Альманах «Истоки». Выпуск 13

Не молчите о том, что скрывают:Равнодушный опасен и глух!Как нас в жизни легко убивают –Говорите безжалостно вслух!

Оттого ли в 90-е, как с далёких и всё-таки увиденных вершин, раздавались призывные сигналы – острые по своей позиции названия его фильмов: «Так жить нельзя» 1990, «Вторжение» 1992, «Россия, которую мы потеряли» 1992, «Великая криминальная революция» 1994… Для такого популярного в стране режиссёра честность по отношению к обычным людям и печаль по утраченному (для кого-то отвоёванному и романтическому!) – это не просто съёмка новых фильмов, но и гражданский подвиг: горячий ответ художника на действия разрушителей страны, утративших чувство Родины. Может, не смиряясь с вседозволенностью денег и беспринципностью некоторых бывших «хозяев жизни», он чувствовал обиду за уходящих стариков – за своих покорителей горных вершин, которым не находилось достойного места в те, роковые 90-е… Ведь уважение к старшим – будь то актёрам или режиссёрам – не имели табеля о рангах и заслугах. Здесь проявилась и человеческая симпатия (Борис Андреев, Иван Переверзев…) и сердечная признательность за истинное могущество, воплощенное в таланте и личностном обаянии (Михаил Ульянов, Александр Кайдановский и др.), для этого восторга – нет возраста. Я думаю, в этой черте характера Говорухина кавказские традиции смыкались с купеческой старорусской значительностью в общении, дружбе и особенно в организации застолья. Здесь – труднее найти ему равных! Здесь, минуя века, властвовал дух предков и текла поэтическая речь… Ансамблевое коллективное рождение «кина» предполагает внутреннюю связь всех действующих лиц этого события. Да, изменилась страна, но осталась та же точка отсчёта… И заработал барометр времени. «Не согласен на меньшее», – слышится за озвученным текстом фильмов Станислава Сергеевича… И он спешит, как спортсмен – усиливающий нагрузку и удлиняющий для себя беговую дорожку – чтоб вовремя ответить как художник! Что может быть страшнее потери национальных истоков и величия нравственных побед?.. А в те годы – то, что держало в Великой Отечественной войне, оказалось на лобном месте истории. Говорухин-художник (в публичности и затворе) находит ВЕРТИКАЛЬ В ГОРИЗОНТАЛИ – предстояние незримого в непритязательной русской природе: тоскует о вершинах, скрытых в облаках и туманах средней полосы России, берёт краски, кисти, холст… Течёт другая жизнь! Не безветрие и безлюдье – одушевлённый покой лаконичного пейзажа, напоминающего близких людей: живущих или уже ушедших в белый саван России, успокаивающий землю после лета и яркой плачущей осени. Чеканная лента леса, одинокое дерево, след на снегу, морозное небо и негреющее солнце – всё так полнозвучно в слове и графично в изображении. Отсутствие полутонов, переходных состояний – прямолинейность высказывания – вероятно, и есть то самое мастерство, которое его живопись унаследовала от профессионального киномонтажа. Всё продумано, запоминается и откладывается в памяти. А вокруг – лес… заброшенный, униженный – поваленный ураганами и многолетней бесхозяйственностью. Лес мучается беспорядком: лежит и взывает о возрождении.

Не о том ли вдовы голосили,Не об этом плакала роса…Всё тебе на память о РоссииГоворят поэтов голоса.Память жжёт и ширится в охвате,Как пятно живое в диких льдах,И опять, печалясь об утрате,Мы живём в грядущих временах.Человек – мгновение природыИли суть познания её.Тыщи лет от поисков свободыМается и страждет Бытие.

