Альтернативная история

Косович попытался зайти с другой стороны:

— Вы упомянули в разговоре заместителя фюрера, сэр. Мне стало известно о второй попытке бомбардировок два дня назад. Как вы можете это прокомментировать?

Мэнверинг стиснул телефонную трубку.

— Боюсь, вы дезинформированы, — медленно произнес он. — Нам ничего не известно об этом инциденте.

Некоторое время из трубки не доносилось ни звука, после чего Косович задал следующий вопрос:

— Можно ли считать ваше заявление официальным?

— Наш разговор не является официальной беседой. В любом случае я не уполномочен делать заявления.

— Да, иные пути получения информации действительно существуют. Мистер Мэнверинг, спасибо за то, что уделили мне время.

— До свидания, — ответил Мэнверинг, положил трубку на рычаг и медленно сел, не отрывая взгляда от телефона.

За окнами министерства шел снег, порывы ветры подхватывали белые хлопья и кружили их в диком танце, увлекая в темноту ночи. Мэнверинг поднес к губам чашку и понял, что чай совершенно остыл.

В камине потрескивали дрова, языки пламени лизали сухое дерево. Он налил себе еще немного виски и вернулся на место. Перед отъездом в Уилтон он обедал с Уинсби-Уокером. Этот человек занимался сбором разнообразной информации, но он ничего не мог сказать о корреспонденте по имени Косович. Мэнверинг подумал: «Мне следовало бы узнать о нем через службу безопасности». Но тогда служба безопасности начнет проверять и его самого.

Он взглянул на часы. На улице стало гораздо тише. Мэнверинг усилием воли заставил себе подумать о другом. Однако новые мысли тоже не принесли желанного успокоения. Прошлое Рождество он провел с матерью, но больше этого никогда не будет. Он припомнил другие праздники Рождества — те, что были много лет назад. Несмышленому ребенку это время казалось нескончаемым весельем со множеством игрушек и сладостей. Он, словно наяву, ощутил запах сосны, коснулся шероховатой поверхности веток, увидел в полумраке свет, льющийся от расставленных по комнате свечей. Вспомнил книги, которые читал при свете фонаря, и твердые углы набитой наволочки, лежавшей на кровати в ногах. Тогда он был абсолютно счастлив. Не сразу, а намного позднее пришло осознание того, что чего-то не хватает. А вместе с ним и одиночество. Мелькнула мысль: «Она хотела видеть меня устроенным в жизни и уверенным в завтрашнем дне. А это не так уж и много».

От виски он становился слишком сентиментальным. Осушив стакан, Мэнверинг прошел в ванную комнату, разделся и встал под душ в надежде, что бодрящие струи воды унесут прочь усталость и сомнения. Тщательно вытираясь махровым полотенцем, он подумал: «Ричард Мэнверинг, личный помощник министра Великобритании». А вслух произнес:

— Кто-то должен помнить о возмездии.

Одевшись, он нанес на лицо пену и начал бриться. В голове теснились мысли: «Иногда бывает, что в тридцать пять приходит осознание, что ровно половина жизненного пути осталась позади». Он припомнил далекие дни, проведенные с Дианой, когда на короткий миг ему показалось, что между ними возникло что-то необъяснимо-волшебное. Теперь между ними уже ничего не могло быть. Из-за Джеймса. Конечно, Джеймс был всегда.

Мэнверинг аккуратно вытер лицо полотенцем и нанес лосьон после бритья. Все это он делал механически; мысли, неподвластные силе разума, ускользали прочь и вновь возвращались к тому злополучному телефонному звонку. Одно было совершенно ясно: где-то произошла утечка информации. Кто-то каким-то образом сумел обеспечить Косовича засекреченными данными, очень важной и хорошо охраняемой информацией. По-видимому, этот же человек предоставил данные о проводимых ранее операциях. Мэнверинг нахмурился, пытаясь не упустить суть проблемы. Одна-единственная страна противостояла Двум Империям невероятно огромными скрытыми силами. В эту страну переместился центр семитского национализма. И Косович был американцем.

Он подумал: «Свобода, сво-о-обода. Иудейская демократия». Вновь нахмурившись, он в раздумье потер лоб рукой.

