Алмон
Шрифт:
Дэймос и Фобос, словно два кровяных шарика, окутывали Марс своими орбитами. В Торговую Гавань в очередной раз вошли корабли Ахуна, привезя новые винтики в махину Гавани. Все вращалось по своим давно изученным орбитам, по кругам Жизни и Смерти.
– Никак не могу во все это поверить, – Леброн залпом выпил бокал вина. – Значит, это вы вызволили меня из Дворца? – он посмотрел на огромного полуволка, одетого в очень странный наряд.
Алмон кивнул, рассматривая Леброна. Этот подавленный горем юноша не имел ничего общего с Нэскеем, хотя лицо было одним и тем же… Но, нет, черты лица тоже изменились, они стали спокойными и мягкими, исчезла остро отточенная жесткость.
– Я
– Надо подняться на Семинебесную Площадь, – сказала Ластения, и толстяк с надрывом вздохнул.
Патриций, Дракула и Палач сидели в Бриллиантовой Зале и пили ежевичное вино. Каждое лето на далекую Землю отправлялись специальные люди из Дворца для того, чтобы собрать ароматные чернильно-фиолетовые ягоды, перевезти их через Космос и приготовить вино для Георга…
Повелитель, немного осунувшийся после бессонных ночей, сидел в кресле и плавно покачивал любимым кубком, украшенным драгоценностями Космоса. Дракула с Палачом, как могли, старались развлечь его беседой и свежими Дворцовыми сплетнями. Патриций молчал, разглядывал вино в своем кубке, время от времени глубоко вдыхая аромат. Видя, что Георг их совсем не слушает, вампир с Палачом постепенно смолкли. Владыка еще раз вдохнул аромат ежевичного вина и медленно произнес:
– Да-а-а… именно здесь, в этом бокале находится суть, простая, как мир, сложная, как жизнь, и одинокая, как я. Это пьянит, уносит, растворяет, делает рабом и всемогущим одновременно. Вдохни, Дракула, почувствуй, как маленькие иголочки ежевичных стеблей кольнут ноздри, и дурманящий запах леса, птичий щебет, сладкий знойный покой заполнят твое естество. А теперь попробуй, прикоснись к этому колдовству не только обонянием, но и вкусом. Крошечные сладкие, удивительно душистые, терпкие капельки, слегка лизнув твои губы, защекочут язык, приятно царапнут нёбо, а после веточка спелой ежевики впитается в горло, скользнет по пищеводу и мягко, будто молодая травка, устелет желудок, наполняя его прекраснейше приятной истомой. И всё. Ты раб. Раб этой жизни и смерти, ты вынужден повиноваться этим покалываниям и прикосновениям, ежечасно, ежеминутно обязан вдыхать этот терпкий аромат, ты должен смачивать губы в сладких каплях, иначе просто утратишь смысл жизни…
Слушая его тихий гипнотизирующий голос, Дракула зачарованно смотрел на Повелителя, сжимая в руке бокал ежевичного вина, и не понимал, к чему Патриций клонит. Когда Повелитель смолк, вампир откашлялся и спросил:
– Владыка, а причем здесь вино? Мы же говорили о…
– Я рассказывал тебе не о вине, – вздохнул Георг, – я рассказывал тебе о власти. Той самой власти, которой так жаждешь ты.
Леброн подошел к золотым скульптурами Аргона и Олавии, встал на колени, склонил голову и длинные черные волосы упали ему на лицо. На Семинебесную Площадь он поднялся один, чтобы никто не мешал его покаянию.
Скрестив руки на груди, Алмон стоял у окна и смотрел на окутанный вечерней дымкой сад. Полуволк казался удивительной скульптурой, его лицо с яркими волчьими глазами напоминало лик неведомого древнего божества, и Ластения невольно залюбовалась им.
– Алмон, – сказала она, – оставайся с нами насовсем, живи во дворце, а?
– Я бы с великим удовольствием, – улыбнулся он в ответ, – но есть одна причина, по которой я не могу этого сделать.
– Какая?
– Я занимаю слишком много места.
