Алмаз темной крови. Книга 1

— Как скажешь. А королевское поручение мне не нравится. Будто и забыло его величество, во сколько родовой-то ваш камушек тебе обошелся… небось, и по сей день не вернул?

— Если король решил, что слитку солнца лучше пребывать у ее величества Огня и попросил меня об этом — так тому и быть. Довольно об этом.

— Довольно об этом… — передразнил орк. — Полсотни лет уж прошло, а мне до сих пор до кончиков клыков обидно! А теперь ему вынь, да положь алмаз темной крови! А луну с неба не надобно?!

— Не ему, Сыч. Не в перстень же камень вставлять собираются.

— А хоть в… — Сыч выругался и сплюнул. — Послушай меня, брат, возьми хоть вон тот камушек — и орк указал на мелкий гравий, которым была усыпана дорожка к дому, — отдай его своему королю и успокойся. Толку от него будет примерно столько же.

— Почему?

— А потому. С этим камнем далеко не всякий орчатский шаман справится, а уж вашим чистоплюям он и подавно не подчинится. Говоришь, его цверг украл? ну-ну… и что же это за цверг такой, что из-за камня так взволновался? Постой… моя Совушка должна знать об этом, шаманова дочь, все-таки.

Сыч позвал жену. На крыльцо вышла красивая, статная женщина лет пятидесяти, темная кровь в ней выдавала себя зеленоватым оттенком кожи и изящными, вызывающе привлекательными клыками; свое прозвище она заслужила ярко-желтым цветом больших глаз. Выслушав рассказ Хэлдара о алмазе темной крови и его бывшей хозяйке, Сова поправила эльфа:

— Не бывшей. Судя по всему, эта девушка и есть единственная хозяйка камня. Конечно, можно попытаться… но я думаю, он будет слушаться только ее. Сила у него, действительно, есть… это первый скол с огромного самородка, именно он, отмеченный руной первозданного огня, способен вызвать его к жизни. С такой мощью ваш янтарный реликт не справится, уж не серчайте. И не обуздает, и не направит… — она покачала головой, — все равно, что вязанкой хвороста реку перегораживать. Это первое. А второе вот что. Ты видел этого цверга? Нет? жаль. Что? гномов выученик? сиротка? Сыч, — обратилась Сова к мужу, заметно волнуясь, — а не отцов ли это последыш?

— А кто его знает. Повидать бы мне его… — и орк очень нехорошо улыбнулся.

— А почему нет? сейчас брат Амариллис, маг-подмастерье, обшаривает все контадо, куда этого воришку вынесло заклятием; он — эльф-полукровка, зовут его Арколь. Я думаю, что твою помощь он примет с радостью. Совушка, твой отец вроде как ушел на покой?..

— Ты редко бываешь у нас, — без укора сказала Сова, — а все сразу не расскажешь. Моего отца на покой не затащить и упряжкой драконов. Конечно, силы у него теперь уже не те, все-таки за сотню лет перевалило, но он в этом ни за что не признается. Год с небольшим назад у отца попросило помощи одно людское семейство — крестьяне среднего достатка, вольные землепашцы… и всей воли-то — хошь ешь лук с лепешкой, а хошь — лепешку с луком. У них крысы утащили двух меньших дочек, близняшек; в общем, надрывались они пять лет, все жили из себя повытянули, но заработали — золота, чистого и полновесного. Принесли его отцу, да в ножки поклонились — сделай, мол, крысоловку, мастер-шаман. Не мог им отец отказать, сделал, да так хорошо, что сам чуть к праотцам не отправился, мать его еле выходила. Крысы оказались старые, матерые, но им все же не поздоровилось: одна, судя по цвету крови, уползла издыхать, а вторая осталась в крысоловке, с перебитым хребтом, но живая. Отец еле успел забрать ее, крестьяне хотели ее живьем поджарить.

— А ему-то она на что сдалась? — поднял бровь эльф.

— Как на что? Крыс так давно не было слышно, и вдруг нате вам! Оказалось, эти двое были последними чистокровными тварями, они дурили головы одному весьма почтенному гномову семейству, выдавая себя за их родичей, и растили себе замену, многообещающего сыночка, купив по случаю младенца-цверга. Так вот, с родителями крысоловка разобралась, а отпрыска мы так и не нашли.

— Постой, Совушка, — перебил ее Хэлдар, — откуда твой отец узнал обо всем?

— Как откуда? от самой крысы и узнал. И не смотри так недоверчиво. Самый распоследний червяк скорее сдохнет, чем предаст своего ребенка. Но это же крыса… Мой старший брат сам спускался в гномовы пещеры, все проверял. И точно, в одном доме как раз наследство делили, приемного сына послав, куда подальше. Сам знаешь, намекать этим бородатым — мол, не все у вас благопристойно, и покойничек какой-то не такой, и вообще, их вроде как двое должно быть… — бесполезно, они в жизни не признаются, даже если их носом ткнуть. Спасибо, допустили брата в пещеру этих последышей; так вот, судя по тому, что мальчишка с собой унес — пыточный инструмент, яды, травки их мерзкие — он многому успел научиться. Одним словом, не нашли мы его. Как сквозь землю провалился.

— Да-а-а… — протянул Сыч. — Отпустишь? — и он искательно посмотрел на жену.

