Алхимик

— Да, да, ненавижу! — И теперь в ее голосе была едва ли не исступленная ярость.

— Больше ненависти! А теперь чуть спокойнее. Направьте всю ненависть вашего тела, до последней капли на этот бокал. Ненавидьте его всем телом, всем сердцем!

Лицо Коринтии побагровело; все тело стало содрогаться.

— А теперь высвободите эту энергию!

В ответ раздался резкий звук; бокал у всех на глазах разлетелся в разные стороны, как маленькая бомба. Осколки стекла зазвенели о посуду, о серебряные столовые приборы. Лужица красного вина растеклась и мгновенно впиталась в льняную скатерть, вокруг ножки бокала, единственной части, оставшейся нетронутой.

Несколько секунд царило гробовое молчание. Коннор поймал взгляд хозяина; Роули был откровенно ошеломлен.

— Боже мой! — воскликнула подружка Роули и принялась сыпать соль на винное пятно.

Коринтия с пепельным лицом безмолвно смотрела на стол с таким выражением, словно увидела привидение.

— П-плесни на пятно немного белого вина — перестанет окрашиваться, — посоветовала женщина.

— Прости за бокал, — сказал Коннор. — Я за него рассчитаюсь.

Роули покачал головой:

— Не ты же разбил его. — Подрагивающими руками он снова взял сигару. — О, дьявольщина! Прямо мурашки бегут!

— У вас есть и другие фокусы? — спросила девушка справа.

— Никак ты и алхимию знаешь, Коннор? — с нервной улыбкой поинтересовался Роули. — Может, на бис превратишь какой-нибудь простой металл в золото? Или смешаешь магические зелья и сваришь панацею от всех болезней?

Коннор подмигнул ему.

— Этим займемся днем, — сказал он.

19

Барнет, Северный Лондон. 1946 год

— Клетка тебе нужна?

Дэниел Джадд помотал головой.

Торговец бесстрастным взглядом смерил маленького, аккуратно одетого мальчика, который прижимал локтем библиотечную книгу.

— Ты должен держать их в клетке. Они все грызут.

Дэниел Джадд снова помотал головой.

— Мне просто нужна коробка, чтобы отнести домой, — сказал он робким голосом, который был лишь чуть громче шепота.

— А у тебя дома есть клетка?

Мальчик покраснел и кивнул.

Торговец пожал плечами, залез под стойку и выложил на нее маленькую коробку из-под обуви. Пошарив вокруг, он нашел отвертку и пробил полдюжины дырок в крышке коробки. Снова смерил мальчика взглядом:

— Хочешь еще банку с кормом?

Мальчик кивнул и быстро посмотрел на дверь, опасаясь, что мимо пройдет мать. Он порылся в кармане, извлек оттуда бумажку в десять шиллингов, которые несколько дней назад ему дала тетя на дне рождения, когда ему исполнилось двенадцать лет. Мальчик протянул банкнот торговцу.

Звякнула касса, и продавец неохотно вернул ему девять шиллингов и один пенс сдачи, после чего подтолкнул коробку.

— Смотри, чтобы воды хватало.

Дэниел открыл дверь магазина, услышал, как громко звякнул колокольчик над ней, и, прежде чем вынырнуть наружу, посмотрел в оба конца шумной улицы. Когда за ним закрылась дверь, колокольчик снова звякнул. Мимо проехал автобус, черный «хиллман» и разносчик из булочной на велосипеде. Он засунул коробку под плащ и быстрым шагом, переходящим на бег, заторопился домой, пряча голову от плотной мороси конца августа и стараясь, чтобы его никто не заметил.

Он прошел под навесом железнодорожной эстакады, мимо разбомбленного дома, от которого остался только один фасад, и вышел на пригородную улочку с выщербленной булыжной мостовой, обсаженную деревьями. Он заметил, как из калитки появилась соседка миссис Корниш, приятельница матери, и перешел улицу, чтобы не встретиться с ней. Фургон громко посигналил ему, когда он появился у него перед носом.

Джимми Дайерс, парнишка, который жил через несколько домов выше по улице, неуверенно катился на самокате по тротуару и остановился, увидев Дэнни.

— Выйдешь днем поиграть? — спросил он.

— Не могу, я занят.

— Чем ты занимаешься?

— Да ничем особенным, — сказал Дэниел, покраснев.

— А что у тебя в коробке?

— Ничего.

— Дашь посмотреть?

Дэниел поплотнее запихнул ее под плащ.

— Это книга?

— Я должен спешить домой… мама ждет.

— Завтра выйдешь поиграть?

— Посмотрим. Если мне разрешат.

— Ты, видно, здорово боишься мамаши, да?

— И вовсе нет.

— Боишься, боишься!

— Нет.

— А все говорят, что да. Мой папа говорит, что твои родители психи.

Дэниел ускорил шаги и повернул налево на точно такую же улицу. Увидев свой дом, шестой справа, он остановился за стволом вяза. Сняв плащ, аккуратно обернул им коробку из-под обуви вместе с книгой и, сунув сверток под мышку, постарался проскользнуть незамеченным.

Дождь припустил сильнее, когда он пересекал дорогу, и он посмотрел на окно в эркере, пытаясь уловить какое-то движение за сетчатой портьерой. Он знал, когда он выходит из дома, мать часто смотрит ему вслед из этого же окна, проверяя, не совершит ли он какой-нибудь грех на улице.

Подойдя к низкой стенке, окружавшей клумбу, он первым делом убедился, что путь свободен, после чего перегнулся через стенку и спрятал книгу и коробку у основания густого куста роз «Старая Англия». Влажные лепестки скользнули ему по лицу, а шипы кольнули руки; он бегло вдохнул густой, тяжелый цветочный аромат, после чего поднялся и пошел дальше с плащом на руке. Открыв калитку, он по дорожке обогнул дом и подошел к боковой двери.

Открыв ее, он оказался в кухне. Мать стояла у стола, раскладывая тесто в формочки. Печь пирожные — это была ее еженедельная обязанность для утренних кофепитий церковного кружка; радио транслировало какой-то унылый скрипичный концерт. Она пристально посмотрела на него:

— Почему ты не надеваешь плащ?

— Я надевал его.

Она протянула руку и потрогала его рубашку. А затем неожиданно с силой ударила его по лицу:

— Лжец! Бог видит твое вранье, Дэниел, Бог все видит. Понимаешь?

Он понуро кивнул.

— Ты промок, глупый мальчишка! Иди и переоденься.

Он смотрел, как она возобновила свою работу, аккуратно заполняя зубчатые формочки на подносе и подбирая лишнее тесто. Еще пять подносов, сосчитал он. Ему хватит времени, если он поторопится.