Альпийские сказки

— Я оглохла, — сказала она. — Странно это, да, так странно.

Но усталости она не чувствовала и продолжала идти — днем, ночью, больше не останавливаясь. Однажды утром она увидела вдали какой-то большой город с золотыми куполами. И чем ближе она подходила, тем ярче эти купола горели, переливались, тем больше их становилось. Были среди них синие со звездами, были красные, желтые, зеленые.

Теперь она шла быстрее. Ей не терпелось рассмотреть этот город. Но, как все большие города, он был окружен предместьями, и этим предместьям конца не было. Теперь однообразные фасады заслоняли от нее купола; она проходила по обсаженным деревьями проспектам и по убогим улицам с покосившимися деревянными домишками. Ей не встретилось ни души. У кого же спросить, как называется город? Вдруг она увидела, что навстречу идет какая-то старушка.

— Наконец-то хоть кто-то живой!

Но тут она уткнулась в зеркало у входа в парикмахерскую.

— Так эта старая женщина — я?

Да, это была она. И тут она почувствовала, что очень, очень устала, и без сил опустилась на скамейку какого-то общественного сада. Из школы со смехом высыпали школьники и пробежали через сад, не замечая ее. Но один из них вернулся и с поклоном обратился к ней:

— Здравствуйте, бабуленька!

— Ты меня знаешь? — спросила она.

— Да, я вас узнал. Я часто видел вас во сне.

— Я тоже узнала тебя, — сказала она. — Это тебя я искала так долго, сама того не зная. Долго-долго искала я тебя по городам и весям. Я шла и шла всю свою жизнь, и вот я старуха. Я вышла в путь маленькой девочкой, и было это задолго до твоего рождения. А сегодня я пришла сюда. И теперь знаю, что сюда и шла.

Мальчик слушал и ничего не понимал, но его личико дышало добротой.

— Я искала тебя повсюду, потому что любила тебя. Ты совсем такой, как в моих снах, ведь ты мне тоже снился. Беленький и крепкий.

Он снова поклонился, на этот раз в пояс.

— Милая старенькая бабушка, — сказал он.

— Как тебя зовут, мой ясный соколик?

— Аркадий, и вы теперь будете жить у нас, потому что у нас как раз нет бабушки, а сейчас Рождество. А Рождество без бабушки — какое же это Рождество!

хилл, Блез, ешьте суп! Будете хорошо есть — расскажу вам про Чудовище.

— Про взаправдашнее?

— Про взаправдашнее.

— Про самое настоящее?

— Да. Так вот, дети, это Чудовище — не сказочное, не мифическое. Это, милые мои, наше, здешнее Чудовище.

— Мам, а ты его видела?

— Нет, но я видела, как возвращались с горных пастбищ Шандолена бараны, которых оно чуть не съело. На них была его метка.

— Какая метка?

— Три ранки на шее, где зубы Чудовища проткнули шерсть и кожу. Ох и хватало же оно их! Это было всем чудовищам Чудовище. И о нем писали все газеты Швейцарии и даже других стран.

— Я тогда уже родился, мама?

— Конечно, родился, Блез, тебе тогда исполнилось два года. Это было в 1946-м. Так что тебе довелось жить в эпоху Чудовища.

— Я тозе? (Ахилл еще не выговаривает «ж»).

— Нет, Ахилл, ты тогда еще был на небе.

— Хны! Хны!

— Не плачь, глупыш! Зато ты появился на свет как раз в ту самую зиму, когда Чудовище было убито.

— А, тогда ладно.

— А вот тебя, Блез, оно чуть было не съело.

— Меня?

— Да, тебя. Мы отправились в самую глушь леса Фанж за земляникой. «Там есть такая поляна, прямо вся красная, столько на ней ягод!» — уверял ваш дядя Рене-Пьер. А ты ехал в колясочке, такой беленький-кудрявенький, румяный-золотистый! Лакомый кусочек для Чудовища, прямо-таки деликатес.

— Деликатес?

— Ну да, так называется что-нибудь очень вкусное и особенное. Так вот, сперва, пока шли по дороге, все было ничего. Но дальше начинается тропа, вся в буграх и кореньях, что твоя лестница, и конца ей не видно. Приходится тебя, Блез, брать на плечи, а коляску на буксир. А земляники нет и нет, ни единой ягодки!

А лес чем дальше, тем глуше, деревья все косматее…

— Ой, мама, это же Девственный Лес!

— Правильно, почти что Девственный Лес. Там оползла целая гора, лет триста назад, и до сих пор потихоньку оползает. Это место называется Илльграбен. Такой естественный амфитеатр, и из его желтого песчаного обрыва сочится тоненький ручеек, тоже желтый, который в грозу становится большим ручьем.

— А Чудовище, мама?

— Ах да, Чудовище. Зашли мы, стало быть, в самую глубь леса Фанж. Сосновые лапы — черной-пречерной зелени, и ветер свистит так странно и печально…

— А земляника?

— А земляники нет. Мы сбились с пути, куда-то не туда зашли.

— А Чудовище?

— Да, Чудовище… Мы-то ни о чем, кроме земляники, и не думали! Знай ищем ее там и сям. Рассыпались по лесу, а тебя оставили спать в коляске под большой сосной.

— И?..

— Как раз там и жило Чудовище.

— Ой!

— Да, именно там.

— Там был его дом?

— Ну да — логово, нора, берлога.

— В пещере?

— Вот уж не знаю.

Мы-то об этом узнали только потом, из газет. Однако некоторые люди уже начинали беспокоиться из-за Зверя — какого, оставалось только гадать — из-за зверя, который пожирал овец.

Но Зверь оставался невидимкой. Никто его не видал, никто ничего про него не знал.

Тогда Главный Жандарм велел созвать экспертов.

— А эксперты, это кто?

— Ученые, люди, которые много всего знают.

— А Главный Жандарм — ты его знала, мама?

— Один раз видела.

— Он был большой?

— Да, это был видный мужчина и даже очень галантный. Он мне в тот раз учтиво преподнес первую весеннюю фиалку, которая была у него в петлице. Но вернемся к нашим баранам. Куски недоеденных баранов то и дело где-нибудь да обнаруживали. Ученые нацепили очки и изучили эти объедки… «К какому виду принадлежит Чудовище?»

— Выяснили?

— Нет, не выяснили! Так и не разгадали загадку. Только спорили. Один кричал: «Пантера!» Другой утверждал: «Леопард!» — «Шакал!» — «Тибетский барс!» А мой брат Рене-Пьер говорил — рысь.