Алое платье
Шрифт:
—На красивые тряпки зарабатываешь?
Ира не поверила собственным ушам! Обернулась и в упор посмотрела на Таню. Мишина смущенно фыркнула и с повышенным интересом стала рассматривать висевший на стене портрет Льва Николаевича Толстого.
Ира мгновенно поняла: Таня ее выдала. Наверняка все выложила Сергею про алое платье. Еще и посмеялись вдвоем над ней.
Ирина побледнела: хорошо же Стрепетов теперь о ней думает. Мол, пустая девчонка, в школе едва на четверки вытягивает, в голове одни мальчишки и тряпки. А если Танька припомнила последний
Да нет, не могла она!
Сумка с учебниками внезапно стала тяжелой, пальцы рук заледенели. Ира жалко пролепетала:
—А что, нельзя?
Света Зимина неуверенно хихикнула. Васька Куцых показал Ире большой палец, он одобрял. Светлана Степановна покачала головой, но сказать ничего не успела. Виктор Гончаров взял со стола свой рюкзак и лениво протянул:
—Я тоже, между прочим, не привык у матери деньги клянчить. Всю зиму дворником подрабатывал, тротуары от снега чистил. Кто из вас имеет что-то против?
Ответа Ира не услышала. Бежала по гулким школьным коридорам и изумленно думала: «Он что, за меня заступился? Или так… из цеховой солидарности?»
Ира невольно рассмеялась. Вдруг пришло в голову, что три недели назад она и слов-то таких не знала. А тут прямо как Мишина сказанула — «из цеховой солидарности».
Это из-за Аленки. Столько книг за неполный месяц пришлось просмотреть! Ира и в словари лазила, и в энциклопедию заглядывала. У папы кое-что иногда спрашивала. И у Тани Мишиной.
Что ей оставалось делать?
Аленка, она любопытная. Постоянно суется в материнскую библиотеку и пытается читать все подряд. Даже специализированную литературу! По экономике, например. А потом задает вопросы.
Ну не может Ира постоянно говорить малышке — «не знаю»!
ГЛАВА 10
АЛЕНКА БОЛЕЕТ
Сегодня Аленка не рисовала. Она лежала в постели и напряженно размышляла. А встревоженной Ире сказала, что думает о Боге. И не обманула.
Аленка искренне пыталась понять — есть Бог или нет. Мама почему-то на этот вопрос не смогла ответить. Промолчала, будто Аленка и не спрашивала. Аленка утром трижды пленку прослушала — ничего.
Мама о лете говорила. О море, о дельфинах, что в последние годы близко-близко к берегу подплывают, а вот о Боге… Ни слова! Может, мама сама точно не знает?
Аленке почему-то хотелось, чтобы Бог был. Ведь кто-то должен любить людей? Каждого человека? Большого и маленького? Хорошего и не очень?
Аленку, например, мама любит. Маму — бабушка. А вот сосед дядя Петя один живет. И пьет сильно. Его все-все ругают. Кто его сможет любить? Такого смешного, вечно пьяного, плохо пахнущего? Если только Бог.
Антонина Романовна говорила — для него все мы дети. Плохие ли, хорошие — все едино. Детей в любом случае любят. И прощают. Даже самых хулиганистых и противных.
Аленка грустно вздохнула: Антонина Романовна все-все знала, она ведь старенькая.
И Аленка попросила Бога, чтобы он был. Всегда!
Потом девочка перевела взгляд на свою акварель, и в ее глазах засветилась надежда.
Там
папа! Аленка и отсюда видела его: высокий, красивый, кудрявый и улыбается. Жаль, папино лицо никак не удавалось рассмотреть. Даже в снах. Вечно оно как в тумане, приглядываешься, приглядываешься, а все расплывается.Поэтому и на рисунке свет падает со спины. Чтоб все по правде было. Никак нельзя в таком важном ошибиться. Вдруг папа завтра…
На картинке все-все, как мама рассказывала!
Аленка почти уверена — волшебные краски существуют. Может, ее акварели как раз ими написаны.
Почему нет? Если очень-очень сильно захотеть… Если верить по-настоящему…
Аленка крепко зажмурилась и пообещала стать хорошей-хорошей. Только пусть краски и в самом деле окажутся волшебными!
Аленка потянула руку за диктофоном. Покосилась на Иру, сидевшую над уроками, и зашептала в микрофон:
—Мам, помнишь сказку про волшебные мелки? Ты мне зимой читала. Перед Новым годом. Мам, я точно знаю, есть и краски такие же. Волшебные! И если нарисовать ими папу… Если очень хорошо нарисовать ими папу… Ведь у каждой маленькой девочки должен быть папа, а, мам?»
Аленка нажала на кнопку и закрыла глаза. А Ира застыла, у нее даже мышцы шеи свело от напряжения. Совсем не хотелось, чтобы Аленка поняла — Ира слышала ее жаркий шепот. Все до последнего словечка!
Ира покосилась на стену — там висели Аленкины рисунки. Их было уже много и самых разных. Но лишь один Аленка прикрепила так, чтобы видеть всегда. Тот, где к ней пришел отец.
Неужели Ира не сможет помочь?
Ира едва не вскрикнула, когда негромко зазвонил сотовый. Почему-то она сразу же поняла — Марина. И угадала.
***
Вечером Ире пришлось сбегать в аптеку. Аленке стало совсем плохо. Поднялась высокая температура, и вызванная встревоженной Наташей старенькая докторша прописала антибиотики. Потому что Аленкин бронхит иначе не побороть. Они честно пытались обойтись без них, но...
Антибиотики, по словам Софьи Павловны, — так звали участкового врача, — последнее, самое крайнее средство. Ими лучше не злоупотреблять.
Наташе с Аленкой повезло. Софья Павловна жила в соседнем доме и запросто прибегала к ним по телефонному звонку. Она очень любила маленькую Аленку. Называла ее солнышком.
Впрочем, она и Иру назвала солнышком. Так и сказала:
—Слетай-ка, солнышко, в аптеку с этим рецептом.
Аленка рассмеялась и воскликнула:
—Ира не рыжая!
Софья Павловна потрепала ее по щеке и удивилась:
—Надо же, я и не заметила.
Потом Аленка долго кашляла. Все ее худенькое тельце сотрясалось, личико покраснело, а из глаз побежали слезы.
Софья Павловна слушала хриплый, натужный кашель и недовольно хмурилась. Едва Аленка затихла, Софья Павловна принялась растирать ее мерзко пахнущей смесью из принесенной баночки. Она сама приготовила мазь для своей маленькой пациентки. Сказала — это народное средство, еще наши деды так лечились.