Так ли и тишина, присутствующая на полотнах Говорухина – тишина после потрясения, после минувшей войны? Ведь мы живем среди упавшего леса, как среди павших воинов, а, значит, и уходящего народа?.. Над сломленными вековыми деревьями встает новая поросль, нуждающаяся в помощи – поросль и выжившие стволы, которые точно ворошиловские стрелки следят за редкими прохожими и ждут своего часа?.. Тема стрелка-защитника, в отчаянии осознавшего необходимость нападения – ещё один знак и путь к своей вершине («Ворошиловский стрелок» 1999). Надо защищать и защищаться! Поступок – выстрел – фильм… Это предупреждение и урок. А может ли художник молчать, когда сквозь всё его существо прошла ВЕРТИКАЛЬ? Когда, «обременённый государственной должностью» в штабе Владимира Владимировича Путина, Станислав Сергеевич оставался сами собой: не думая о сиюминутных выгодах – противостоял и отстаивал… Гораздо раньше – в назидательной форме прозвучала неотвратимость наказания в фильме «Десять негритят» 1987 года. предвиденье – от частного примера до общероссийского масштаба. Ведь главное возмездие внутри человека – возмездие, которого не миновать, как и «место встречи изменить нельзя», нельзя сойти со своей – пусть даже и опасной – тропы. В плотном едином кольце своих фильмов альпинистское восхождение Говорухина – предтеча и явление ВЕРТИКАЛИ, которой не изменило смелое сердце художника и сильного мужчины, знающего цену настоящей дружбы, любви, успеха в профессии и свободного выбора в творчестве. Кем он был и остался для зрителей, сотоварищей и друзей по жизни, для жены и родных? Если принимал и любил – то оставлял у себя, в своём мире и своём кино: чувствовал и ценил индивидуальность, красоту, стойкость характера. А ведь – и рисковал, и разбивался на вертолёте, и выживал – многое смог сделать! Как был одержим горами! Эта приверженность к вечному Кавказу проступала и в запоминающихся фразах героев его фильмов. Через простые слова о счастье гостеприимного свана до нас доходят мысли самого Станислава Сергеевича: как жить, чтобы найти своё счастье? – свои вершины на бескрайнем пространстве нашей страны? Живая душа художника искала диалог с людьми – прислушивалась, понимая, что «Конец прекрасной эпохи» (фильм 2015 года) не должен стать закатом российской судьбы. По стечению жизненных обстоятельств этот фильм был последним для Станислава Сергеевича Говорухина.

Иль для нас метафора России –Долгий путь сквозь вьюгу миража:Сквозь поля, леса, дожди косыеВ мир иной, где светится душа.

Уходим ли мы – люди? Или – растворяемся в других, чтобы доделать завещанное? Когда можно верить, то хочется повторять вслед за Жюль Верном, а, точнее, и вслед за героями фильма, снятого Говорухиным по роману «Дети Капитана Гранда»: «А мы – способны на большее»? По силам ли нам достучаться до совести, до ответственности за народы, живущие в XXI веке? Или тогда – зачем дана эта красота? И глоток чистой воды, и снежинка на стекле окна, и горы, ждущие нас впереди, и покров, спасающий землю – всё светлое, что есть и будет с нами во веки веков?.. Невольно, даже не вступая в доверительную беседу, мы становимся соучастниками тихой и величавой исповеди художника о неброских окрестностях Москвы, о живописных полях, очеловеченных бедами и войнами – ещё не везде застроенными «успешными» нашими современниками. Там – тишина иногда владеет временем, приучая каждого к тому, что наедине с самим собой мы близки к Вечному и постепенно становимся слухом и оружием своей земли… Эти ощущения нахлынули на меня будто ласкающее дыхание весны, осторожное мерцание спящих в белом покое остроконечных гор. И в сущности: для чего пишутся картины, если скорость наших эмоций уже не подчиняется размеренному течению жизни? Мы торопимся, чтобы успеть то, что надо сделать сейчас и не забыть довести до конца завтра. Может быть, поколение 90-х тоже способно на большее? И говорухинская оценка молодёжи: «Я их ненавижу…» – боль за страну, пережившую перелом веков и оплакивающую своих детей? А что, если этот протест всё же и ступень к прощению? Ведь от ненависти до любви один шаг – шаг над пропастью, через ущелье – шаг к Свету! Оттого, спускаясь с гор, мы становимся другими людьми! – Единожды создав великое кино, рассказ, стихотворение и даже маленькое полотно – получаем пропуск в иное измерение жизни и уже живём по законам ВЕРТИКАЛИ. А голуби, обитающие в наших дворах и встречающие туристов на вокзалах, с привычным курлыканьем, шумно похлопывая крыльями, собираются в стаи, приземляются и взлетают… а потом, как на последних кадрах фильма «Вертикаль», растворяются в московском небе, чтобы вернуться снова.

