Альтернатива маршала Тухачевского. Внедрение в прошлое, часть 2
Шрифт:
Еще хитрее Гвоздь поступал, если в богатых квартирах удавалось взять драгоценности, иные из которых стоили подороже содержимого иного купеческого сейфа. Конечно, полную стоимость получить было никак невозможно - хорошо, если удавалось выручить пятую часть цены. Часть денег старый медвежатник выплачивал своим подельникам сразу, из своего кармана - а украшения укладывал 'отлежаться' в тайники, когда на полгода, а, иной раз, и на цельный год. Полиция рыла землю со всем рвением, тряся ювелиров не только Москвы, но и Питера, и крупных губернских городов - это было и неудивительно, драгоценные цацки принадлежали женам и дочкам больших чинов и богатых купцов. Гвоздь терпеливо ждал, пока уляжется кипиш - а, потом, давал весточку своим знакомцам из числа варшавских воров (это аналог воров
После смерти Гвоздя, тихо помершего в 1915 году, бразды правления принял Седой - и продолжил дело в точном соответствии с порядком, заведенным покойным учителем. Поэтому за все эти годы и не спалился никто - а погибли только двое подельников, взятые в заложники чекистами в 1918 году, и расстрелянные тогда же. Ну, от этого уберечься было никак невозможно.
Дела шли - но, даже с началом нэпа 'жирных гусей', с которых можно было поживиться, стало не в пример меньше. Перевелись частные банки, а, появившиеся нэпманы и иностранные концессионеры, во-первых, как правило, изрядно уступали в богатстве типичным состоятельным людям царской России, во-вторых, по-настоящему богатых среди них было немного; в-третьих, за ними зачастую внимательно присматривали ГПУ и милиция, понятно, по своим соображениям - но Седому с подельниками от этого было не легче. Резко сузились и возможности сбыта - пойди, нынче сплавь за хорошие деньги взятые у коллекционера-концессионера украшения или картины, если Варшава стала заграницей, куда запросто не съездишь! Сбыт в Москве был чреват палевом - да и не давали нынче нормальной цены.
Глядя на все это, подельники Седого иной раз осмеливались как бы невзначай заикнуться главарю, насчет завязки. Старый медвежатник пока что не говорил ни 'да', ни 'нет' - но мыслишки такие у него были. В самом деле, самый молодой из его банды работал с ним двадцать лет с гаком - и, за это время успел скопить столько, что и детям хватит, если не тратить денежки дуром. Сам же Седой скопил золотишка с серебришком не только на четверых дочек, но и на всех возможных внуков. И вправду, как ни повернется жизнь, а на золото даже в голодающей Москве, при лютующих чекистах, понимающий человек мог прикупить и паюсной икорки, и копченой осетринки, и буженинки - так что за потомство можно было не беспокоиться.
Неплохо было и с чадами и домочадцами - конечно, они не ведали о настоящем 'втором дне' глав семейств, но, знали о том, что есть у них кое-какие подработки, из числа не самых чистых. Тут снова надо было поблагодарить покойного Гвоздя, накрепко вколотившего своим людям понимание той истины, что 'Бабий язык - что помело'. Поэтому вторым половинам, под великим секретом было сказано, что толкаем время от времени кое-какой левый товарец - отсюда и случаются дополнительные денежки в семейство. О настоящих захоронках Седой собирался рассказать только когда будет помирать - иначе, как бог свят, растреплют лучшим подружкам.
Насчет чистых документов тоже было все в порядке - все члены банды жили благонамеренными обывателями, бывшими вне подозрений у властей.
Мешал завязать гонор классного медвежатника, мастера из мастеров своего дела - хотелось закончить карьеру чем-то таким, что можно будет вспоминать с приятностью всю оставшуюся жизнь. Предложенное же сегодня дело отвечало всем условиям - и навар с него обещал быть преизрядным, и вспомнить будет что - мало кто мог похвастаться хабаром, взятым в Кремле. Да и чутье, развитое многолетним
промыслом, прямо-таки в голос говорило: 'Фарт будет!'.Седой решился.
