Алло, милиция?

— Что ты делаешь? — зашипела она. — Бесстыжий!

— Чем выше любовь, тем ниже поцелуи. Это песня такая, ансамбля ВИА Гра, потом спою, а пока не мешай и расслабься.

Он заставил её убрать руки, защищающие последний бастион. Стесняешься? Ладно. Уж шаловливым пальцам, как в молодёжи в песне «Широка странная моя родная», везде у нас дорога.

Девушка схватила подушку и, выдернув её из-под головы, зажала себе лицо. Ослабленный подушкой, оттуда донёсся сладостный стон.

Не теряя ни секунды, чтоб не прервалось прекрасное, парень оказался сверху, после чего сорвал подушку и перехватил ахи-охи своими губами.

Все же самый сладкий поцелуй — не до и не после, а во время…

— В американских фильмах, где не вырезали самое интересное, после этого лежат на спине и курят.

— Для чего? — отдышавшаяся Настя запахнула халат и опёрлась на локоть.

— Для полного кайфа.

— Тебе мало кайфа? Давай повторим.

В голосе проскользнула лёгкая обида. Пришлось исправлять положение — объятиями и новыми поцелуями.

— Я не курю. И с тобой мне очень-очень хорошо. А идея повторить — вообще классная. Но вдруг кто-то всё же вернётся раньше и обзавидуется? Варя по доброте своей удушит ночью подушкой.

— Не удушит. Будет сама лежать и всхлипывать. У неё слёзы проливаются на раз. По любому поводу.

— А завтра девочки работают? Праздник же.

— Какой?

— С седьмого на восьмое января Рождество Христово, — словно спохватившись, Егор добавил: — Комсомольское.

— Комсомольское? Ты неисправим… И исправлять тебя не собираюсь, — её глаза задорно блестели в полумраке, освещённые только уличным фонарём через занавески. — Только учти, активист, я — западенка. Коляды у нас католические, они перед Новым годом. Narodzil sie B'og dziecina w Betlejem[1], — последнюю фразу она пропела. — Я — крещёная в костёле. А ты, идейный атеист, сам-то крещёный?

Вопрос застал врасплох. Московского Егора крестили в 2000-м году, а местного… Но, если так, душа важнее, куда бы она не вселилась.

— В православие. Но я ответственности не несу! Не мог же, упираясь младенческими ножками-ручками, орать: верю не в Бога, а только в бессмертное учение Маркса, Ленина, Сталина и Хрущёва, отстаньте, мракобесы поповские… Хотя — орал. Родители говорили, крикливый был. С младенчества готовился к комитету комсомола.

— Иногда я не понимаю, во что ты веришь, во что не веришь… У тебя через фразу — Ленин, Родина, партия, комсомол. И сплошные шуточки. Хоть что-нибудь воспринимаешь всерьёз?

— Тебя. И сейчас всерьёз за тебя возьмусь!

Он наплевал на осторожность и на возможный стук в дверь в любую секунду, исполнив угрозу. Потом начал собираться.

— Егор! Я узнаю, будут ли девочки завтра вечером.

— Узнай. Если не удастся уединиться, придумаем что-нибудь другое. Хочешь — пойдём на что-нибудь старое в клуб имени Дзержинского. Я посмотрел их расписание.

— Как скажешь, милый. Можно ещё в бар "Ромашка" на Машерова, 7, коктейли отведать. Но там очень дорогой вход — по три рубля с человека.

Он пообещал сводить и в "Ромашку", затем удалился, совершенно не подумав о том, какое впечатление произвело брошенное им «чем выше любовь, тем ниже поцелуи». Пусть как бы в шутку, чужой цитатой, мимоходом и не в виде признания прозвучало слово «любовь». Но оно было сказано. И заставило девушку кусать подушку перед тем как уснуть, даже когда пришли три остальные студентки.

У Егора все в полусерьёз. Легко переводится в шутку. Любовь тоже?

х х х

Инга прогревала автомобиль минут пять-шесть. За это время преодолела бы половину пути до "Вераса" пешком.

— Поднимешь капот — увидишь болтающийся провод, отсоединённый от электроклапана. Зайдёшь с левой стороны, — шептал Лёха, наблюдая за жертвой очередного коварства. — Как только прогреет мотор и двинет вперёд ручку обогащения топлива, мотор тут же заглохнет. С её небесным мастерством вождения ни в жизнь не догадается снова вытянуть подсос и доехать на обогащённом топливе.

— Колесо спущено? — ради очистки совести спросил Егор.

Соучастники стояли, пригнувшись, за мусорными баками и, наверно, напоминали забулдыг, вышедших поживиться в мусорке пустыми бутылками, чтобы сдать и на вырученные копейки купить пива, чтоб залить горящие трубы. На готового к уличному пик-апу неотразимого Алена Делона практикант не тянул совершенно.

— Утром запаска стояла. Наверно — заметила, попросила кого-то. Короче, втыкай провод — холостой ход вернётся. Ты же мальчик большой, втыкать умеешь?

Не дожидаясь, когда белые «Жигули» тронутся, Егор вышел из засады и решительным шагом пошлёпал к выезду из двора, не обернувшись на рычащее поволжское чудо техники. Время рассчитал верно.

Было слышно, как обороты снизились, мотор заглох. Включился стартер, он подхватил и снова заглох, подляна сработала. С упорством, достойным лучшего применения, секретарша ещё трижды запускала двигатель, стойко не желавший трудиться при отпущенной педали газа.

Вернувшись, он постучал в водительское стекло, оно немедленно опустилось.

— По-моему, у вас пропал холостой ход. Причина может быть очень простая.

— Вы в этом разбираетесь?

Барышня была гораздо эффектнее своего фото. Выбеленные прямые блондинистые волосы падали на воротник серой шубки из норки или какого-то другого недешёвого меха. Руль сжимали руки в ярко-красных перчатках. Глаза были полуприкрыты большими дымчатыми очками. Девушка приспустила их вниз. Взгляд был просящий — от такого мужчины готовы растаять и толкать руками заглохший «Жигуль» сколько надо, если не заведётся мотор. А ещё привлекал необычно низкий бархатный голос. Более зовущий, чем у миски-Татьяны.

— Не особо. Но у отца была такая же «шестёрка». Нужно проверить электроклапан холостого хода. Если не поможет — продуть жиклёр. Минутное дело. Откройте капот.

Тут он едва не попал впросак. Крышка капота открывалась вперёд, преграждая самый удобный доступ к двигателю. Оставался только сбоку.

От мотора шло тепло. Он был виден весь, в отличие от привычной «Хонды», где поверх агрегата лежала пластиковая плита, преграждавшая дорогу неумелым рукам. «Жигули» строились, исходя из другой философии: каждый — сам себе автослесарь. Если, конечно, достанешь запчасти.

Егор прицепил висящий провод с разъёмом к единственной свободной клемме, торчавшей из карбюратора слева, и, не опуская капот, открыл пассажирскую дверь.

— Пробуйте!

Как и следовало ожидать, мотор подхватил и больше не глох.

— Даже не знаю, как вас отблагодарить.

В интонации звучало: помог — спасибо, теперь вали своей дорогой.

Но сию секунду уехать она не могла из-за открытого капота, оставив возможность для заготовленной реплики.

— Не стоит благодарности. Вот только не подскажете поблизости нормальную комиссионку с приличными вещами? Испортил куртку, взял у друга это… для выгула собак.