Alouette, little Alouette…
Шрифт:
– Как скоро это будет? – спросил Фирестоун.
Максим помялся, развел руками.
– Сожалею.
Фирестоун продолжал всматриваться в его лицо.
– Максим, из любого правила есть исключения.
– Из таких нет, – ответил Максим. – Это преступление.
Фирестоун помрачнел.
– Жаль… ну что ж. Ладно, не расстраивайся. Я не один такой. Другим даже приятно будет, что и мильтимиллиардеры мрут.
Аллуэтта молчала, только смотрела отчаянными глазами то на отца, то на Максима.
– Впрочем, – сказал Максим, – вы могли бы зайти завтра к нам. Никто не удивится, это
Фирестоун медленно наклонил голову, все еще не отрывая взгляда от лица Максима.
– Непременно. Непременно.
Глава 15
Как и договорились, Фирестоун на следующий день заехал в Научно-исследовательский центр, пообщался с Томбергом, заглянул в пару лабораторий, которым бы тоже не мешало помочь в финансовых вопросах, побывал в лаборатории Максима и осмотрел ККК-3С, а потом ушел за перегородку к заведующему лабораторией, и некоторое время, как заметили все остальные, там разговаривали приглушенными голосами.
После его ухода Максим заявил, что пообщались насчет перспектив мировой науки и дружбы народов, все хорошо и все поют, а теперь за работу, за работу, шнель, шнель, кому устроить показательную порку?
Не доверяя даже виртуозному Джорджу, Максим снова и снова просматривал выделенный компьютерной программой нужный участок двойной спирали, где присутствуют дефектные гены или даже один дефектный ген, что при сбое приводит человека в возрасте к полной слепоте.
Френсис что-то почуял, начал присматриваться, пару раз заглянул через плечо начальника, охнул.
Когда Максим рассерженно повернулся, Френсис сказал тревожным шепотом:
– Ты что, не утерпел?.. Занялся трансдифференциацией? Этот дурацкий запрет когда-то да снимут! Не рискуй.
– Тихо, – ответил Максим. – Тихо, не ори. Я просто пытаюсь отыскать вариант, как можно будет заменять быстро и дешево такие вот… поврежденные участки.
– А как проверишь? – спросил Френсис. – Ага, угадал!.. Макс, ты не потянешь в одиночку. Я подключусь к расчетам.
– Тебе не стоит, – возразил Максим. – Пусть вся ответственность будет на мне.
Френсис отмахнулся.
– Ерунда. Всего лишь уволят, это же не тюрьма строгого режима.
– И запретят заниматься наукой, – напомнил Максим.
Френсис широко улыбнулся.
– Буду работать подпольно для триады, якудзы или наркокартелей.
– Тебе все шуточки!
– Вся жизнь, – сказал Френсис, – шуточки. Так какой участок планируешь заменить?
Аллуэтта еще раньше Френсиса заметила, что Максим помрачнел, смотрит исподлобья, отвечает иногда и вовсе невпопад, а за обедом ведет себя так, что в самом деле – подсунуть ему вместо пирожного его стоптанный туфель, съест и не заметит разницы.
Она мучилась виной, не пришел бы отец к Максиму с такой идеей, если бы она не рассказывала ему подробно, чем тот занимается… однако, с другой стороны, если Максим может помочь, то можно делать вид, что подчиняются запретам и профессиональной этике, но сделать исключение. На этом мир держится. Законопослушные
всегда сидят в норках, а открывают новые земли авантюристы, пираты, разбойники, за что потом получают высшие награды от королев.Максим тоже замечал, как Аллуэтта смотрит на него отчаянными глазами, но ее впутывать нельзя ни в коем случае, на время визита Фирестоуна вообще услал ее на склад получать мышей, а туда сообщил по внутренней связи, чтобы задержали ее подольше.
Она принесла ему любимые гренки, поджаренные из только что испеченного хлеба, пахнущие просто одуряюще, поставила большую чашку кофе и сама размешала сахар серебряной ложечкой, которую ей подарили на день совершеннолетия.
– Ты вообще не поднимаешь головы, – прошептала она с суждением. – Так до инсульта доработаешься. Смотри, как Френсис работает!.. То прогуляется, то пирожные напечатает и жрет, как орешки…
Он ответил с неловкостью:
– Знаешь ли… не обижай Френсиса. У него очень сложная задача. И, похоже, он расколет ее вот-вот.
Она вздернула брови.
– А что?
– Френсис уверен, – сказал Максим нехотя, – что мною движет фанатичный интерес ученого. Именно потому я, дескать, и хочу провести запрещенный эксперимент.
– Но разве ты не рискуешь?
– Рискую, – согласился Максим, – но это шкурный риск, а не высокий и благородный, как он предполагает.
Она сказала обиженно:
– Знаешь, ты свинья. И на Френсиса не наговаривай, он замечательный. Даже сейчас вот делает доброе дело и мучается.
Максим усмехнулся.
– Да уж… Но не разочаруйся. Не такая уж он и цаца.
– Цаца, – отрезала она с твердостью – И буду с ним цацкаться!
– Не перецацкайся, – посоветовал он. – Я делаю для человека, который оборудовал нам лабораторию так, что она стала третьей в мире по оснащенности!.. Вот как бы так. А ты что думала? Потому что он твой отец?
Она гордо вскинула голову.
– Ничего я не думала!
– Правильно, – похвалил он. – От этого морщины. Если и ты будешь думать, то кто кофе станет носить?
– Мышей обучишь!
Он остановился, брови поползли вверх.
– А что, это мысль… Пищат так же…
– Я тебя убью, – пообещала она.
– Спасибо, – сказал он, – что предупредила.
– Не до конца, – уточнила она. – Только прибью и уговорю Френсиса, чтобы он ввел тебе ген, который заставит тебя любить меня верно и преданно, как вот я тебя!
Он саркастически хмыкнул.
– Такого гена нет. Это так… уродливая мутация. Помогала раньше, а теперь тормозит… наверное.
– А что есть?
Он сдвинул плечами.
– Дурь какая-то. Но и она выветривается. Уже никто не ромеоджульеттничает, не душит за предполагаемую измену, не бросается в огонь из-за неразделенной любви…
Она сказала просто:
– Я бы бросилась.
Он смолчал, в самом деле ответить нечего, а она, не дождавшись ответа, удалилась, стараясь не выказывать печали.
Максим продолжал влезать все глубже и глубже в прямое репрограммирование клеток, механически вспомнил, как Аллуэтта доказывала, что здоровое полноценное общество не может существовать без развитой преступности, будь это политика, бизнес или что-то еще.