Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Альманах «Истоки». Выпуск 15
Шрифт:

Полёт

Роберту Бартини [1]

Как на загадочной картине,Что расплывается в слезах,Я вижу мальчика БартиниС мечтой безумною в глазах.А сердца стук в моторном шумеЗамрёт и вздрогнет, как во сне…Следит испуганный ФиумеЗа странной птицей в вышине,Чья тень над улочкою узкойКружит, как брошенный платок.Взирает авиатор русскийНа итальянский городок.И, словно письма из конверта,Летят по небу облака.Не зря горит в глазах РобертоНемой восторг ученика.Как мальчик взять с собою просит,Как прикрепляет к сердцу нить!И свой вердикт Судьба выносит,Что невозможно изменить…Не избежать беды и боли,Но всё равно: Да будет так!А
самолёт на синем поле,
Как рыцарей небесных знак.

1

Роберт Бартини – советский авиаконструктор, сын барона Лодовико Бартини, мэра города Фиуме.

Первая ласточка

Розина Феррарио [2]

Девушка в небе, запах бензина,Это небесная роза – Розина.Сердце летящего аэроплана,Милая девочка – гордость Милана.Первая ласточка в небе весеннем…Стала бы ты вознесеньем, спасеньем?Гонки кончаются болью и взрывом…Лишь в небесах жить возможно счастливым.

2

Розина Феррарио – первая итальянская лётчица. Училась в лётной школе фирмы Капрони, шеф-пилотом которой был Харитон Славороссов.

Кафе «Ротонда» 1914

Харитону Славороссову

Кафе «Ротонда» в роковом году.Ещё не встала центра ПомпидуДразнящая, кричащая громада.И вряд ли кто предчувствовал бедуНад чашечкой густого шоколада.И приставал назойливый мотив,И огоньком горел аперитив,И анекдоты слушались вполуха…Но погибал в тоске ИмперативГерманского трагического духа.А русский авиатор за столом,Забыв про свой тяжёлый перелом,Шутил, что он не зря сюда заброшен.И растворялись в дымке за стекломИ Эренбург, и Сутин, и Волошин.Кафе «Ротонда» в гибельном году,Как написал Рембо: «Сезон в аду»,Но в ад ещё не открывались двери,Лишь на Соборе корчились в бредуЧудовищные каменные звери.И авиатор кофе наливал,С улыбкой Максу Линдеру кивал,Сошедшему с экрана на минутку.А лёгкий летний вечер навевалЗагадочность и грусть на проститутку.Кафе «Ротонда» в голубом чаду,Шампанское, шипящее во льду,Глотал эстет с гримасой декаданса.А он всё звал горючую звездуВ рыданиях цыганского романса.Он ничего ещё не понималИ, уходя по улице, хромал,Но полон был полётами, как птица…А Рок незримо меч свой поднимал,И мир сверкал, чтоб через миг разбиться.

Родство

Гордец в черкеске с газырями,Кому так браво козыряли,Курчавясь чубом, казаки,Мой тёзка, пишущий стихи,(Виолончели звук щемящий)Прищур мне подаривший пращур.Но неустанно день за днёмЗачем я думаю о нём?Зачем легко и скрупулёзноЯ представляю вечер звёздный,Когда с церковного двораУшёл однажды в доктора(Ещё не мысля про потомство),Потом прославился по Томску(О, рыцарь медицины, в бой!)Дьячковский сын и прадед мой?Зачем нашла я сходства столькоС собой и дочкой ссыльной польки(Отец – цыган, кровь горяча),Женой сибирского врача,Что с пылом дерзким и скандальнымСбежит с марксистом нелегальнымПрочь от надёжных стен и крышИ эмигрирует в Париж.Юнец одесский, руки в брюки:Велосипеды, треки, трюки —Азарт спортсмена, игрокаИ взгляд бесстрашный свысока.О, притяженье к небу! Выше!Лишь авиатор небом дышит.Он дал мне страсть тягаться с нимИ подарил свой псевдоним.Лёт через Альпы, без стоянок…Герой, любимец итальянок,Сгорал звездой, скользил живойПо небу Первой мировой.Но с рвеньем (пусть не аспирантским)Зачем узнать, что был Сперанский,Сей мощный ум в моей родне,Что я ему и что он мне?Но в фотографиях копаться,Но ссылок, войн и оккупацийЗачем будить былую боль,Ища истоки чувств и воль?Родительского древа ветки,О, родичи, родные предки,Зачем обязана судьбойВсех вас всегда носить с собой?Все ваши жизни и сюрпризы —Как мне понятен риск актрисы:«В Москву!» – решила в тишине,А нежный инженер женеВо всём послушен. Бунт и шалость!Как это всё во мне смешалось —Дороги, поезда, столбы,Разрывы и узлы Судьбы.

