Алмаз в воровскую корону

— Так точно, товарищ Сталин. Разрешите приступать?

— Да. Ступайте!

Глава 18 ОПЕРАЦИЯ ПО УСТРАНЕНИЮ

Григорий Коробов не всегда обременял плечи тяжелыми звездами, да и не особо велик чин-то — всего майор. Иногда он предпочитал носить обычную гимнастерку без знаков различия. Так проще. Те, кому дозволено знать его полномочия, в курсе! А потому стоило только ему остановить свой тяжеловатый, с легким прищуром взгляд на бойцах, как они с готовностью вытягивались во фронт. Тяжелые погоны позволяют предположить, что его появление на данном участке не случайно и что предстоящей операции отводится значительная роль. Но чем меньше людей будет знать о секретном грузе, тем лучше.

Но окружающие каким-то непостижимым образом угадывали в нем значительную фигуру и невольно умолкали, стоило только ему заговорить. Но даже те, кто знал о его должности и статусе, не могли быть в курсе всех тех возможностей, которыми Коробов располагал, а были они значительно шире, чем просто контроль над передачей секретного контейнера. Кроме принятия груза, он должен был обеспечить безотказность прохождения машины на вверенном ему участке пути. А в случае осложнений, имея официальное предписание, мог карать или миловать любого на вверенном ему участке.

Был совершен побег. Пропал секретный контейнер. Ситуация чрезвычайная. Впрочем, подобный вариант расписывался в соответствующих инструкциях, в рамках которых предстояло действовать дальше — вызвать роту, которая стояла в семи километрах от лагеря, и принять на себя командование.

Следовало проявить характер, но это не впервой! И в этом случае погоны ничуть не мешали. По одежке встречают…

Коробов осознавал, что он всего лишь крохотный винтик хорошо отлаженной репрессивной машины, но даже он способен превращать в шлак любой человеческий материал. Работая в структуре «Смерша», он знал, что машина подавления напоминает огромный тяжелый асфальтовый каток. Правда, заводится она всегда с полуоборота и не остановится до тех пор, пока не выгладит, как паровым утюгом, все неровности.

А потому следовало поступать по всей букве инструкций и приказов, сурово наказать очевидных виновных, хотя и ясно, что ошибок в таком большом деле тоже не избежать. Как говорится, лес рубят — щепки летят!

Первым пострадавшим будет начальник зоны полковник Лавров. Чисто по-человечески мужика было жаль. Дядька он вроде смекалистый, с большой закалкой, свое дело разумел и любил. И вовсе не случайно, что контейнер передавался именно в его лагере. Все сходились во мнении, что Лавров-то сумеет обеспечить самое надежное прикрытие.

И вот как оно получилось…

Следовательно, Лавров сам виноват. В его обязанности входило предвидеть подобное развитие событий, почувствовать изменения, происходящие в лагере. Надлежало не оставлять без внимания всякий косой взгляд, брошенный в сторону караула. В распоряжении полковника имелась группа опытных оперативников, которые должны были проанализировать, если это потребуется, даже плотность атмосферы над лагерем, не говоря уже о том, что в их обязанности входило реагировать на любой сигнал, поступающий от инициативников. А ведь они предупреждали о готовящемся бунте.

Человеческое общество не однородно. Оно не умеет дышать по команде, а когда компания немалая, то всегда находится человек, который захочет раскрыть планы большинства. И даже не потому, что где-то в темном закоулке его души греется неисправимый стукач, а в силу внутреннего противоречия и нежелания шагать в ногу, вместе со всеми.

Таких людей следует привечать. Из них всегда получаются самые ценные агенты. А если Лавров не сумел предвидеть бунта, если интуиция его притупилась, следовательно, сам виноват и обязан нести ответственность в полной мере.

Теперь Глеб Кириллович Лавров отработанный материал, хотя мужик он стоящий. Но сущность карательной машины заключается в том, что она никогда не делает скидку на человеческий фактор, ей совершенно плевать, насколько у предполагаемого субъекта репрессий богатое внутреннее содержание, ей абсолютно без разницы, какие книги провинившийся читает и о чем размышляет на досуге, — интересны только проступки, за которые тот обязан понести ответственность.

Впрочем, возможен вариант, что могут учесть прежние заслуги полковника Лаврова, его многолетнюю незапятнанную репутацию. Начальнику лагеря очень крупно повезет, если его просто отправят в отставку. На госслужбу проштрафившегося уже не возьмут, но он должен будет благодарить судьбу, если удастся пристроиться где-нибудь сторожем.

Но Коробов имел все основания полагать, что участь начальника лагеря будет куда более печальной. Вызовут его куда-нибудь в центр для дачи подробных объяснений, и, как только Глеб Кириллович перешагнет порог управления, группа задержания наденет на него наручники и спровадит в воронок. Так что объяснения эти самые ему придется давать уже совершенно в другом месте и в ином качестве. Даже называться они будут иначе — показаниями.

А сейчас, стараясь исправить ситуацию, Лавров уверенно распоряжался, организовывал поиски заключенных и, как мог, старался исправить допущенные ошибки.

Самый оптимальный выход в его положении, так это застрелиться. Похоронили бы достойно, даже с некоторой помпезностью, но самое главное — молох карательной машины не зацепил бы его семью, остудил бы только ветерком перепуганные лица близких и поспешил бы дальше отыскивать новые жертвы.

Но не вкладывать же ему в ладонь табельный ствол!

Впрочем, его тоже можно понять, по чисто мужицкой привычке полагаться на «авось» он рассчитывает, что все-таки дело уладится, что беда пролетит стороной. Только покружит смертоносным ураганом над самой головой, попугает для видимости и отправится восвояси. Однако нет, просто так не обойдется, на это можно и не надеяться.

Самое неприятное заключалось в том, что операция входила в фазу «Z» — в самый худший из предполагаемых вариантов. А это означало, что, согласно директиве, власть полностью переходила в руки майора Коробова, и начальник зоны теперь был всего лишь слепым инструментом, используемым при его действиях. Теперь только от его личного желания зависело, кого казнить, а кого миловать.

Первое, что Коробов должен был предпринять, так это совместно с барином организовать поимку разбежавшихся заключенных. С первой задачей справились без особых хлопот. Благо его отряд располагался в каких-то нескольких километрах от лагеря. Весьма кстати оказался и боевой опыт личного состава. После первого предупредительного выстрела солдаты стреляли на поражение, а потому большинство заключенных, сумевших углубиться в лес, встречали бойцов неподвижно и с поднятыми руками, как если бы на каждого из них напал столбняк.

Вторая задача оказалась посерьезнее. Надо было отобрать три десятка зэков и понадежнее припрятать изумруды, предназначенные для отправки по ленд-лизу союзникам. Несколько дней камушки в ящиках лежали на поляне под усиленной охраной, дожидаясь грузовиков, которые должны были вывезти их из леса, но потом из города неожиданно пришло предписание, в котором говорилось о том, что груз следовало надежно схоронить до особого распоряжения. Секретность — особая. Следовательно, свидетелей быть не должно. Изумруды предполагалось засыпать многометровым слоем земли, чтобы ни у кого и мысли не возникло о том, что под пустой породой могут находиться огромные запасы драгоценных камней.