Алхимия вечности

В отражении в окне я вижу, как уголки губ Шар опускаются. Мы редко обсуждаем Кира, даже в его отсутствие, и сейчас это её беспокоит. Однако она отвечает:

— Мне кажется, что всё же после что-то есть, — она опускает глаза и шепчет: — Иногда я надеюсь, что Джек всё ещё где-то там.

Я касаюсь её руки.

— Я тоже ищу мою маму.

Мы доедаем наши рожки в тишине под аккомпанемент электрического гула холодильников и болтовни девушки за прилавком, радостно смеющейся в телефон и не понимающей, что сейчас рядом с ней две настоящие убийцы. Внезапно Шарлотта указывает на что-то снаружи.

— Симус из Ирландии, 1878!

Я морщу лоб.

— Что? Та белка?

— Да! Он всегда откладывал еду. И его передние зубы были ненормальной длины, — говорит она вредно.

— Ты ужасна, — упрекаю я сквозь смех.

— Но ты все равно любишь меня, — она снова становится серьёзной. — Сера, я знаю, ты нервничаешь насчёт завтра. Но всё будет хорошо, обещаю.

В горле появляется комок, и я отворачиваюсь от неё из опасения выдать себя.

— Ты делала это миллион раз, — продолжает она. — Кир удостоверится, что твоё новое тело великолепно.

— Но разве ты не думаешь, что это неправильно? — напираю я. — Кто мы такие, чтобы решать, кому жить, а кому умирать?

— Мы такие, какие мы есть, Сера. Мы сделали свой выбор. Мне хотелось бы, чтобы все походили на нас.

Но она не произносит: «Мне хотелось бы, чтобы Джек походил на нас».

Было достаточно трудно заставить Кира сделать Шарлотту Воплощённой. Он никогда не принимал её брата.

— Мм, — всё, что я говорю, не желая спорить с Шарлоттой в нашу последнюю ночь. Не мне её судить.

— Пошли домой. Я настроена посмотреть «Пока ты спал» [8] .

— Хм, опять? — стонет Шарлотта.

— Да! Он мой любимый.

Я встаю на шатающиеся ноги и машу на прощание синеволосой девушке. Она настолько поглощена разговором, что даже не замечает, что мы уходим, пока колокольчик на шее коровы на двери не звенит.

— Возвращайтесь поскорее! — она кричит это каждый раз, когда уходит клиент.

Ветер на улице приносит намёк неопределённости, — запах, всегда связанный с невозможностью.

8

«Пока ты спал» — кинофильм, романтическая комедия режиссёра Джона Тёртелтауба 1995г.

— Ну, хорошо, — смягчается Шарлотта, перешагивая кучу упавших листьев. — Мы можем посмотреть «Пока ты спал». Но тогда как мы сможем посмотреть «Касабланку» [9] ?

— Мм, опять? — я дразню её. Она толкает меня локтём, и мы смеёмся. — Ты этого не знаешь, Шар. Возможно, Джек сейчас с нами.

Шарлотта приподнимает красную бровь и задумчиво улыбается.

— Возможно.

Мы идём назад домой. Я опираюсь на Шарлотту и хочу, чтобы эта ночь — и наша дружба — длилась вечно. Но меня устраивает жить одним моментом. Прожив шесть сотен лет, я, наконец, знаю, что лучше. Время не обмануть, никак. Всё — даже я — и однажды даже Шарлотта — должно закончиться.

9

«Касабланка» (англ. Casablanca) — голливудская романтическая кинодрама 1942 года, поставленная режиссёром Майклом Кёртисом с Хамфри Богартом и Ингрид Бергман в главных ролях.

Глава 3

Моя вечеринка была назначена на следующее утро, потому я просыпаюсь в пустом доме. Я плохо спала и как бы ни ворочалась — удобней не стало. Холодно-серое постельное бельё в идеале сочеталось с моей болезненно-бледной кожей, впрочем, и с выступающими под неправильным углом костями.

Я набрасываю мой белый махровый халат и иду через квартиру. Она построена в дизайне модерн, в нейтральных тонах, и я в совершенстве вписываюсь в интерьер. В кухне я нахожу наполненный кофейник. Рядом — моя кружка, около неё стоит ваза с единственным пурпурным цветком — Утренней красавицей [10] . Самое броское красками пятно во всей квартире. Свёрнутая записка подложена под блестящую серебром чайную ложку, резко схватив её, я читаю мелкий шрифт Шарлотты:

10

Утренняя красавица — ипомея — один из излюбленных символов японского искусства, в том числе традиционной поэзии хайку.

