На ковре перед свечами остался один Голиков… под свист флейты всё звучали вирши царевны про олимпийских богов… И плыла, плыла перед глазами нагая богиня на дельфине с чашей, полной соблазна…
Взятием в плен генерала Горна в сражении при Нарве Алексей Толстой обрывает роман.
Чем завершилась жизнь Петра? Как взошла на престол Екатерина? Почему бывший сподвижник Петра, опальный князь Александр Меншиков, отправился с семьёй в Берёзово? – об этом автор не пишет.
Грандиозная фигура Петра!
Красуйся, град Петров, и стойНеколебимо, как Россия!..
2022
Книга в альманахе
Евгения Славороссова
«Примавера». Рисунок Алексея Кебадзе
Фамильные драгоценности
Памяти родителей
«Мальчик
из Петрограда…»
Мальчик из Петрограда,Девочка из Пятигорска,Им обязательно надоВстретиться. Это упорствоМы называем Судьбою.Ценны усилия эти…Чтобы ценою любоюЯ появилась на свете.
«Меня крестил в купли ледяной…»
Меня крестил в купли ледянойСвященник старый в церкви захолустной.Метель кружила вихри надо мной,Терзая песней, жалобной и грустной.И мама меня по полю везлаНа санках, и скрипели в такт полозья.И душу охраняла ото злаЗвезда, что просияла на морозе.Кто был зимой российскою крещён,Её морозом, вьюгою и снегом,Тот, может, будет Господом прощёнИ пощажён косматым звёздным небом.Ведь нету ей конца, как ни гляди,Стране моей, страдающей и бедной,Что в холод согревает на грудиПод белым снегом детский крестик медный.
«Звала меня ты нежно: «Детка»…»
Звала меня ты нежно: «Детка»,Но это больше, чем родство,Ведь я твой отпрыск верный, ветка,Побег от корня твоего.Душа, не умещаясь в тело,Дерзала, мучилась, росла…Такая я, как ты хотела,И быть иной я не могла.
Мать и дочь
Когда слезами льются ливни,Никто не может нам помочь.Но нету связи неразрывней,Чем эта связка – мать и дочь.Мы – бесконечной цепи звенья,Мы из неё не рвёмся прочь.И в эстафету вдохновеньяВступают смело мать и дочь.Твоё живое продолженье,Как в бурной юности – точь-в-точь.О, это вечное движеньеК далёкой цели – мать и дочь.Ведь в дочки-матери играя,Мы боль не в силах превозмочь.Но встретятся в воротах раяОднажды снова мать и дочь.
«Как родилась я в Марьиной роще…»
Как родилась я в Марьиной роще,В каменной чаще Москвы,Так до сих пор быть настырней и прощеНе научилась, увы.Вот и живу уроженкой окраин,Вечно стою на краю.Ведь, как умеем, мы выбираемВ жизни дорогу свою,Эту тропинку в дебрях житейских,Где заблудились давно,Где отразится в струях ЛетейскихСтранное наше кино.Лес порубили – щепки летели,Всё завалил бурелом.Марьина роща, улицы те ли,Цел ли тот дом за углом?Эх, глухомань нашей гордой столицы,Выросшей в сердце лесов,Что отразилась тенью на лицах,Эхом во тьме голосов.
«В сердце предместий, в раме окраин…»
В сердце предместий, в раме окраин,С неба кроплённая градом и граем,В Марьиной роще, где МарианнойЯ рождена – непокорной и странной.Так, пребывая меж адом и раем,Мы за мгновение жизни сгораем.В свет и тепло превращается пламя,Рея невидимым нимбом над нами,Звук всё невнятней, а жизнь непонятней.Голубь возносится над голубятней,И в наступающем мартовском мракеГромко бродячие лают собаки.Так в лабиринте тревожных окраинЖизнь проживаем мы и умираем.Впишет статистик огромные числа,Но не постичь нам их тайного смысла,Смысла, что движет душой и рукоюИ не даёт ни минуты покоя,Грозно толкая к любви или
к мести —В раме окраин, в сердце предместий.
Портреты предков
Жизнь не щадит никого и нисколько,Душу мне мучит давнишнею болью —Гордой графинечке, беленькой полькеВыпало тлеть на цыганских угольях.Жизнь устанавливать любит порядки.Горше отравы иная отрада.Ссыльной изгнаннице, аристократкеВздрагивать в цепких руках конокрада.Лёгкой мазурки прощальная нотаТоньше, чем трещина в тяжести свода.Но под пятою железного гнётаБродит кибиток босая свобода.Жизнь – режиссёр волевой и жестокий.Только не зря постигаю отнынеЭти – в душе моей тёмной истокиВоли цыганской и польской гордыни.Пусть не уйти от бесплодных попыток,Ведь суждены нам столицы и веси.В смутной душе ощущаю избытокЛени цыганской и шляхетской спеси.Судьбы – в подброшенной к небу монете,Решка с орлом в нескончаемом споре.Жизнь объяснит мне премудрый генетик,Век растолкует суровый историк.Спорить не смею – учёные правы.Только не вышло со мной ни черта бы,Если б в высокую душу ВаршавыВдруг не ворвался оборванный табор;Если б не выслали вора за кражу;Если б мелодия бального танца,Вспыхнув, как трут, в фортепьянном пассаже,Не превратилась бы в песню повстанца;Если б во тьме, у земного предела,В дикой Сибири, под вой ураганаПольки прохладное бледное телоНе было брошено в пекло цыгана.
Фамилия
Благодаря своей фамилииИскать мне славы ни к чему.Летят воздушные флотилииПо небесам сквозь свет и тьму.Ведут их лётчики забытые,Что навсегда ушли с земли.Сквозь самолёты их разбитыеДавно ромашки проросли.Но не собьются стаи лёгкиеИ невесомые, как сны.А воздух наполняет лёгкие,И слышен голос тишины.От нашей славы и бесславияОни свободны навсегда.Томов стираются заглавия,Но в вышине горит звезда.Окликнуть их уже не в силе я —Не различаю ничего…Осталась в паспорте фамилияОт славы предка моего.
Авиатор
Харитону Славороссову
Мой незнакомый дед,Мой предок легендарный,Завидую судьбеТвоей неблагодарной.Не отыскать морщинНа пожелтелом фото.О, лучший из мужчин,Икар – дитя полёта.
Это было так: ты, упрямо хмурясь, подходил к своей машине – «этажерке».
И ахала толпа,Крестился люд, толкуя…И капал пот со лба,И рвался крик, ликуя!Бесстрашный ангел мойВ бензине и мазуте,От пошлости земнойТы поднялся до сути.
Великий гонщик. Сумасшедший велосипедист. Скорость, скорость…
«Какой же русский не любит быстрой езды…»
Новый век набирает скорость. Всё быстрее, быстрее…
Молитву сотвориЗа дерзостного брата.Живой метеорит,Душа огнем объята.Падучая звезда,О чём тебе молиться?В день Страшного суда —Сгореть или разбиться?
Космонавты начала века, не отделенные броней от стихии, а вбирающие её в свои легкие, неотразимые авиаторы в кожаных шлемах. Цветы, и музыка, и улыбки женщин.
И сообщения в газетах: «Сегодня утром произошла воздушная катастрофа…»
Ты в небесах пари,Будь в вечности как дома,Мой Сент-Экзюпери,Мой предок незнакомый.Жизнь – праздник без концаИ тяжкая работа.…Не разглядеть лицаНа пожелтелом фото.