Алло, милиция? Часть 3

— Ставки сделаны! Ставки на этих четырёх участников больше не принимаются, — распорядитель бала поднёс к губам рацию: — Миша, давай!

Над пляжем пронёсся стон, когда на лёд водохранилища выкатился УАЗ-469 со снятым верхом и дверцами, но в самой внушительной броне и самыми длинными клыками впереди. Очевидный фаворит выдоил карманы автоболельщиков досуха. Егор, не отставая, тоже сунул КГБешную тысячу.

— УАЗик их всех расхреначит, — громко прокомментировал для невидимого слушателя.

В общем-то, кавалерия вполне могла уже появиться на поле боя. Но… поле было слишком широким. Подготовленные для битвы машины, не исключено — с кустарно шипованными покрышками, не задержать. Стало быть, не доказать, что криминальные гонки происходят на угнанных легковушках.

На месте Аркадия, имевшего право сказать в духе Остапа Бендера «командовать парадом буду я», Егор сделал бы незапланированную паузу и обождал, пока гоночные кары не превратятся в груды железа, на которых не удрать.

И водители приложили все усилия в нужном направлении.

Удары бортами практически не приносили ущерба, вызывая только оглушительный лязг стальных труб, гнущихся, но не ломающихся. Мастера, их варившего, с руками оторвал бы любой ЖЭК, водопроводчика от Бога…

Конкурсанты стремились влепить друг дружке стальными клыками, и вот это действительно было эффектно. Металл пробивал борта, корму, колёса, крушил фары.

Среди общего хаоса царил УАЗ. У него уцелели все четыре покрышки, а бивни разили с неумолимостью носорога. Он отъезжал задом, разгонялся, и горе тому, кто не успел убраться с пути… Пилот на «москвиче» всё же успел. Уродливый внедорожник промазал мимо него, вылетел на берег, прямо на зрителей, прыснувших в стороны, и грохнулся на бок, наскочив правым передним колесом на скамейку. Водитель выбрался, схватился руками за трубу, пробуя вернуть машину в прежнее положение, не справился, а Глеб отогнал зрителей, метнувшихся было на помощь: УАЗ выбыл из гонки.

Выиграл аутсайдер на «москвиче», пострадавшем на удивление скромно, будто сама судьба сжалилась над автомобилем: ты уже с конвейера сошёл убогим.

— Иес! Победа! — прокричал Егор. — Я на него косарь поставил! Гони мои бабки! Кто-то ещё ставил на этого гоблина? Нет? Всё бабло моё!

— Сейчас, — пообещал Глеб, пытаясь связаться с постами, рация выдала лишь неприятный рёв и свист. — Сука! Нашла, когда ломаться.

Из присутствующих только один человек знал, что означают помехи в радиосвязи: кто-то включил мощную глушилку, и несложно догадаться, кто именно. С рёвом моторов через дорожку между сосен на пляж выскочили два УАЗа, слепя фарами, включёнными на дальний свет, не галогенки, но достаточно ярко. Аркадий вопил в матюгальник в духе «лежать-бояться», и Егор первым выполнил его пожелание, уж очень не хотелось словить шальную пулю, если дойдёт до стрельбы.

Падая, на миг упустил из виду Василевича, ринувшегося к «москвичу» и прыгнувшему в салон как в воду с трамплина — прямо через проём заднего левого окна. Ноги остались торчать снаружи. Водитель-победитель словно ждал этого момента и даванул на газ. Машина понеслась налево, в сторону дамбы, за ней в погоню устремился УАЗ, безнадёжно отставая. Обе колесницы исчезли из поля зрения.

— Не можешь догнать? Стреляй! — разрывался Аркадий, оказавшийся в двух шагах от Егора, но не замечавший его. — Приём!

— Так уходит! Метров триста уже… Не попаду! Твою ма-а-ать…

— Что там? Приём.

— Плохо дело. Провалился под лёд около водосброса. Там, похоже, не замёрзло. Осторожно возвращаюсь. Приём.

А вот теперь матерился Аркадий. Заметив Егора, уныло бросил вполголоса:

— Лучше бы ты ему руку сломал, по привычке. Василевич — самый ценный для нас…

Оглядев окружение, лейтенант убедился, что никто не слышит их обмена любезностями, зрители шоу и водители забавлялись борьбой с гэбешниками, вчистую проигрывая состязание. Громилы вроде старшего опера ОБХСС среди гостей Василевича не затесалось.

