Алитет уходит в горы
Шрифт:
– Конечно, туда нужно дать вельбот, - сказал Осипов.
– Да... Но дело там сложное. У той группы охотников есть свой вожак. Он родственник эскимосам с американских островов. Здоровый старик, кривой. Он лучший охотник. Зовут его "Сверху видящий человек". Старик с норовом. Всю заовражную группу держит в своих руках. Непререкаемый авторитет. Склонить его нелегко. А надо! Он большая опора для Алитета, - задумчиво сказал Лось.
– Я выеду туда, - сказал Осипов.
– Помогу Русакову.
– Агитацией заниматься? Занятие очень трудное. Мы с Андреем целый год занимались агитацией, а в это время
Осипов рассмеялся.
– Какой отпуск?
– Заняться только изучением языка. Чтобы через два месяца ты свободно говорил.
– Что ты, Никита Сергеевич! У меня и мозги-то уж не молодые. За два месяца, пожалуй, не одолею.
– Надо одолеть. Надо поставить перед собою такую задачу.
– Попробуем.
– Пробовать нам некогда. Надо выполнить. Без этого здесь нельзя работать.
– Хорошо, - не совсем уверенно сказал Осипов.
Вошел старик Ильич. Приветствуя его по-чукотски, Лось предложил ему стул. Старик сел, но сейчас же опустился на пол, скрестив под собой ноги.
– Лось, - важно сказал старик, - новости пришли. Пароход на севере, туда дальше, во льдах у мыса стоит. И дыму нет. Совсем остановился, на всю зиму.
– Пароход?!
– крайне удивленно, несколько растерянно переспросил Лось, сразу почувствовав личную ответственность за зимовку "Совета".
Лось насторожился. Эта новость о зазимовавшем пароходе его поразила. Он достал трубку и торопливо стал ее раскуривать. Словно боясь расспрашивать о пароходе, Лось сильно затянулся и, обращаясь к старику, спросил совсем о другом:
– А еще какие новости?
– Больше нет новостей.
– Ничего не слыхал об учителе, которого возил твой сын Эрмен?
– Нет, никаких слухов нет.
– А про милиционера?
– Больше нет никаких новостей.
Лось помрачнел и, обратившись к Осипову, сказал:
– Неприятная новость!
– А что такое?
– спросил Осипов.
– "Совет" затерло во льдах. На десять месяцев выведен пароход из строя. Это большая неудача, - вздохнув, сказал Лось.
– Весь Совторгфлот на Дальнем Востоке насчитывает всего лишь двенадцать кораблей. И вот один из этих пароходов я, уполномоченный ревкома, загнал во льды, чтобы поставить всего лишь одну маленькую школу в стойбище Энмакай. Правильно ли я поступил?
– задумавшись, спросил Лось.
– Трудно сказать, Никита Сергеевич.
– Я думаю, что поступил правильно. Большевики не могут подходить к таким вопросам по-торгашески. В этом суть нашей национальной политики... Ну что же, Ильич, спасибо за новости. Еще что услышишь, приходи... Закури на дорогу.
И все же Лось при воспоминании о пароходе чувствовал себя не очень хорошо. В душе он все еще не мог решить: правильно ли он поступил? Раздражало его и молчание радиостанции. Он накинул на себя кухлянку и пошел к радисту.
Увидев виноватую
улыбку на лице Молодцова, он догадался, что станция продолжает бездействовать.– Зря ты носишь такую хорошую фамилию!
– не сдержавшись, раздраженно сказал Лось.
– Сам замучился, Никита Сергеевич. Вся душа исстрадалась. Хоть в петлю полезай. Никак не удается наладить, - сказал Молодцов, и на глаза его навернулись слезы.
– Милый мой, как же ты ехал сюда? Ведь ты меня держишь без связи. Это же убийство! Работал ты по этому делу или нет?
Опустив голову, Молодцов молчал. Он и сам отлично понимал обстановку, в которой оказался, но чем больше старался, тем все больше и больше запутывался в новой для него радиоаппаратуре.
– В Петропавловске я хорошо работал и на приеме и на передаче. Поэтому и послали меня сюда. Но вот слабоват оказался в радиотехнике, оправдывался радист.
– Какой же идиот послал тебя? Ведь тут не пойдешь за помощью к соседу-дяде. Вот и будем сидеть, как суслики в норе. Ты мне по-честному скажи: сможешь ты наладить станцию или нет?
– Не знаю, Никита Сергеевич.
Лось, махнув рукой, молча вышел из радиостанции.
"Лучше бы совсем не было ее. Спокойней было бы", - подумал он.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Перелетные птицы покинули чукотскую землю, и лишь запоздалые стайки еще тянулись на юг. Вдоль всего берега стояли наносные ледовые поля, уходившие далеко за горизонт. Пришла хозяйка этого края - зима. Утро было тихое. Где-то выла собака.
И на белоснежной пелене земли, неба и моря вдруг во льдах показался дым, рассекавший длинной струей небесный купол. Все население стойбища всполошилось, люди бросились к берегу.
Лось, схватив длинную подзорную трубу, полез на крышу дома. Он навел трубу на дым и увидел пароход. Было хорошо видно, как он, борясь со льдами, пробивался к полынье. Порой он отступал и, с полного хода взбираясь корпусом на льды, давил и раздвигал их; он забивал ледовые якоря и отводил льдины в стороны, но они снова стремились сомкнуться.
Вокруг ревкома собралась толпа. Все с любопытством смотрели во льды.
– Какой-то ледокол!
– вдруг крикнул с крыши Лось.
Но вот ледокол пробился в полынью и стал быстро приближаться к стойбищу.
Лось рассмотрел название корабля.
– "Красный Октябрь"!
– закричал он.
– Бывший ледокол "Надежный".
"Красный Октябрь" продолжительно загудел, и эхо отдалось в горах.
Лось торопливо спустился с крыши, заложил собак в нарту и вместе с Эрменом помчался к кораблю. Нарта заныряла в торосах.
...Вдали от чукотских берегов, затерянный в Ледовитом океане, открытый русскими мореплавателями, остров. Врангеля привлек к себе внимание английского авантюриста: какой-то Уэлс высадился на нем со своими людьми. Вопреки всяким законам меджународного права они заняли остров.
Выполняя правительственное задание, экспедиция гидролога Давыдова сняла с Врангеля захватчиков и водрузила на острове советский флаг.
Теперь "Красный Октябрь" возвращался с острова Врангеля и в борьбе со льдами израсходовал все запасы угля. В топки котлов пошли вся деревянная обшивка корабля, манильский трос, мука, сахар и все, что могло гореть. Экипаж оказался в крайне тяжелом положении.