Алмаз темной крови. Книга 1

— Это все ветер… Ты все-таки еще не совсем здоров. — Амариллис уже жалела, что завела этот разговор.

— При чем тут ветер, дева, — и Лорка безнадежно махнул рукой, — со мной и без него все ясно. Отец — сиятельный граф, богат и славен, драгоценностями разукрашен, как нужник властителя Шаммаха, и туп, как задница его любимого слона. Шестеро братьев — старший, вылитый папаша, и сейчас живет припеваючи, а уж как осиротеет… Два брата служат в герцогской гвардии, оба достойны и правильны, как трактат по геометрии. Еще один водит отцовские корабли и ему вечно недоплачивают жалованья. Толстячок женился на богатой наследнице и теперь смотрит в рот тестю-торговцу. А малыш Фриар погиб… не вернулся из Арр-Мурра. Хотел мальчик на женитьбу заработать поскорее, уж больно нетерпелив был… его можно было понять, невесто чудо как хороша была, хоть и бедна, как храмовая мышка. Майорат, чтоб ему… Одному — все, остальным — шиш. И если второй по счету еще может на что-то надеяться: ну, заболеет старший брат, помрет — куда как добрые мечты!.. — то седьмому что делать прикажете? Перетравить предыдущих? Продать себя богатой вдовушке? Податься за Край Света?!

Лорка замолчал, злобно пиная сбившийся ковер. Его собеседница тоже молчала, смущенно опустив глаза. Амариллис по себе знала, что пустившийся на такие вот откровения уже на следующий день жалеет об этом, и желает лишь одного — чтобы вчерашний собеседник забыл всё до единого.

— Вот что, Амариллис. И не думай даже отказаться от такого предложения. Нет уж, сама просила совета, теперь не перебивай. Ратман, конечно же, здоров как столетний дуб. Знаю я таких, они всех своих детей переживают. То, что Морелла Мираваль умерла, очень похоже на правду — женщины дома Квиати через одну умирают в родах. Ты же, дева, достойна стать не то что ратманшей, тебе и герцогский венец Арзахеля пришелся бы впору. Соглашайся, Амариллис. Подумай сама, что тебя ждет в будущем? Еще с десяток актерских лет — и это в лучшем случае — а что потом? Поблестишь, повластвуешь, поиграешь, и?! Купишь бакалейную лавочку или трактир откроешь? На что твоих сбережений хватит, а? Или выйдешь замуж… только вот за кого? Или будешь при Арколе в старых девах жить? Посмотри правде в глаза, Амариллис. Деньги мы копить не умеем, живем как бабочки-однодневки. Да, сейчас мы на вершине, независимы, сыты. А когда пройдет наше время, и придут новые дети Лимпэнг-Танга — что тогда?!

— Но… я даже вблизи его не видела… — девушка с силой сжала край подоконника, так что даже пальцы побелели. — Разве так можно, Лорка?

— Так — не должно. Но можно. — вольтижер взял девушку за плечи и развернул к себе. — Не крути, Амариллис. С каких это пор тебя так волнуют вопросы морали? Небось, когда в окно лезла…

— Перестань! — Амариллис почти кричала, даже Орсон обернулся на ее голос. — Прекрати! Не твое дело…

— Ах вот оно что… — Лорка грустно улыбнулся и, не обращая внимания на фырканье танцовщицы, ласково обнял девушку за плечи, так, что голова ее уткнулась ему в плечо. — А я-то, олух, совсем забыл… Бедная моя девочка, постарайся забыть об этом как можно быстрее. Эльфийский лорд и плясунья…сюжет для пошлейшей, завиральной баллады, от которой тошно эльфам и стыдно людям. Ну вот, теперь ты заплакала. Я ведь предупреждал, что совет будет жестоким. Не плачь. Выходи за Риго Ворона, роди ему сына — и тебе не придется беспокоиться о завтрашнем дне, терпеть завистливые или похотлиые взгляды… многие ли понимают и ценят твое искусство? ну, мы… да еще этот твой шаммахитский маг, да Геран. Хотя за него я не поручусь.

— Но как же вы? Я не могу вас вот так запросто бросить.

— Да уж как-нибудь. Венона вместе с Лиуссом, Рецина и в драконьей утробе не пропадет, у Арколя скоро закончится срок ученичества, ему вообще не до тебя будет. Близнецы? они всегда вдвоем, и никто им больше не нужен. Ах да, а как же Орсон? — и Лорка притворно замахал руками. — Кто же будет ему менять пеленки, он ведь у нас сущий младенец.

— Понятно. Получается, что я вам не нужна. Спасибо на добром слове.

— Да пожалуйста.

Они замолчали. Слишком многое было сказано; не то, что лишнего, но… не слишком приятного. Лорка встал и начал наводить порядок в комнате. Перенес тяжелобольных в их спальню, напоив предварительно снотворным, уговорил Орсона снять на ночь бинты, чтобы руки отдохнули, зажег курильницу с прессованными из лепестков черного шиповника шариками и отдал ее Шонно. За окнами стемнело. Амариллис по-прежнему сидела на окне и молчала.

