Алхимик

Гаражная дверь закрылась с щелканьем и глухим металлическим гулом, а Монти направилась к невысокому крылечку у парадной двери, где вытащила из сумочки зажигалку и при свете язычка пламени вставила ключ в замочную скважину. Ночь была звездной и холодной, едва ли не морозной, ежась, подумала она.

Из темноты маленького холла на нее уставились две пары изумрудных глаз.

— Привет, ребята! — сказала она, бросая сумку на пол и опускаясь на колени, чтобы Уотсон и Крик, два ее сорванца тигровой окраски, могли подойти к ней — сначала осторожно, а потом все смелее; Уотсон ткнулся ей в руку. — Алиса оставила вас в темноте? Бедняжки!

Она включила свет и отметила, что все в полном порядке; «Мейл он санди», «Обсервер» и «Санди таймс» Алиса аккуратной стопкой сложила на столике в холле. Монти была пожирательницей новостей, постоянно просматривала страницы национальной и научной прессы в поисках информации, которая могла бы пригодиться ее отцу; что касается книг, в них она старалась как можно быстрее добраться до сути.

Она снова поежилась от холода, набросила пальто и пошла в кухню, полная благодарности уютному теплу, которым ее встретила печка «Ага». На автоответчике мигал красный огонек, так что она нажала клавишу прослушивания, успев убедиться, что в мисках у котов есть молоко и корм.

Первое послание было от ее подруги Анны Стерлинг: если Монти будет в четверг работать в Лондоне, пусть заедет на новую художественную выставку. Вторым была раздраженная тирада отца, который спрашивал, в какие дни на будущей неделе она будет в Лондоне и в какие — в их старой лаборатории. Отец всегда сварливо разговаривал с автоответчиком, словно сердился, что Монти нет на месте. Было и третье послание: от Уолтера Хоггина, который звонил поблагодарить Монти за восстановление на работе. Он сказал, что будет звонить снова.

Все еще сытая после позднего ланча, она решила ограничиться легким ужином и открыла холодильник посмотреть, что у нее есть. Она решила поджарить свою любимую грибную закуску и, поставив сковородку на конфорку, кинула на нее основательный кусок масла, которое почти сразу же начало шипеть.

Монти включила радио, уловила мелодию «Повсюду любовь», сквозную тему песен из «Четыре свадьбы и одни похороны», сделала звук погромче, после чего вернулась к раковине и начала чистить грибы. Коты терлись о ее ноги. Уже было пять минут восьмого; она знала, что в это время отец всегда смотрит научную программу «Равнодействие», так что до восьми звонить ему не имело смысла. Анне она тоже позвонит попозже, если у нее еще останутся силы. Или, в крайнем случае, завтра.

Она задумалась над тарелкой с грибами, только когда на ней остались четыре маленьких грибочка, испытывая тяжесть в желудке, решила, что поправляется на глазах. Вес растет, мрачно подумала она. Тебе скоро тридцать, и это конец — дорога под горку, а ты остаешься старой девой. Превратишься в толстую старую девицу в компании своих кошек.

Внезапно перед глазами возник образ того американского патентоведа, который зашел к ней в кабинет. Коннор Моллой. Мистер Гребаное Совершенство. Высок, строен, соблазнителен. Может, ей и показалось, но, похоже, он явно смотрел на нее с интересом. Пожав плечами, она отбросила эту мысль: у него был вид мужчины, который флиртует со всеми. Скорее всего, при нем какая-нибудь гламурная пустышка; вертлявые модельки — вот кто в его вкусе. Подобного рода симпатичные мужчины едва ли не раздражали ее, а он был именно таким.

Крик и Уотсон внезапно замерли и повернулись к дверям. Монти обеспокоенно посмотрела на них.

— В чем дело, ребята? — Она резко приглушила радио и прислушалась. Через несколько секунд она услышала слабое дребезжание дверного звонка, и ее кольнуло беспокойство: гости редко являлись сюда и практически никогда после наступления темноты.

Она вышла в холл и посмотрела в глазок, который по настоянию отца врезала в парадную дверь. Перед ней предстал искаженный облик лысоватого и, по всей видимости, застенчивого человека в дождевике. Он явно не соответствовал типу маньяка-убийцы, каким она его представляла, но Монти решила проявить осторожность и набросила цепочку, прежде чем приоткрыть дверь и выглянуть в проем.

За дверью стоял мужчина средних лет, и по его внешнему виду можно было сказать, что он знавал лучшие времена, да и сейчас еще не сошел с круга. Его пальто из ткани в елочку, хотя и поношенное, отличалось хорошим покроем, на ногах приличные туфли коричневой кожи. Его осанистая фигура напомнила ей кого-то из героев Диккенса, а печаль на лице неподдельно тронула Монти.

Он заговорил медленно и смущенно:

— Я… э-э-э… пытаюсь найти резиденцию мисс Баннерман.

Она оставила цепочку на месте, поскольку не видела и следа машины.

— Мисс Баннерман — это я. Простите, а кто вы такой?

— О, конечно, конечно. Прошу прощения. Сельская местность… вы совершенно справедливо опасаетесь незнакомцев… — Он порылся в кармане в поисках бумажника, извлек из него визитную карточку и просунул ее в щель.

«Губерт Уэнтуорт. Заместитель редактора отдела новостей», — прочитала она.

— Видите ли, моя дочь… — У него перехватило дыхание. — Ей довелось работать у вас… э-э-э… у вашего отца, в Лаборатории генетических исследований Баннермана, так, кажется?

— Дочь? — Монти не могла припомнить эту фамилию.

— Джонсон… это ее фамилия после замужества.

Монти просияла:

— Сара Джонсон? Да, конечно, Сара три года работала у нас бухгалтером. Ушла примерно шесть месяцев назад — она ждала ребенка. Как она? Кого она род… — Монти остановилась как вкопанная, увидев выражение его лица: казалось, за несколько секунд человек на глазах постарел лет на десять. На мгновение ей показалось, что он вот-вот потеряет сознание.

— Вы позволите мне войти? Благодарю вас. Всего на минуту. Я не задержу вас.

Он вошел походкой пожилого человека, хотя ему не могло быть больше чем около пятидесяти, подумала она.

— Прекрасно, — сказал он. — Какой красивый сельский дом. Всегда хотел иметь такой, но… э-э-э… Франсуаза… — Он опустил голову, словно стараясь успокоиться, что ему давалось с трудом.

— Разрешите взять ваше пальто?

Он заметил картину на стене. Простой сельский пейзаж: поле, амбар, одинокий дуб.

— Могу ли я узнать имя художника?

Монти покраснела.

— Это я.

Он внимательно уставился на нее:

— У вас талант… вы выставлялись?

— Боюсь, что нет. Я уже несколько лет не писала — нет времени.

— Да, время, этот вечный враг. — Он грустно улыбнулся.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить? Кофе, чай? Пиво?

— Был бы признателен просто за стакан воды. Я оставил машину в конце лужайки, что встретилась по пути, — не знал, удастся ли развернуться.

Она повесила пальто гостя и снова посмотрела на него. На нем был мятый серый фланелевый костюм, белая рубашка и зеленый галстук с каким-то неразборчивым логотипом в центре. Несколько прядей волос торчком стояли на макушке, словно одинокие сосны на обвеваемой ветром вершине.