сыпь типа псориаза. Мы могли бы установить дополнительную связь, не исчезни досье с результатами важных исследований по генам псориаза, которые проводил доктор Баннерман.

Коннор собрал пальцем с тарелки крошки печенья и лизнул палец.

— Все мы знаем, что у всемирного патента на «Матернокс» через три года кончается срок пользования. Если бы я отвечал за данный продукт, я попытался бы изменить его состав, чуть-чуть, еле заметно — но так, чтобы я смог снова запатентовать его. Если бы это оказалось невозможным, то я предпочел бы придать «Матерноксу» какую-нибудь дополнительную ценность, убеждая, что он куда лучше, чем любые его аналоги, генерики, имеющиеся на открытом рынке. — Глядя на Уэнтуорта, он многозначительно вскинул брови, а собеседник кивнул в знак понимания. — В данный момент я почти убежден, что компания экспериментировала с кое-какими важными для нее компонентами, включенными в формулу «Матернокса». Может быть, «Матернокс-2» не только давал возможность забеременеть бесплодным женщинам, но и к тому же содержал какую-то формулу, созданную генной инженерией. Скажем, такую, которая еще на стадии зародыша на корню уничтожала ряд специфических болезней, типа псориаза. — Он посмотрел на Уэнтуорта и Монти. У обоих был слегка ошеломленный вид.

— Коннор, ты серьезно считаешь, что они занимались именно этим? — спросила Монти.

— Конечно, такая возможность существует. Ты только подумай, каким потоком могут хлынуть деньги: мы гарантируем, что ваш ребенок никогда не заболеет такими детскими хворями, как свинка, ветряная оспа, корь.

— А Медичи? — встрепенувшись, напомнил Уэнтуорт, у которого слух оказался острее, чем предполагала Монти. — Что такое «Досье Медичи»?

— Это кодовое название.

— Неприятная семейка эти Медичи, — медленно кивнул пожилой человек. — Но необходима полная уверенность. С железными доказательствами. — Он было поднес ко рту свою чашку и брезгливо поставил ее обратно. — Чай совершенно холодный. Остыл, — смущенно сказал он, глядя куда-то вниз.