Алмазная реальность
Шрифт:
Вообще же, пока мы добрались до операционной, полегла почти половина отряда. Теперь вместе со мной в комнате забаррикадировались пятеро. И Вуду…
Мы нашли ее на операционном столе. Хирурга я пристрелил лично.
Вуду бессмысленно смотрела в пространство, и мне очень хотелось думать, что это действие наркотиков…
– Кидай Шептуну сообщение, – сказал я связнику-киберу. – Можно. Мы взяли объект.
Связник ничего не ответил. Просто глаза его сделались пустыми-пустыми. Далекими, как у Шептуна.
В этот момент киберы пошли на штурм.
И мы стреляли…
Стреляли…
Стреляли…
Пока
Большая, покрытая кафелем операционная походила теперь на бойню. Пол, залитый кровью, мертвые вперемешку с гильзами и каменной крошкой… Погас свет…
Мы кинули световые маячки и били на их неясный свет, в котором кружились страшные, нечеловеческие тени. Глаза Вуду смотрели в темноту… По подбородку сползала тонкая струйка слюны.
Где-то наверху Шептун сжигал свой мозг, сжигал свое тело, сжигал всю свою аппаратуру, чтобы Артем, пользуясь ресурсами доступных «дружественных» ИскИнов, мог попасть сюда. Попасть в тела этих опутанных сетью нелепой веры людей. Чтобы перегрузить, уничтожить, спалить то, что заставляло их быть единой сетью, фигурами… Пешками и королями, но фигурами, только фигурами для «божественной» игры.
Звездный час Шептуна, жаль, что я этого не вижу…
Боек отозвался гулким «бам», и я понял, что больше ничего не увижу. Вероятнее всего, никогда. Я уже выхватил короткий нож, но остановился: в операционной царила тишина.
– Все, что ли? – спросил из темноты командующий подразделением.
– Не знаю… Шептун, кажется, сделал… – ответил я, прислушиваясь.
– Всех?
– Может быть, и всех… Или только на этом этаже…
– Подождем? – Кто-то другой вступил в разговор.
– Подождем, – согласился я, нащупывая голову Вуду. – За нами придут, если все хорошо…
Про себя я подумал, что, если по нашу душу придут солдаты одной из заинтересованных сторон, нам крышка.
Еще чуток посидим и будем выбираться…
Световые маячки догорели. Едва теплился только один, самый дальний. В темноте что-то шептал командир. Я разобрал только два слова:
– Не вижу ничего… не вижу…
– Кто-то идет, – настороженно сказал голос, который предлагал подождать.
Теперь и я услышал осторожные шаги. Где-то впереди царапнул глаз свет фонарика.
Мне в руку ткнулась ребристая рукоятка пистолета.
– Ты давай, – горячо зашептал в ухо командир. – Я не вижу ни хрена…
Я разглядел, что лицо у него залито чем-то черным. Кровью. Может быть, глаза зацепило.
Фонарик впереди снова мелькнул.
Я прицелился.
– Э-э-й… Э-э-й… – Голос слабый, но знакомый. Я потянул курок на себя.
– Э-э-й… Мартин! Мартин!
Таманский.
– Ты посмотри, сколько настреляли. Ты посмотри… Это ж с ума сойти! Ты только посмотри…
Коля.
По лицу потекло что-то теплое. Я с удивлением понял, что плачу.
Мы погрузили в обнаружившийся неподалеку совершенно целый «опель» Мартина и Вуду. Коля принялся ковыряться в охранной
системе, бормоча себе под нос сложные ругательства с примесью украинской мовы, а я крикнул воякам:– Шептуна! Шептуна ищите!
Они, очевидно, прекрасно знали, кто такой Шептун, и тут же бросились выполнять приказание. Я тем временем включил приемник в машине, и в салон ворвался голос диктора:
– … В районе Гомеля. Южнее Новозыбкова идут тяжелые оборонительные бои. По утверждению очевидцев из мирного населения, покинувших зону боев, немецкие войска применяют тяжелую полевую артиллерию и ковровое бомбометание…
Голос пропал в налетевшем шорохе помех. Я поморщился – туго забинтованное и залитое каким-то быстротвердеющим пластиком плечо тупо ныло. Что они там мне понавертели, любопытно знать? Двигатель завелся.
– Теперь куда? – спросил Коля. Тревожные события последних часов сделали его куда менее многословным.
Я все хотел спросить, нашла ли Маша покойника в подвале, но решил оставить это на потом.
– Пока ждем здесь. Мне нужен Шептун.
– Шептун так Шептун, – сказал Коля, достал из кармана что-то похожее на соевый батончик и принялся, чавкая, жевать.
Мартин и Вуду сидели сзади, обнявшись, что твои голубки. Хотя юмор был неуместен: Вуду явно не в порядке, ее пустые глаза меня пугали. Мартин тоже понимал это, мало того, по щекам у него катились слезы, и я сделал вид, что ничего не замечаю… Странно, но я в этой компании, если не считать Колю, выглядел наиболее спокойным. Втянулся, что ли?
В стекло с моей стороны настойчиво постучали. Я повернулся и увидел здоровяка из Службы Тьюринга. Как его, Лалич, Ладич?
– Что вам угодно? – спросил я, приоткрыв дверцу.
– Ну вы тут нашумели, – с оттенком уважения в голосе промолвил Лалич. – Слышали хоть, что в стране творится?
– В которой? – уточнил я.
– Во всех.
– Примерно… Ч-черт.
Это относилось не к Лаличу, а к Шептуну, которого только что вынесли на руках двое солдат. Они положили его на травку неподалеку от дома. Я выбрался из салона, бесцеремонно оттолкнув Лалича.
Шептун лежал навзничь, бессильно разбросав руки, и я с первого взгляда понял, что дело плохо. Солдаты топтались поодаль, пыхтя и вздыхая.
– Может, доктора позвать? – спросил один.
– Не надо. Нужен специальный доктор. Коля! Коля! Гони за врачом! Ищи Мурзика своего или еще кого, только чтобы через пять минут он был здесь, ясно?
«Опель» с Мартином и Вуду уехал, а я запоздало подумал, что Вуду тоже, вполне возможно, нуждается в Мурзиковых услугах… Лишь бы не спрятался наш алхимик и не нажрался… А это еще кто?
Лалич, подошедший к нам, удивился не менее моего.
– Испепелю капища диавольские! – зычно разносилось над пожарищем, голос перекрывал редкие звуки выстрелов.
Отец Петр собственной персоной. В развевающейся рясе, борода набок, в руках – автомат. Бог ты мой, а я про него совсем забыл в суматохе! И планы же какие-то на него у меня имелись, и все такое прочее…
– Отец Петр! – позвал я.
Попик повертел головой, узнал меня, радостно заулыбался и поспешил к нам, смешно подбирая рясу и размахивая автоматом.