— Ты совершенно прав, рыжая отрава. Мне от этой баллады ничего, кроме стыда, не выйдет.

Девушка поджала ноги, обхватив их руками; она сидела зябко сжавшись, словно птичка на заледеневшей ветке.

— Я видела его. Незадолго до начала тихого ветра, у того ювелира, который Фолькета принял. Лорка, он даже не посмотрел на меня… впрочем, нет, посмотрел. Он и на стены посмотрел, и на окна, и на фолькетов табурет, и на меня… заодно. Я ненавижу его.

— Ты влюблена в него.

— Уже нет.

— Пока еще да. Иначе ты не раздумывала бы так непростительно долго над предложением Миравалей.

— Насчет «непростительно долго» ты преувеличиваешь. Ты-то сам сколько своего коняшку выбирал? то-то. А тут все-таки муж… Спой мне, Лорка… пожалуйста.

Постояв с минуту в полумраке комнаты, рыжий вольтижер вышел и вскоре вернулся с гитарой. Он уселся рядом с Амариллис прямо на пол, уютно устроил гитару в своих объятиях, тронул струны и негромко, нежно запел.

Госпожа Любовь! Сквозь туманы и тернии, Сквозь тоску и забвение Я иду за тобой… Госпожа! Мне так больно… Соловьиные трели Мне вонзаются в сердце ножом. Погоди, постой! Пусть я буду сражен, Пусть душа моя в пепел истлеет — Останься со мною, Любовь…

Амариллис, незаметно вытирая слезы и стараясь не всхлипывать, спросила:

— Ты расскажешь им, когда все закончится?

— Расскажу. Мы будем скучать по тебе. Хочешь, я спою еще?

— Хочу. — И Амариллис положила ладонь на голову Лорки. Он взял ее руку, поцеловал еще мокрые пальцы… он перебирал чуткие струны, а девушка перебирала, гладила его огненные, горячие волосы.

И долго еще в темном, печальном доме колдовал голос Лорки. Вечером следующего дня Амариллис, оставив два письма — для Арколя и для Веноны — ушла, чтобы никогда больше не возвращаться в гостеприимный дом госпожи Элиссы.

Через три дня в малом зале особняка Миравалей сам ратман, данной ему городом властью, соединил руки Риго Мираваля и Амариллис Свиярской; сей брак был узаконен и занесен в официальные документы судьей, который, к слову сказать, на следующий же день умер. Свадьба была более чем скромной: всех своих чад и домочадцев ратман услал на время эпидемии в отдаленные поместья, вызывать их в город ради столь короткой церемонии не стали. Амариллис держалась с достоинством, сделавшим бы честь королевской невесте. У нее достало ума и такта не обряжаться в пышные, роскошно-белые одеяния — посреди всеобщего горя они выглядели бы глупо и неуважительно — но выйти к гостям в скромном платье, том самом, что приготовили ей в прошлый раз, на голову она набросила прозрачную вуаль, расшитую серебряной нитью. Подойдя к жениху, она остановилась на полшага позади его, выказывая тем самым уважение и подчинение будущему супругу. Положенные клятвы она повторяла тихо, но достаточно твердо, и когда Риго взял ее за руку, дабы надеть кольцо, пальцы ее оказались теплыми и даже не дрожали. За ужином, на котором кроме ратмана и новоиспеченной супружеской четы присутствовал мэтр Аурело, девушка отнюдь не выглядела опечаленной или испуганной, она улыбалась шуткам, в нужные моменты поддерживала беседу и даже ела. Наконец, все необходимые формальности дня были проделаны и Амариллис Мираваль осталась одна в парадной спальне.

Девушка предпочла бы ту уютную комнату, в которой останавливалась в прошлый раз, но нынешнее ее положение обязывало подчиняться традициям дома. Она огляделась. Наполовину погруженная в обширную стенную нишу, поодаль разряженным мастодонтом высилась кровать: высоченный балдахин, поблескивающее вышивками одеяло, несколько ступенек, покрытых мехом. Напротив — камин, чью решетку работал мастер с чрезмерно развитой фантазией; в результате украшавшие ее саламандры в свете огня казались живыми, и это производило не совсем приятное впечатление расползающегося на волю змеевника. Окно с закрытыми резными ставнями, завешенное тяжелыми гобеленами. Толстый, как мох в сосновом бору, ковер, поглощающий звуки и обволакивающие ступни.

— Жуткое место, правда?

Амариллис обернулась и на пороге комнаты увидела своего мужа. И, прежде чем голова ее успела подумать, язык Амариллис ответил:

— Кошмарное.

Риго сочувственно засмеялся.

— Да уж. Погребальные дроги супружеского счастья — так я называю этот жертвенник, — и он указал на кровать. Амариллис фыркнула.

— Мне в таких местах всегда не по себе; как-будто все эти змеищи и единороги пялятся на меня, а из-за драпировок вот-вот вылезет наша старая домоправительница и завопит на весь дом, что негодник Риго запачкал драгоценные шторы и порвал простыни… и я останусь без сладкого.