Предупреждение поступило с Фронта Свободы. Пусть и косвенно, но связались именно с ним. Теперь он стал соучастником. Эта мысль, еще не до конца сформированная и непроизнесенная, на протяжении всего дня не давала ему покоя, медленно ворочаясь в закоулках сознания.

Мэнверинг безуспешно пытался понять, что им от него может быть нужно. Были пущены слухи, опасные слухи, — о происхождении никогда не станет известно. Или возможность узнать появится в самом конце, когда уже будет сделано все, что от него требовалось. Неведомые враги были неутомимы, беспощадны и коварны. Он не поспешил в службу безопасности с криками о помощи при первых намеках на опасность, но это обязательно было бы учтено. Каждый шаг в сторону и попытка обмануть брались на заметку.

Каждое подергивание наживки на крючке…

Он что-то проворчал едва слышно, разозлившись на самого себя. В основе их уверенности и силы — его страх. Застегивая рубашку, он вспомнил охранников у ворот, колючую проволоку, пущенную поверх заграждения, охранные посты. Не так много на свете подобных мест, но здесь с ним точно не могло случиться ничего непредвиденного. На несколько дней можно было забыть обо всем, что произошло. Вслух Мэнверинг произнес: «Так или иначе, моя значимость преувеличена. Я не настолько важен для них». На душе у него стало немного спокойнее.

Мэнверинг выключил свет и вернулся в комнату, дверь в ванную бесшумно закрылась за ним. Он подошел к кровати и замер, внимательно изучая книжную полку. Между томами Ширера и Черчилля появилась третья, тоненькая книга. Он осторожно прикоснулся к корешку книги, взял ее с полки, прочитал имя автора — Гесслер — и название — «На пути к гуманизму». Чуть ниже названия, словно часть лотарингского креста, были изображены сплетенные буквы «ФС» — Фронт Свободы.

Десять минут назад книги здесь не было.

Мэнверинг распахнул дверь настежь — в коридоре было пусто. Откуда-то издалека, видимо из отдаленных комнат большого дома, доносилась музыка, Тиль Уленшпигель.Больше никаких посторонних звуков поблизости. Он захлопнул дверь и дважды повернул в замке ключ. Вернулся к книжной полке и заметил, что дверца шкафа слегка приоткрыта.

Его портфель по-прежнему лежал на прикроватном столике. Мэнверинг подошел к нему и достал свой люгер. Ощутив тяжесть оружия в руке, он немного успокоился и почувствовал себя увереннее. Вставил обойму на место, снял пистолет с предохранителя и взвел курок. Медленно приблизившись к шкафу, он со всей силы распахнул дверцу ногой.

Внутри было пусто.

Шумно выдохнув, он нажал кнопку, достал обойму с патронами и положил пистолет на кровать. И вновь пристально посмотрел на книжную полку. «Должно быть, я ошибся», — подумал он.

Мэнверинг осторожно взял книгу с полки. С момента выхода первой публикации Гесслер был запрещен во всех областях Двух Империй. Мэнверинг никогда не видел даже копию книги. Он присел на край кровати и открыл наугад первую попавшуюся страницу.

«Доктрина об арийских сопрародителях, которую так яростно поддержали представители среднего класса Великобритании, в основе своей имела поверхностную доказательную базу, объединившую множество теорий и в конечном счете отсылающую нас к Розенбергу. В каком-то смысле ответ был дан Черчиллем, но Чемберлен и страна обратились к Гесс…»

«Кёльнское соглашение, согласно которому на первый взгляд евреям, проживающим в Великобритании, обещают обеспечить полную безопасность, на самом деле представляет собой негласное разрешение кампаний запугивания и вымогательства, подобных тем, что уже были предприняты ранее, в особенности королем Джоном. Сравнение довольно неуместно; представителям английской буржуазии, стремящимся дать происходящему разумное объяснение, открылось много неоспоримых прецедентов. Истинным Знамением Времени был всплеск интереса к романам сэра Вальтера Скотта. К 1942 году предмет был изучен с обеих сторон, и звезда Давида стала привычным зрелищем на улицах большинства британских городов».