7 сентября 2019 года

Поэзия

Евгения Славороссова

Из книги «Роза ветров»

В южном городе

Целовались постоянно,Пререкались независимо,Было весело и пьяно,Зло и нежно и пьяниссимо.В южном городе проветренном,В марте, зябнущем от холода,Было счастливо и ветрено,Ах, как было глупо-молодо!Ветер яростно пролистывалКрону смуглого платана.Я смеялась, ты насвистывалИтальянца Челентано.Мы острили непочтительно,Словно южные пижоны.Было рядом так мучительно,Так легко и напряжённо.Ветер дул, но, как положено,Цвёл на ветках нежный иней.А бензин в воде встревоженнойРаспускал свой хвост павлиний.Обольщать весны профессия…Что прошло и что осталось?Как с тобой мне было весело!Я до слёз нахохоталась.

«Бегут буруны к маяку…»

Бегут буруны к маяку,О щёки ветер трётся колко,И лодка, лежа на боку,Спит возле старого посёлка.Прибой сердитый и рябой,Дома заброшенные эти,И, взявшись за руки с тобой,Мы мчимся по песку, как дети.И горизонт дрожит вдали,И тени две на сером фоне,Как будто мы с тобой вошлиВ знакомый фильм Антониони.И мы смеёмся и бежимС тобой по режиссёрской воле.И этот бег неудержим,И больше жизни наши роли.И крупным планом два лица –Любви отчаянная гонка.И всё равно. И нет конца.И мы с тобой.…И рвётся плёнка.

Из книги «Летающий город»

А.К.

Как поведаю об этом?Не велик, не мал,Но меня тревожным летомОбнинск обнимал.«Где погибель? Где спасенье?» –Каждый вопрошал.Но меня в тоске осеннейОбнинск утешал.Ведь даётся нам по вере –Взлёт или провал…Но не зря сердца и двериОбнинск открывал.

Памяти физика Бориса Кебадзе

Летят на Олимп иль спускаются в Лимб,Оставив всё лучшее людям.А мы средь цветущих каштанов и липИх помним и плачем, и любим.В поношенных куртках своих и пальтоВершили вселенские судьбы.Ушли налегке они в вечность, затоНе как беспощадные судьи.Стремились уменьшить всемирное зло,Испытаны счастьем и болью.И грустно теперь на душе, и светлоНа долгом пути к Передолью. [1]

1

Кладбище в Обнинске.

«Вдоль сквера Жолио-Кюри…»

Вдоль сквера Жолио-КюриМы шли с тобой, рука в руке,И зажигались фонари,Как цепь алмазов вдалеке.И отступал морозный мрак,И волновал манящий свет…Казалось нам, что будет такВсё длиться до скончанья лет.И нежность связывала насОгнём, мерцающим внутри,В безлюдный сумеречный часУ сквера Жолио-Кюри.

«Посетить неожиданно Белкино…»

Посетить неожиданно БелкиноВ сентябре мы, конечно, не прочь,Перечитывать «Повести Белкина»И Свиридова слушать всю ночь,И вдыхать вместе с сонными липамиОпьяняющий дух стариныВ парке, выстланном вздохами, всхлипами,Над прудами густой тишины.

«В этом городе зарницы и закаты…»

В этом городе зарницы и закатыНаблюдаю я который день подряд –Звёзды, тучи и громовые раскаты –«Это космос», – как подростки говорят.Словно выплеснул художник эпатажныйБанку краски и размазал по холсту…Ливни, зной и небоскрёб многоэтажный,Грозным крейсером плывущий в темноту.

«О, эта обнинская осень…»

О, эта обнинская осень,Рысиный, пламенный окрас…Покоя у Судьбы попросим?А воля? Воля есть у нас.О, эта огненная осень,Рассыплет краски задарма.Мы только взгляд последний бросим…А у дверей уже зима.

Пир во время…

Кто нынче пирует на троне –Чума или Вирус в короне?Чего не хватает в картине?Сегодня весь мир в карантине.Кричат карнавальные краски –На лицах защитные маски,Опять содрогаются царства,От этого нету лекарства.Мы все в неизвестность несёмся…Но только любовью спасёмся.

* * *

Закоулки, переулки,Полуночные прогулки,Ни отрады, ни парадаВ круговерти маскарада.Разрываются все связи…О, весна в противогазе!В изумленье дождик замер…Взгляд стеклянный скрытых камер,Чуток тайный соглядатай.Май. Две тысячи двадцатый.