Алмаз в воровскую корону
Шрифт:
От подобных мыслей сделалось веселее, но расслабляться не стоило. Куприянов нащупал ногой следующую ступеньку и, слегка оттолкнувшись, поднялся на нее. В этот момент произошло непредвиденное — край ступени неожиданно осыпался, и Куприянов, потеряв равновесие, подался назад, не смея опереться занятыми оружием руками. Ствол пистолета пошел вверх, а из поля зрения исчезла фигура «орденоносца». Степан успел заметить, что диверсант, шедший вторым, рванулся в сторону, прямиком к близлежащим кустам. В ту же самую секунду подполковник почувствовал, как кто-то навалился на него, пытаясь вжать в землю, и спиной почувствовал угловатые ступени. Он увидел под собой
В руку вцепился кто-то из диверсантов, пытаясь вырвать пистолет, и Куприянов, силой преодолевая силу, развернул оружие на девяносто градусов и нажал на курок. Прозвучавший выстрел заставил «орденоносца» содрогнуться. Какую-то долю секунды лицо врага оставалось ожесточенным, затем в глазах промелькнули боль и удивление одновременно, а уголки губ напряженно опустились вниз. Его тело уже было мертвым, вот только сознание не желало мириться со случившимся и пыталось повелевать телом, как прежде.
Второй диверсант отскочил в сторону и, пригибаясь, побежал в сторону леса. Уже в следующую секунду Куприянов вскинул пистолет и дважды выстрелил в убегавшего. Попал! Не добежав до края опушки каких-то нескольких метров, тот упал лицом в землю, раскинув руки. Куприянов с силой откинул от себя убитого «орденоносца».
— Назад! — закричал Куприянов, вскакивая на ноги.
Третий диверсант, не обращая внимания на окрик, продолжал продираться через кусты. Направив пистолет в середину его спины, подполковник надавил на спусковой крючок. Диверсант дернулся и, теряя равновесие, сделал еще два неуверенных шага, приостановился, но только для того, чтобы уже в следующую секунду упасть во весь рост.
Еще один готов.
— Ты кто? Как зовут? — спросил Куприянов у единственного оставшегося в живых. Тот, будто бы окаменев, не мог произнести ни звука.
Брезгливо переступив через безжизненное тело «орденоносца», Куприянов двинулся навстречу.
— Павел, — испуганно отозвался уцелевший диверсант, хлопая белесыми ресницами.
Подполковник зло усмехнулся:
— Мне плевать, как тебя зовут… Кто ты в диверсионной группе? — В глазах парня промелькнула растерянность. Следовало немедленно дожать его. Направив ствол пистолета в центр его лба, Куприянов зло спросил: — Считаю до трех! Раз…
— Радист я, — поспешно ответил тот, подняв руки.
На душе полегчало. Значит, не все так скверно. Радист — лицо доверенное, а потому посвящен во многие детали. Его можно перевербовать и затеять радиоигру.
— Где последняя шифрограмма?! — крикнул Куприянов в помертвевшее от страха лицо Павла.
— Она осталась на столе. Только не убивайте меня, — жалостливо запричитал он.
Ткнув стволом в лицо радисту, Степан продолжал ломать его психику дальше.
— Что в ней было?! Ну, тварь?! Или хочешь отправиться следом за ними?!
Губы диверсанта нервно задрожали.
— Не могу сказать, еще не расшифровал. Я всего лишь радист… Только не стреляйте!
— Когда тебе выходить на связь?!
— Через десять часов.
— Бегом в землянку! — распорядился Куприянов.
И когда диверсант повернулся к нему спиной, Куприянов посмотрел на убитых. Один лежал прямо на ступеньках, скрючившись, а другой, разбросав руки, покоился у двери. Его рот был некрасиво
открыт и обнажал золотую щеголеватую фиксу. Наверняка когда-то она являлась предметом его гордости. Третий противник лежал ничком, в кустах.Оба зашли в землянку.
— Где рация?
— Я сейчас, — засуетился белобрысый Павел. — Она здесь, сейчас я ее достану. Только гранату уберите, вдруг выроните.
Подполковник Куприянов усмехнулся:
— Дурак! Внимательнее надо быть, я ведь даже кольцо не выдернул. — И он безо всякого трепета сунул «лимонку» в карман шинели. — Живо!
Ствол, направленный в самое лицо, очень даже способствует повышению сообразительности. В этой аксиоме Куприянов убеждался неоднократно, так что не стоило ничего менять. Павел был сломлен, вряд ли от него можно было ожидать хоть какого-то сопротивления. Вытащив из-под стола портативную коротковолновую рацию, он установил ее на стол, после чего с готовностью спросил:
— Что делать дальше?
— Дальше бери свою машинку, да и пойдем, милый ты мой. Разговоры разговаривать теперь мы не здесь будем.
— Понял, — быстро заморгал Павел белесыми ресницами.
Глава 7 АЛМАЗЫ ПО ЛЕНД-ЛИЗУ
Внимательно всмотревшись в лицо Рузвельта, Сталин пытался увидеть в его облике следы тяжелой болезни. Однако президент США выглядел молодцом и всякий раз широко улыбался, стоило только Иосифу Виссарионовичу задержать на нем свой цепкий взгляд.
В этот раз разговор проходил в Ливадийском дворце, где размещалась американская делегация. Заседание проходило в огромном роскошном Белом зале. В его центре располагался круглый стол, за которым, кроме глав государств, разместились еще министры иностранных дел и некоторые основные фигуры, включая переводчиков. В общей сложности шестнадцать человек.
Сталин остался доволен состоявшейся беседой и время от времени посматривал в противоположный конец зала, под самый потолок с богатой лепниной, на то место, где был закреплен герб Америки, врученный накануне Гарриману. Иосиф Виссарионович уже не однажды прятал лукавую улыбку в порыжевшие усы, думая о том, что каждое произнесенное здесь слово записывается на магнитные ленты.
— Меня беспокоит еще один важный вопрос, — произнес Сталин, посмотрев на Черчилля. Тот, в знак одобрения, слегка покачал крупной головой, давая понять, что союзники готовы рассмотреть любые инициативы Дядюшки Джо. — Дело в том, что сейчас советские граждане разбросаны по всей Европе. Это и многочисленные военнопленные, и те, кого немцы угоняли работать на оккупированных территориях. И поэтому я настаиваю на том, чтобы они были возвращены на родину… Даже из третьих стран, не оккупированных немцами. — Мягко улыбнувшись, Иосиф Виссарионович перевел взгляд на Рузвельта: — Надеюсь, что в этом вопросе я найду полнейшее ваше понимание и поддержку.
Морской пехотинец, стоявший позади Рузвельта, сделал небольшой шаг вперед и поправил плед, сползший с коленей президента. Отчего-то этот пехотинец чрезвычайно раздражал Сталина. Все это время он стоял неподвижно, гордо выставив вперед подбородок, и если бы не сползший вдруг плед, то его можно было бы принять за изваяние.
Бережков быстро перевел сказанное и приготовился выслушать ответ.
Первым заговорил Рузвельт.
— Мы понимаем ваши опасения, маршал Сталин, — очень четко проговорил он. — Всех ваших людей, включая военнопленных, мы переправим в Советский Союз. Вы солидарны со мной, сэр? — повернулся он к Черчиллю.