Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н.С. Лескова. 190 лет со дня рождения. Часть 2

Лиану на занятия обычно сопровождала тётя Серафима, а тут она приболела, и девочка одна отправилась в школу. Дошла до поворота на улицу, спускавшуюся вниз к Днепру, и в страхе остановилась: на столбе висел труп с табличкой на груди – «Партизан». Глянула вниз по улице и застыла от ужаса: трупы с табличками висели вдоль всей трамвайной линии, насколько видел глаз.

Отойдя от шока, всхлипывая, Лиана побежала домой. В тот день в школе учеников, пришедших на занятия, посадили в машины и вывезли неизвестно куда. Школу закрыли. Обучение на этом закончилось.

Мария оставила работу в магазине и занялась вязанием. Изделия обменивала на продукты, которые приносили в город жители пригородных сёл. Женщина, у которой Мария брала козье молоко, увидав Лиану, воскликнула:

– Боже, що ж вона у тебе така худа? Хіба ж так можна? Одні рёбра.

Мария пожала плечами. И вдруг, совершенно неожиданно, женщина предложила:

– А дай мені її хоч на тиждень. Нехай поживе в селі, поїсть.

Мария опешила. Отпустить десятилетнюю дочь? Но кормить-то её нечем. Расспросила женщину о её семье. Узнала, что муж на фронте, живёт с родителями мужа. У самой двое детей: мальчик десяти лет и полуторагодовалая девочка. Записав адрес, Мария отпустила Лиану.

Спустя две недели, прихватив котёнка Мишку, Мария явилась с подарками. Поблагодарив за приют Лианы, Полозовы отправились домой. Вдруг на их глазах рухнул мост. Взорвали немцы. Отступают? Всюду на стенах домов расклеены листовки. Не читая их, прошли в свой дом.

– Мама! Нельзя в город! – испуганно встретил их Курт.

Раздался стук в дверь.

– Прячьтесь! СС!

Курт затолкал всех под кровать, натянул одеяло до пола и впустил непрошеных гостей. На все их вопросы отвечал однозначно: «Nein!» Гестаповцы ушли. Курт пояснил:

– Кто-то доложил. Как вы неосторожны! Всюду же листовки расклеены: «В город не входить. Расстрел».

Как только стемнело, Курт провёл Полозовых через двор к забору и, отодвинув доску, благословил: «Ну, как у вас говорят, с Богом!». И те отправились куда глаза глядят. Котёнок спокойно приютился у Лианы за пазухой. По дороге к ним присоединились несколько женщин с тощим мальчиком лет десяти. Обнаружив на окраине города заброшенный дом, остались в нём переночевать. Собрали ужин из того, что у кого было. А утром нашли в доме небольшие запасы еды и книжку. Как она пригодилась! Её читали вслух, и это помогало не думать о еде. Чтение стало неутолимой потребностью, средством отвлечения от тревожных мыслей.

Так прожили почти две недели. На закате дня к дому подошли вооружённые немцы. Один – молодой, энергичный, имевший вид бывалого вояки. Другой – пожилой, военная форма смотрелась на нём как с чужого плеча. Угрожая оружием, приказали выйти из дома и встать вдоль забора. Выстроились. В центре два скелетика – сжавшиеся от страха дети. Немцы вскинули автоматы, нацелив их на испуганных людей.

Наступили невыразимо страшные минуты ожидания. Своим чутьём, нам мало известным, котёнок понял острую тревогу хозяйки и, свернувшись калачиком, замер у неё на груди.

Лиана чувствовала, что её сердце поднимается всё выше и выше. Вот оно уже стучит в горле. А перед нею огромное багровое заходящее солнце, бьющее лучами прямо в глаза. Пронзила невыносимо печальная мысль: «Я вижу солнце в последний раз. Меня больше не будет…» «Нет! Нет! Нет! – закричало всё её существо. – Хочу видеть солнце! Хочу жить!» И этот крик детской души дошёл до палача.

– Nein! – крикнул пожилой немец и, бросив свой автомат, выбил оружие из рук напарника.

С руганью сцепились они в драке. Осилил старший. Расстрел отменён, но в памяти Лианы останется этот багровый закат. Перенесённый страх вызовет желание спрятаться, убежать от своего военного детства, сделает её замкнутой, немногословной, бесконфликтной.

Арестованных погнали в концлагерь.

Эдуард Дипнер

Родился в Москве. Окончил Уральский политехнический институт (заочно). Инженер-механик.

Работал начиная с 16 лет рабочим-разметчиком, затем конструктором, главным механиком завода. С 1963 г. – главным инженером заводов металлоконструкций в Темиртау Карагандинской области, в Джамбуле (ныне Тараз), Молодечно Минской области, Первоуральске Свердловской области, Кирове, а также главным инженером концерна «Легконструкция» в Москве.

С 1992 по 2012 г. работал в коммерческих структурах техническим руководителем строительных проектов, в том числе таких, как «Башня 2000» и «Башня Федерация» в Москве, стадион в Казани и др.

