Алмазная пыль
Шрифт:
Понимая, что в таком состоянии она способна наделать бед, Самурай, вцепившись в её локоть, словно клещами, упорно продолжал тащить её в сторону от улицы, где всё случилось.
– С чего это ты вздумал меня защищать?! – возмущённо завопила Санта, едва отдышавшись.
– Ты не готова драться с вооружённым противником, – отрезал Самурай и тут же пожалел о своих словах.
– Ты совсем с ума сошёл?! – завопила в ответ Сан. – Почему ты решил, что я не могу справиться с одним придурком?
– Потому что этот придурок обкурен и с ножом, – огрызнулся он, продолжая
– Ты меня совсем за идиотку держишь? Кто тебе сказал, что они все наркоманы? – растерянно спросила Санта.
– Увидел. Где ты встречала людей, которые, будучи не под кайфом, останутся на ногах после того, как им локти в обратную сторону выгнули?
– Ну, может, ты и прав, – вздохнула Сан. – А вообще, куда ты меня тащишь?
– Куда-нибудь подальше от того места. Наверняка какая-нибудь добрая душа, которой больше всех надо, уже позвонила в полицию и старательно нас описала. Надо уйти подальше и где-то немного переждать.
– Чего и где? – удивилась Санта.
– Пока они проедут с рейдом по горячим следам. Вон, пошли в кафе посидим.
– Такое впечатление, что ты всю жизнь только и делал, что от властей прятался, – проворчала она.
– Не всю, но приходилось, – усмехнулся в ответ Самурай.
Просидев в кафе почти два часа, он заставил Санту съесть три порции мороженого, выпить две чашки относительно сносного кофе и только после этого вывел на улицу. Окончательно растерявшись от уверенности, с которой Самурай взял командование экспедицией на себя, она позволила ему самому принимать все решения.
Просьба Агафоныча оставить Пашку на время в покое была выполнена только на три дня. Утром, едва успев продрать глаза, он был разбужен бесцеремонным вторжением двух мужчин в белых халатах, с ходу потребовавших, чтобы Пашка немедленно отправился с ними в лабораторию.
– А здороваться вас в детстве не учили? – окрысился Пашка, чувствуя, что начинает злиться.
В таком тоне с ним даже Куклов не позволял себе разговаривать.
– Шевели задницей и не тявкай, – рыкнул в ответ один из мужчин.
Этого было достаточно, чтобы окончательно озверевший Пашка кинулся в драку. Вбив обоих умников в стену, Пашка отправился умываться. Приведя себя в порядок, он заказал по телефону завтрак и, усевшись в кресло, с вызовом посмотрел на всё ещё стонущих на полу умников.
Вкатившая столик с завтраком официантка с интересом покосилась на лежащую в углу парочку и принялась ловко расставлять на столе всё привезённое. Один из головастиков, увидев, что Пашка с аппетитом уничтожает бутерброды с сыром и джемом, запивая всё это изрядной порцией кофе, тихо простонал:
– Нам нужна была кровь на анализ до того, как ты поешь.
– А сразу и вежливо это было не объяснить? – пожал плечами Пашка. – Сами виноваты. Вместо того чтобы хамить, лучше бы просто всё объяснили.
– Нам сказали, что мы можем рассчитывать на твоё полное содействие, – простонал головастик.
– Так содействие не означает право хамить, – усмехнулся Пашка.
Их весьма конструктивный
диалог прервал появившийся в номере Художник. С интересом покосившись на лежащих, он повернулся к Пашке и, с укоризной покачав головой, проворчал:– А нельзя было не колотить со всей дури?
– Да я даже не вполсилы бил, – пожал Пашка плечами. – Их же стукни посильнее, и можно сразу гробы заказывать. Дохляки.
– Похоже, наше лечение тебе на пользу. Уже наглеть начал, – усмехнулся старик, медленно усаживаясь в кресло.
– Ничего подобного! – горячо возразил Пашка. – Не начни они вместо здрасте мне хамить, я бы и не подумал в драку лезть.
– И чего же такого они тебе сказали?
– Собирайся и не тявкай. Как вам такой ответ? – развёл Пашка руками.
С ходу развернувшись ко всё ещё лежащим головастикам, старик мрачно посмотрел на своих подчинённых и, презрительно фыркнув, сказал:
– Чем меньше начальник, тем больше дешёвых понтов. Сколько раз вам повторять, что любой оказавшийся в вашем распоряжении пациент – это прежде всего человек. Неужели так сложно это запомнить? Или мне действительно нужно для начала устраивать вам спарринг с моими парнями, а уж потом к людям подпускать?
– Извините, Павел Андреевич, – простонал второй головастик, делая слабую попытку сесть.
– Вам не передо мной, а перед ним извиняться нужно, – ответил старик, ткнув в Пашку пальцем.
Судя по тону, старик действительно разозлился. Сообразив, что попали в сложную ситуацию по собственной вине, головастики слабыми голосами принялись извиняться перед Пашкой. Криво усмехнувшись, Пашка махнул на них рукой и, повернувшись к старику, проворчал:
– Ну почему все становятся вежливыми только после того, как получат по рогам? Неужели так сложно, входя в комнату, просто поздороваться, вместо приказа, просто попросить? Независимо от того, зависит человек от тебя или нет. Этому учат в детстве, но, кажется, без кулаков об этом никто не помнит.
– А ведь ты прав, парень. Без кулаков никто ничего не вспоминает, как ни крути. Особенно вот такие мелкие сошки, – рассмеялся в ответ старик.
Поднеся к губам микрофон крошечной рации, он что-то быстро пробормотал, и в номер ввалились парни из личной охраны старика. Весело кивнув с интересом наблюдавшему за ними Пашке, они подхватили побитых головастиков и быстро вытащили их в коридор.
– Как черти за грешной душой. Быстро и без шума, – усмехнулся Пашка.
Удивлённо посмотрев на него, Художник, растерянно качнул головой и, помолчав, тихо спросил:
– Скажи, тёзка. А что там? За краем? Или тоже не помнишь?
– Помню, – так же тихо ответил Пашка после долгого молчания. – Странно там всё. Сначала холодно и темно. Очень темно. И тишина такая, что аж на уши давит. А потом свет. Далеко-далеко. Как в тоннеле. И тихий звон. Тихий и очень печальный. А в душе, там внутри, такой покой, словно ты один во вселенной. И нет ни страха, ни печали. Ничего нет. Только ты и бездна.
– А потом? – спросил Художник, слушавший его с открытым ртом.