— Помнится мне, однажды некий орк, воспевая темную кровь, закончил песню словами «и нет надо мной господина…» — не без лукавства заметил эльф, глядя в сторону.

— Тогда я еще не был женат, — совершенно серьезно ответил Сыч.

Со времени возвращения побратимов из Нильгау прошло пятьдесят лет. Хэлдар, после того как понял, что не в силах оставаться в осиротевшем замке и особенно после того, как по королевской просьбе передал возвращенную реликвию ее величеству Огня, внял совету своего старого друга Герана и, сложив с себя полномочия официального главы клана, стал одним из Вольных Лесных Стражей. На новом месте ему никому не приходилось подчиняться, глава Вольных мог его попросить — и только; Хэлдар нигде особо не задерживался и почти никогда не отказывался от дальних поездок. Не засиживаясь на одном месте, он не успевал затосковать… и достаточно часто мог навещать Сыча.

Что касается орка, то он, отогревшись у домашнего очага, решил поискать своего места в Обитаемом Мире. Таковое нашлось спустя десять лет в сосновых борах близ Одайна, а еще через шесть лет Сыч отправился на какое-то семейное торжество — и вернулся не один. Сова подарила ему двух сыновей: Скирнира — спустя год после свадьбы, и Глитнира — еще через пять лет; старший охотился на пиратские галеры, решив перебить славу Фрагга-освободителя, а младший верой и правдой служил королю Краглы, охраняя монаршью особу, так что вот уже десять лет супруги жили вдвоем, изредка получая весточки от взрослых мальчиков. Управляться с хозяйством Сове помогала довольно покладистая чета брауни, обосновавшаяся на сеновале еще со времени постройки дома; хозяйка никогда не забывала почтить их крынкой жирного молока да свежим хлебом, оставленными на крыльце, за это бородатый карлик присматривал за скотиной, а его жена помогала со стиркой и ухаживала за овощными грядками (удивительно, но она ни разу не копнула землю цветника, считая его, наверное, пустой тратой времени и баловством).

— И куда ты теперь? К королю? чтобы и он включился в спор за орчатскую диковинку? — только и спросил Сыч, застав эльфа утром следующего дня на конюшне, седлающего легконогого Искреня.

— Не сердись, брат, я и так сделал изрядный крюк, чтобы повидаться с тобой… хотя и должен был сделать это уже после всех обязательств. Что-то подсказывает мне, что мы скоро увидимся… Передать весточку Арколю?

— Не стоит. Пусть мой визит будет неожиданным и для него тоже. Да, вот еще что хотел спросить: ты сказал, было одно предложение продать наш камень — неизвестно от кого, но мы-то знаем… — спустя три дня после его кражи. Больше его не повторяли? нет? Странно… как это он передумал? Подчинить не мог, это ясно. Помощнички, что ли, появились? и кто же согласился помогать крысе?..

— Пока не знаю. Знаешь, Сыч, ты уж поторопись: Арколь там совсем один, не ровен час, ты прав окажешься…

— А зачем я, по-твоему, в эдакую рань на конюшню заявился? Хвосты лошадям расчесывать?! На это тут брауни имеются. И не надейся, что моя хозяйка отпустит нас без завтрака. Ни слова, умоляю: тебе лишних полчаса за столом, а мне, если не уговорю, попреков на полгода вперед. Отправимся вместе… — орк усмехнулся, — хотя бы до тракта.

Глава двенадцатая. Милость господина ратмана

Амариллис с трудом, чуть ли не помогая себе пальцами, разлепила веки: опухшие, воспаленные от постоянного недосыпа и едких лекарственных паров, они казались ей похожими на две переваренные клецки. С недавнего времени Венона, по нижайшей просьбе Окки, ушла во вторую эригонскую больницу, заменить сдавшего главного врача; Амариллис осталась одна. Ее практически освободили от ухода за больными, поскольку она одна готовила все лекарства, но если раньше она просто уставала, то теперь и вовсе выбивалась из сил. О купаниях она теперь не то что не мечтала, даже и не вспоминала; так, раз в день, умываясь, обливала голову водой — вот и вся роскошь. Пара принесенных в госпиталь платьев давно уже запачкались, измялись, передники были сплошь покрыты пятнами… и даже серебряные колокольчики в ухе словно утратили голос и уже не позванивали в такт шагам Амариллис. Конечно, можно было дать себе поблажку, передохнуть лишний раз — ведь никто не следил, не подгонял — но Амариллис слишком хорошо знала, что недоделанные настои не смогут облегчить боли и чьи-то последние часы станут настоящим кошмаром. Она никого не просила о помощи: постоянное нахождение в омуте страданий, в который превратился некогда образцовый госпиталь, пошатнуло врожденную устойчивость к тихому ветру сиделок-темнокровок, что же касается врачей, то многие из них стали пациентами, другие держались сами, но помогать еще кому-то уже не могли. К счастью, почти выздоровевший Лорка избавил и Амариллис, и Венону от забот об остальных артистах: сам опаивал Лиусса и Рецину снотворным и болеутоляющим, менял им белье, ухаживал за близнецами и Орсоном — благо, что те держались вполне сносно. От Арколя вестей по прежнему не было.