Пишет в прозе о пережитом и прочувствованном им самим.

Датский сыр

Для советского инженера попасть в Копенгаген так же неосуществимо и невероятно, как в Гонолулу или, может быть, в какой-нибудь Тимбукту. Во-первых, Копенгаген неизвестно где, то ли в Африке, то ли в Австралии, а во-вторых, Копенгаген, это все знают, просто прикол: «Я в этом деле не Копенгаген!». Поэтому, когда Нинка Дротова спросила Люсю: «Где ваш муж, почему не на работе?», а та ответила: «Он в Копенгагене», Нинка нервно рассмеялась и сказала, что шутка эта неудачная и жена должна знать, где муж, а он второй день не выходит на работу. И когда Люся сказала, что это не шутка, он в самом деле в командировке от министерства, Нинка открыла рот и долго не могла сообразить, то ли над ней издеваются эти умники, то ли этот самый Копенгаген действительно существует. Нинка – крикливая и распутная баба из отдела кадров, кадровичка, присланная из органов, чтобы заместить уходящего на пенсию Сергея Михайловича Акопова. Главное, что поручает ей начальник, кроме того, чтобы за всеми присматривать, – это организация советов директоров предприятий, входящих в Объединение. Эти советы собираются два раза в год, попеременно на двенадцати заводах, входящих в состав Объединения. Я не в курсе, о чём они там совещаются, но их организация и проведение – это Нинкин конёк; злые языки говорят, что она и обслуживает директоров на этих советах.

Полтора месяца назад мне позвонила Вера, секретарша начальника:

– Звонили из министерства, вам нужно подойти в техническое управление, к Вараксину.

– Вера, а в чём вопрос? К чему готовиться?

– Не знаю, не сказали. Сказали, что вопрос на месте.

Ничего хорошего от вызова к высокому начальству не бывает. Тем более вопрос на месте. Идёшь, перебираешь в голове все возможные варианты и всё равно не угадаешь, обязательно какая-нибудь неожиданная подлянка застанет тебя врасплох. И не сообразишь сразу, что сказать, а от тебя требуют решения немедленно.

Позвонил начальнику:

– Валерий Иванович, вы в курсе, что меня Вараксин вызывает? В чём дело?

– Не знаю, мне не звонили. Идите. Там, на месте, сообразите.

Здание министерства – четырёхэтажная гранитная глыба сталинской постройки на Большой Садовой, неподалёку – заставляет чувствовать себя пигмеем. Поднимаешься по ступенькам на пьедестал подъезда и оказываешься перед огромными, в два роста, дубовыми двухстворчатыми воротами – назвать их дверьми не поворачивается язык. Если открыть обе створки, проедет колесница, запряжённая четвёркой. Но левая створка всегда заперта, и колесницы, чёрные «Волги» и чёрные ЗИЛы, останавливаются у подъезда, выпуская из чрева своих высокопоставленных ездоков. А ты пришёл пешком и, поборов робость, хватаешься за геркулесову ручку с начищенной бронзой, облицованную дубом, в два ладонных обхвата. Многопудовая створка открывается медленно, но беззвучно и солидно, и ты проникаешь внутрь. Дверь не хлопает тебя по заду, и её, обернувшись и натужившись, ухватившись за такую же ручку, нужно закрыть. Справившись с упражнением «дверь», посетитель оказывается в огромном фойе, перегороженном барьером. Здесь дежурит строгий пограничник с зелёными петлицами. Пропуск изучается долго, подробно и с прилежанием, посетитель начинает подозревать себя в чём-то незаконном, нервно, как Штирлиц на границе, теребит манжет рубашки… Наконец пограничный шлагбаум поднимается, и перед окончательно оробевшим вторженцем открывается ЛЕСТНИЦА. Четырёхметровой ширины (какой поток людей она может пропустить!), с коваными решётками и дубовыми перилами, устланная алым ковром, она вздымается маршами на шестиметровую высоту второго этажа. По коридорам министерства можно пускать поезда метро, позволяют длина и сечение, но вместо поездов здесь снуют люди, беззвучно и солидно открываются и закрываются высоченные дубовые двери, а посетитель бредёт по этому тоннелю с идиотским запрокинутым лицом и полуоткрытым ртом, отыскивая табличку с номером триста семьдесят шесть на баскетбольной высоте.

В кабинете Вараксина, как и положено, с двухметровой высоты окнами, забранными белоснежными фестонами штор, и Т-образным громадным распятием стола посередине, сидели двое. Полуянова я знал давно, ещё по Казахстану, а второй, лысенький и неприметный, оказался Иваном Семёнычем Зубковым из отдела внешних связей.

– Эдуард Иосифович, мы решили направить вас на международную научно-техническую конференцию по металлоконструкциям, наше министерство – постоянный член Ассоциации, и нам предоставлена возможность выступить с докладом на конференции, она пройдёт в Дании в сентябре. Мы посоветовались и решили предложить вам подготовить доклад и прочитать его, на английском языке, конечно. Вы не будете возражать? Мы знаем, что вы владеете английским.