– Значится, так - неспешно начал он.
– На пятую часть от всего содержимого я согласен, при том условии, что моя доля от этой пятой части составит две трети. Остальное - посланнику с гальванером. Тебе - пятая часть от моей доли. Ежели посланник будет чего-то предлагать от себя - не бери, а, так и скажи, что мне Седой отстегнет.
– Понимаешь, почему?
– Чтобы не было сомнений в нашей солидности - ответил Иван Петрович, соблюдая правила игры - на самом деле, он прекрасно помнил заведенное еще Гвоздем правило 'Если кто кормится из двух тарелок - веры ему нет'.
– Верно - согласился Седой.
– Кто знает, что как повернется - может, у нас с ними еще дела будут, такие наводки на дороге не валяются, особенно по нынешним временам. Ладно, ступай. Когда все обговоришь - зайдешь ко мне запросто, с бутылочкой.
– Всего доброго - попрощался Иван Петрович.
– И тебе того же - ответил Семен Арсентьевич.
Кофе с коньяком в Фонтенбло.
Теплым апрельским вечером, в кабинете особняка, находившего в аристократическом пригороде Парижа, неспешно наслаждались кофе маргассан двое старых знакомых. Они никогда не были друзьями, слишком уж разными людьми были эти двое по складу характера - но эти двое были единомышленниками и верными союзниками.
– Как Вы оцениваете текущую ситуацию, господин полковник?
– поинтересовался гость.
– Как весьма неоднозначную - с прямотой строевого офицера ответил граф Франсуа де ля Рок.
– Наше правительство, следуя в фарватере британской политики, выражает готовность принять участие в 'крестовом походе' против Советов - но, при этом, оно не утруждает себя принятием необходимых мер предосторожности. Это при том, что 'красный пояс' Парижа никуда не делся, а левые и крайне левые опасно сильны.
– Опыт недавнего прошлого учит, что затяжная война чревата большевизмом - можно вспомнить и волнения в наших войсках, случившиеся в 1917 году, и бунт на линкорах, произошедший в 1919 году.
Гость прикрыл глаза, молчаливо выражая согласие - действительно, во время небезызвестной 'Бойни Нивеля' был момент, когда дисциплинированные французские войска были на грани выхода из подчинения; хорошо помнилось ему и восстание на линкорах черноморской эскадры, происходившее под коммунистическими лозунгами. Собственно, союзников очень выручило прибытие во Францию американских экспедиционных войск, в противном случае, еще неизвестно, где бы раньше разразилась революция, в Германии, или же у ее противников на Западе. Он это знал точно, ведь он был офицером связи французской армии при генерале Першинге.
– Таким образом, можно констатировать тот факт, что в случае вступления Франции в войну с красными, вероятность коммунистического мятежа станет достаточно высокой - а полагаться в этом случае можно будет на полицию и жандармерию, лояльность армейцев окажется сомнительной - констатировал полковник де ля Рок.
– Позвольте присоединиться к высказанной Вами точке зрения, господин полковник - вежливо согласился гость, прекрасно понимавший то, что граф де ля Рок, влиятельный сотрудник штаба маршала Петэна, высказывает не только свое мнение, но, общее мнение сторонников Филиппа Петэна.
– Я очень высоко ценю Ваше согласие, месье капитан - но, возможно, стоит принять некоторые меры предосторожности на случай выступления красных?
– спросил хозяин.
Мысленно граф де Маранш поморщился. Нет, Шарль де Маранш признавал Франсуа де ля Рока, выходца из столь же древнего и не менее знатного рода, как и его собственный, равным, это не подлежало сомнению; также он не оспаривал и правоту высказываний полковника - раздражала его прямолинейность единомышленника. Это было вполне объяснимо - если потомственные офицеры де ля Роки веками были строевиками и штабистами, то, де Маранши, как правило, имея офицерские звания, были людьми 'за сценой', влиятельными персонами, предпочитавшими оставаться в тени.