– Какой ужас! – засмеялась Ластения. – Но отчего-то мне кажется, что в этом доме ты как раз поместишься. Мы могли бы жить здесь все вместе, счастливо и дружно.
– Не думаю, – сидевшая в кресле Терр-Розе покосилась на Сократа, – и этому тоже есть причина, очень большая и толстая причина.
– Заметьте!
Она первая начала!– Почему так долго нет Леброна? – поспешно произнесла Ластения. – Может, опять что-то случилось?
В этот момент юноша вошел в залу, он был бледен, его глаза лихорадочно горели.
– Спасибо, что все это время вы были рядом с Ластенией и поддержали ее, – бесцветным голосом произнес он. – Если не ошибаюсь, вы – Терр-Розе?
Терра кивнула.
– Пожалуйста, помогите мне сделать Шар Лицезрения, я хотел бы поговорить с Патрицием.
– Конечно.
– Я хотел бы поговорить с ним наедине.
– Хорошо, пойдем куда-нибудь, я сделаю Шар и оставлю тебя.
– Только ты, парень, будь настороже, – проговорил им вслед Сократ, – приоткрывай время от времени двери и проверяй, не подслушивает ли эта честная дама.
Осень Марса наслаждалась своей светлой, но короткой жизнью. Она упивалась любовью к небу и желтым листьям, страстью к птицам и воздуху. Осень даже и представить себе не могла, что кто-то может быть несчастен в ее время или может оказаться вдруг счастливее неё.
После разговора с Леброном Патриций долго сидел за столом в кабинете, затем вышел из покоев.
Закрыв за собою двери Малахитовой Залы, Владыка постоял в полнейшей темноте, будто пробовал ее на ощупь и на вкус, а затем, подобно дирижеру, управляющему невидимым оркестром, взмахнул руками, и все вокруг осветилось сотнями и сотнями свечей. Свечи стояли на столах, на спинках кресел, висели прямо в воздухе… Лепестки огоньков покачивались, хотя в Зале не было ни ветринки. Патриций медленно передвигался среди этого праздника света, время от времени делая тонкой деревянной палочкой бороздки в мягком теле свечей, чтобы воск стекал причудливее и красивее. Горячие капли падали Владыке на руки, на лицо, на волосы, но он не замечал этого, полностью поглощенный ритуалом, смысл которого был понятен только ему одному.
Ужин подходил к концу. В подсвечниках покачивались острые свечные лепестки, от их света было тепло, уютно и не хотелось расходиться. Терр-Розе пригубила бокал вина и посмотрела на сидевшую напротив Анаис. Ее светлые волосы были убраны под тонкую золотистую сеточку, платье бледно-сиреневого оттенка превосходно гармонировало с цветом глаз. Если раньше внешность дочери Патриция казалась Терре несколько простоватой, то сейчас она готова была признать, что ошибалась, просто юная красота Анаис еще не оформилась, не расцвела в полной мере.
– Анаис, – Терра поставила бокал на стол.
– Да?
– Ты могла бы показать мне Глаз Идола?
– Начина-а-а-ается, – протянул Сократ. – Анаис, не вздумай ей показывать Глаз Идола.
– Ты думаешь, я схвачу его и убегу? – Терра холодно взглянула на толстяка. – Я просто хочу посмотреть, что собой представляет эта легендарная вещица.
Девушка вынула из маленькой сумочки, прикрепленной к поясу, небольшой темный камень, который только приблизительно можно было назвать круглым. Камешек поблескивал мелкими золотистыми чешуйками.
– Это он и есть? – разочаровалась Терра, разглядывая предмет на ладони Анаис. – Я его по-другому себе представляла…
– Сам Глаз находится внутри, то, что сверху – окаменевшее Время.
– Интересно было бы посмотреть на сам Глаз.
– Ты лучше убери его, Анаис, спрячь подальше, – посоветовал толстяк, – а то у мадам уже и глаза разгорелись, заблестели, задымились…
– Что ты все время клевещешь на меня, поганец! – возмутилась Терра.
– Погодите, а где Леброн? – сказал Алмон. – Разве он не должен был придти ужинать?