Прабабкино зеркало

I.
Прабабкино зеркало,Бездна времён,Где явь тихо меркла,И вспыхивал сон.Упрямого детстваТаинственный страж,Стеклянный дворец мой,Старинный трельяж.Былое
картиной
Глядится из рам,Ложась паутинойНа блеск амальгам.
В моём ЗазеркальеДуши ипостась,Как в сказочном зале,Играет, троясь.
II.
Времён скоротечностьИ льдистая мгла,Пространств бесконечностьЗа створкой стекла.Какие однаждыНайду там миры?О, тайная жаждаЗапретной игры!Стеклянная влага,Иллюзий вода.О, тайная тягаПроникнуть туда,Где смутный, как отблескНа том берегу,Грядущего обликПровидеть смогу…Застыв без движеньяЧасами моглаЛовить отраженьяЗа гранью стекла.

«Воспоминания детства воскресли…»

Воспоминания детства воскресли:Девочка с книгой в прабабкином кресле,Белые джунгли на зимнем окне,Синие тени на бледной стене.Небо срывается вниз снегопадом.Девочка смотрит невидящим взглядом,Словно бы зная уже, что вот-вотКто-то незримый её позовёт.Длится снежинок таинственный танец,И отражает ей зеркала глянец:Снежной владычицы хладный венец,Хмурого севера зимний дворец.В страшные сказки влюблённое детство.Кресло и зеркало – это наследствоДевочки с книгой от старых времён,Грозных судеб и семейных имён.Снег невесомо над миром витает.Девочка с жадностью книгу читает,А у стены зазеркальный двойникТоже к загадочной книге приник.Тишь – только шёлковый шелест ресницы,Снега полёт да шуршанье страницы.И предо мной возникает, как встарь,Странного детства волшебный фонарь.И повторится до боли сердечнойВ зеркале девочка с книгою вечной —Из зазеркалья, из давнего дня,Словно не видя, глядит на меня.

Памяти брата

Мир без тебя так безнадёжно пуст.Хоть полон света, страсти, упоенья…Читают пусть в церквах сорокоуст,Чтоб дал Господь тебе упокоенье.Как боль чиста, как боль моя остра!Но обретеньем стала вдруг утрата:Теперь ты понял – ближе всех сестра,Теперь я знаю – нет дороже брата.Кого винить? Да некого винить.Хоть горький плач из горла так и рвётся…Но наших уз серебряная нитьИ там, в краю заоблачном не рвётся.

«А мне по тебе убиваться…»

Аркадию

А мне по тебе убиваться,Мой милый, теперь до конца —Лет тридцать, а, может быть, двадцать,Не смахивать слёзы с лица.Пусть выплачут слёзы другие,А мне этих слёз не унятьИ чувство острей ностальгии,Зато уж его не отнять.Вымаливать милость у БогаВ ночи и в сиянии дня.А ты подожди нам немного,Пока не отпустят меня.

«Взвесь каждую мою слезу. Потянет три карата?..»

Алексею

Взвесь каждую мою слезу. Потянет три карата?И ограни её потом – здесь нужно мастерство.Всё дело в том, что ты мне так напоминаешь брата,И с этим, я боюсь, нельзя поделать ничего.Как будто в нашем мире он, не за чертой могильной,И мне не надобно во сне искать его следы.А можно просто позвонить отсюда на мобильный,И он ответит мне, смеясь, с какой-нибудь звезды.На сходстве том судьба моя сыграла вероломно,Как ни пытайся, ничего мы в этом не поймём.Но чувство, павшее на нас, так странно и огромно,И, как в тумане светляки, мы исчезаем в нём.Что по сравненью с ним тщета, прорывы и победы?Спалило душу нам дотла, как молнией гроза.И лишь мерцает в небесах Туманность Андромеды,Как в затуманенных глазах дрожащая слеза…

«О, если бы не было всё так плачевно…»

О, если бы не было всё так плачевно,То разве б решилась спросить я тогда:«О, сердце моё, одинокий кочевник,Куда же ты чувств моих гонишь стада?»Над нами раскинулась звёздная млечность,И надо бы к дому, но движемся прочь.И чувство моё – беспредельно, как вечность,И горе моё безутешно, как ночь.Чьей волей мы брошены в дикую местность?Не видно нигде человечьих примет,И рвётся струна, и томит неизвестность,И кто-то во тьме произносит: «Кисмет» [3]Но чья там мелодия темень тревожит?Ни друга кругом, ни костра, ни жилья…Кто плакать не может, тот песню не сложит.О, сердце, о чём эта песня твоя?О трудной судьбе в одиночестве ночи,О том, кто мне дорог и близок, как брат,О долге идти, хоть и нет уже мочи,Идти, чтоб дождаться утра без утрат.

3

Кисмет (араб.) – рок, судьба, предопределение.

Поделиться с друзьями: