Алоха из ада
Шрифт:
— По правде говоря, я бы предпочёл вернуться к управлению «Макс Овердрайв».
— Нет, это не так. Ты похож на меня. Один из ночных жителей. Я — дорога. Я даю жизнь, и я забираю её. Существа вроде нас не могут закрыть глаза на мир и жить уютной жизнью смертного.
В моей памяти всплывают лица двух мужчин. Моего настоящего отца, Кински, бывшего архангела, и отца, который вырастил меня. Одно из лиц тускнеет и исчезает. Остаётся то другое, не-совсем-человеческое.
— В твоих устах это звучит так обречённо и романтично. Мы все должны продолжать пить абсент, умирая от употребления.
Она пожимает хорошенькими плечиками.
— Всё является тем, чем ты позволяешь ему быть. Ты можешь найти в тёмных местах красоту и радость столь же легко, как гражданские находят утешение в свечении своих
— В противном случае, что?
— В противном случае, через десять лет ты остановишь меня и задашь дурацкий вопрос, а я в конечном итоге отправлю тебя на заправку купить карту.
— Ой. Когда ты так говоришь, ад кажется в самый раз.
Салли касается моей щеки. Её рука тёплая, словно за её темными очками пылает очаг.
— Будь скалой, Джеймс. В противном случае ты потеряешь всё.
— Откуда ты знаешь, что меня зовут Джеймс?
Она проглатывает ещё одну мармеладку.
— Это просто трюк, который мне по силам.
Я качаю головой.
— Иногда ты говоришь, как Веритас [136] .
— Одна из тех маленьких адовых монет удачи, которые оскорбляют тебя, когда ты задаёшь вопрос? Надеюсь, я не настолько противная.
136
Богиня истины.
— Нет. Но что, чёрт возьми, значит «будь скалой»? Звучит, как одно из худу-предупреждений, которое на самом деле никогда не означает то, о чём говорит.
Мустанг Салли кладёт мармеладки обратно в пакет.
— Я всегда говорю то, что имею в виду.
Она достаёт из сумочки и надевает белые водительские перчатки.
— Точно так же, как я всегда подаю сигнал, когда меняю полосу движения. Я не виновата, если ты не увидишь, как я приближаюсь, и окажешься в канаве.
Словно роковая женщина с автострады Говарда Хоукса [137] , Мустанг Салли перекидывает маленькую сумочку через плечо, садится в машину, заводит двигатель и уезжает. Когда проносится мимо, она посылает мне воздушный поцелуй.
137
Американский кинорежиссёр, сценарист, продюсер.
Я пересекаю город и бросаю «Бонневиль» в зоне запрета парковки перед Брэдбери-билдинг, этим старым зиккуратом в стиле арт-деко, и одним из немногих по-настоящему красивых строений Лос-Анджелеса. Здесь на экскурсии группа школьников, и я даю им пройти, прежде чем шагнуть в тень. Я почти уверен, что парочка детей меня видела. Это хорошо. Детям нужно время от времени взрывать мозги. Это избавит их от мыслей, что управление «Макдональдсом» — самое большее, на что они могут надеяться.
Я не направляюсь прямо в пещеру мистера Мунинна. Прислоняюсь к стене в Комнате Тринадцати Дверей. Это тихий спокойный центр Вселенной. Даже Бог не может прислать мне сюда сообщение. Здесь я один и пуленепробиваем.
У меня был туз в рукаве с тех пор, как начался весь этот цирк с Мейсоном, Аэлитой и маршалом Уэллсом. Рубильник. Митра. Первый огонь во Вселенной, и последний. Пламя, что спалит дотла эту Вселенную, чтобы расчистить путь для следующей. Я рассказал об этом Аэлите, но она мне не поверила. Она не могла. Я Мерзость, и мне никогда не справиться с таким чистокровным ангелом, как она. И какая мне польза от этого Митры? Угроза действует, только если в неё верят, и я оказываюсь в одиночестве в этой эхокамере вечности, не зная, что делать. Я могу поддержать идею Мустанга Салли о красоте-во-тьме. Это половина причины, по которой мы с Кэнди обхаживали друг друга все эти месяцы. Мы шанс друг для друга обрести немного чёрного покоя в глубокой тьме.
Подумывать о том, чтобы спалить Вселенную, было намного забавнее, когда Элис была где-то в безопасности. Какая-то оптимистичная ничтожная часть меня воображала, что Небеса выстоят, даже если остальная
Вселенная обратится в пепел. Но теперь Элис в Даунтауне, и я знаю, что она была права, и мне нужно отпустить её, но я не могу позволить ей умереть в гадюшнике сумасшедшего дома Мейсона, а это то, что случится, если я дёрну рубильник.Я хватаю с пола тяжёлый стеклянный графин и выхожу в подземную кладовую Мунинна.
— Мистер Мунинн. Это Старк, — кричу я.
Он высовывает голову из-за ряда полок, заставленных тибетскими чашами из черепов и украшенных серебром ритуальными трубами из человеческих бедренных костей. Подходя, он вытирает лоб чёрным шёлковым носовым платком.
— Просто провожу небольшую инвентаризацию. Иногда мне кажется, что следует нанять парня, вроде тебя, чтобы внести всё это в компьютер, но потом я задумываюсь, что к тому моменту, когда он закончит, компьютеры устареют, и мне придётся делывать всё это заново с мозгами в банках или гениальной золотой рыбкой, или какие там ещё чудеса в следующий раз придумают учёные. — Он вздыхает. — Полагаю, в подобном месте старые способы работают лучше всего. Кроме того, я знаю, что хотя для других это выглядит как бардак, мне известно, где находится каждый предмет. Я использую инвентаризацию лишь как предлог, чтобы перебрать безделушки, которые не брал в руки сотню-другую лет. — Он видит стеклянный сосуд у меня в руке. — Боже мой. Ты принёс его обратно. Давай сядем и выпьем.
Письменный стол Мунинна представляет собой рабочий стол, заваленный всяким хламом, вызвавшим бы железобетонный стояк у сотрудников Смитсоновского института [138] . Ранний черновик Великой хартии вольностей, включавший в себя предоставление свободы призракам. Маленькие парящие и свистящие безделушки размером со спичечный коробок из Розуэлла [139] . Счастливые трусики Клеопатры. Насколько мне известно, у него есть фиговые листочки Адама и Евы, вложенные в их выпускной альбом.
138
Научно-исследовательский и образовательный институт в США и принадлежащий ему комплекс музеев. Назван «чердаком нации» из-за разнородных запасов в количестве 154 миллионов предметов.
139
Предполагаемое крушение НЛО недалеко от американского города Розуэлл превратилось в одну из величайших тайн американской истории и породило целую субкультуру.
Я ставлю графин на стол между нами. Если хорошенько вглядеться в стекло, то можно увидеть мерцающую спичечную головку огонька. Выглядит не особо впечатляюще, впрочем, как и несколько микрограммов плутония, достаточных для того, чтобы вы были столь же мертвы, как восьмидорожечная лента [140] , и с гораздо большим числом открытых язв.
— Ты передумал, не так ли? Ты не собираешься сжечь нас всех как римские свечи Четвёртого Июля [141] ?
140
Популярная технология звукозаписи в 1960–1980 годах.
141
День Независимости США.
— Когда ты так говоришь, это звучит забавно. Может я и делаю ошибку, отдавая его, но я больше не считаю его своим.
Я поднимаю графин и смотрю внутрь. Митра всё это время был у меня, но я практически никогда не смотрел на него. Он прекрасен.
— Я не хочу, чтобы это находилось в Комнате на случай, если Мейсону удастся сделать ключ, и он сможет попасть туда.
— Нет. Если и был кто-то ещё более неподходящий, чем ты, чтобы владеть Митрой, так это он. Без обид, конечно. Я бы никогда не продал его тебе, если бы считал, что ты способен им воспользоваться.