— Слыш, подполковник, не всё потеряно. Пакуй меня и суй к задержанным. Большинство никогда не видело гада иначе как в очках и замотанного шарфом. Их надо колоть. Уйдут в несознанку — приводите опера похожего роста и телосложения, пусть изображает Глеба и советует тоже признаться.

— Предлагаешь фальсифицировать доказательства? Какой же ты мент! До мозга костей.

— Зато вы все — белые и пушистые, начиная с тридцать седьмого года. Слушай сюда. Доказательство — это запротоколированные показания. Берёшь самого рыхлого из папенькиных сынков, душишь его морально, а если не колется, приводишь как бы Глеба. Потом предлагаешь два варианта: протокол с отказом, протокол очной ставки — и в «американку», либо сразу признаёшь и вали домой плакаться папочке, пусть крутит телефон. У тебя останется одно и вполне процессуальное доказательство: подписанный собственноручно протокол с признанием. Все не малолетки, педагог не нужен. Адвокат на этой стадии не положен. Что у тебя по уголовному процессу, Аркадий? У меня трояк.

— У меня высшее техническое, — отмахнулся командующий парадом, сосредоточенно что-то обдумывающий во время длиннющего спича Егора. Затем гаркнул во весь голос: — А ну вставай, шпана!

Он показательно грубо запихал Егора в дебри УАЗа-буханки, с лязгом закрыв дверь.

Ждали не менее четверти часа, потом поехали в Минск.

— Этого… распорядителя гонок… поймали? — спросил кто-то из темноты буса.

— А даже если поймали, эта сука мне двадцать пять косых должна, — с вредностью в голосе прожужжал Егор. — Вы свои ставки просрали, я один ставил на «москвича».

— Похоже, мы просрали все и всё, — печально заметил парень чуть постарше, сидевший рядом. — Вот что, пацаны. Главное — не признаваться ни в чём и ничего не подписывать. Да, приехали посмотреть гонки. Кто знал, что они на ворованных тачках?

— Так в газетах писали. И даже по телеку бухтели, — возразил третий. — Весь Минск знает!

— А я — нет, — держался сосед. — Смотрю только программу «Время» и читаю только «Комсомольскую правду». Я в райкоме комсомола работаю. Мне недосуг слушать сплетни про всякий криминал. Глеба, что замотанный шарфом ходил, в сапогах-«луноходах», немного знаю. Пацан — кремень. Сын обычных торгашей, но связи у него — не чета моим. Потерпим несколько часов, подтянутся тяжёлые орудия. Гэбня утрётся, извинится и отпустит.

Закалённый, понял Егор. Его колоть в последнюю очередь, и то не факт, что поплывёт, даже когда остальные намотают сопли на кулак.

— Что за артиллерия? — спросил парень напротив. Голос у него был совсем юный, писклявый. Но, коль приехал за рулём, восемнадцать исполнилось. — Киселёв — не в счёт, он больной совсем, на краю могилы. Балуев — прямой ставленник Москвы, ему на всех ниже Киселёва болт положить.

Егор слышал фамилии Первого Секретаря ЦК КПБ и Председателя КГБ БССР, но, разумеется, не был в курсе их биографии, а также состояния здоровья. Писклявый сыпал другими именами-фамилиями начальства, заражая окружающих пессимизмом. Этот осведомлённый пацан чётко вывел: в нынешней ситуации партийно-советское начальство не вытащит их из застенков Госбезопасности. Кого-то одного, тихой сапой, куда ни шло. Но скандал с задержанием целой толпы «золотой молодёжи» наделает слишком много шороху, приливную волну пальцем не остановить.

— Ты прав, — согласился спокойный сосед. — Но есть и другая власть. Её не проигнорируют.

— Ну и кто у нас главный воровской авторитет в законе? — изобразил скепсис Егор.

— Я его только раз видел. Живет на Востоке. Выше среднего роста, сутулый. Кулаки с мою голову. Лет сорок пять, наверно, но глаза такие, что повидал лет за двести. Больше не скажу. Здоровее будем.

Нестроев… И что? «Бать Тереза» командует Сазоновым? Это даже не смешно.

Лейтенант перешёл в наступление.