Доброе утро, С, я ушла с Амелией. Мальчики в клубе. Давай позже подготовимся вместе к вечеринке?

Шар.

Я наливаю себе кофе и делаю глоток, мысленно благодарю за тепло, проносящееся сквозь тело. Встаю перед зеркалом в нашей совместной с Киром ванной и, позволив одежде соскользнуть, без каких либо эмоций рассматриваю своё тело. Я слишком худая: рёбра торчат из боков, ключица отбрасывает мрачную тень на шею. Я выгляжу больной. Слабой. И всё же искривляю растрескавшиеся губы в улыбке. Если умирать, то отважно, — самый человечный поступок, совершённый мной за все шесть веков.

После душа я, надев свои любимые выцветшие зелёные брюки и расплывчатого цвета худи, бреду в библиотеку Кира. Она закрыта — никто не может войти туда без его разрешения, — но я знаю, где он прячет ключ.

Библиотека — это единственная неутончённая и несовременная комната в нашем доме. От пола до потолка тянутся книжные полки, охватывающие содержанием всё: от ручных коптских переплётов [11] до древних кожаных томов. Восточный ковёр в красных и бирюзовых тонах, лежащий на полу, — подарок из годовалой поездки в Иран. Комната пропахла ароматом старой бумаги, смешанным со слабым запахом мыла Кира, с нотками ветивера [12] и кедра.

11

Коптский переплёт — «ручной» блок.

12

Ветивер (лат.Chrysopogonzizanioides) — растение семейства Злаки, происходящее из Индии и культивируемое также в Китае, Японии, Бразилии, на Яве, Гаити и Реюньоне ради получаемого из его корней эфирного масла (Ветиверовое масло).

Это его коллекция, его столетние записи, и как бы Кир ни ценил человеческий прогресс и технологии, ничто не может заменить эти вечные и выдерживающие любые испытания тома. Они имеют почти магическую власть над Киром, и именно поэтому вход сюда запрещён. Мы берём всю библиотеку с собой при каждом переезде в другой город. Меня передёргивает от воспоминаний о неприятностях, которые вызвал этот багаж из Барбадоса в Нью-Амстердам. Как минимум один человек умер из-за этих книг.

Я пробегаю пальцами по корешкам, останавливаясь на нужном, и вытягиваю с полки тоненькую книгу. Она закрыта на замок на манер дневника. Не нужно читать — мне уже известно, что внутри: формула для создания эликсира. Кир — сын алхимика — узнал способ приготовления эликсира, развязывающего серебряную цепочку связи тела и души. Он носит флакон на цепочке на шее, не снимая. Только пара капель превращает смертного в одного из нас: в Воплощённого, душа которого отвязана от конкретного тела, живущего вечным похитителем чужих жизней. Мы нуждаемся в эликсире лишь однажды — во время изменения.

Возможно, в настоящее время Кир знает формулу наизусть, но есть шанс, надежда, что он её забудет: последнее изменение в Воплощённого было более ста лет назад. Этот шанс — всё, что мне нужно.

Я сажусь за его стол и вытаскиваю кремовый лист из канцтоваров.

Дорогой Кир.

Я любила тебя когда-то всем сердцем и жила в различных телах, потому что не могла находиться вдали от тебя. Но года меняют нас…и не в лучшую сторону. Каждая смерть — это ещё одна капля в море убийства нашей любви, и так раз за разом. Я не могу убивать другого, чтобы жить. Когда моё нынешнее тело умрёт, я умру вместе с ним.

До следующей жизни,

Серафина.

Вернувшись в свою комнату, я сворачиваю записку и ложу её в карман платья, которое собираюсь одеть на сегодняшнюю вечеринку. Всё готово. Открыть дверь и закрыть, я просто должна пройти через это.

Вечерний туман настолько густой, что я не вижу ничего дальше двадцати футов от меня. Уличные фонари, светящиеся янтарным в тумане, напоминают мне минералы в огне. Кир однажды очаровал меня этим цветным огнём, подарив вместо привычного букета цветов. Бледный порошок на его ладони — маленький ключ к оттенку пламени. Словно магия: маленькое пламя горит то красным, то фиолетовым, словно кошачьи глаза плещутся в темноте. Но это лишь наука — бура, хлорид меди, сульфат натрия. Теперь мне это известно.