Альтернативная реальность
Шрифт:
– Брей!
– Та Бог с тобой, пане... В жизни...
– Брей... Сам недавно говорил, что на басурмана похож. Только усы, казацкую гордость, оставь.
– Знамо дело... Оставлю... Ой, пан по-нашему заговорил!
– Ты давай, осторожненько, рот не разевай! Да и язык прикуси!
Данила и сопел, и кряхтел. Только цирюльник из него получился никудышний. То и дело мне приходилось смахивать капельки крови. Что, похоже, его нисколько не смущало. Вот бы Жаклин такого парикмахера.
Зато появившийся с "кошыком харчив" Грыцько, был совершенно другого мнения.
– Вот это да! Теперь вижу - свой.. Настоящий
– широко улыбнулся он, выкладывая на серую холщевую тряпицу "жытний" хлеб, сушеную рыбу, кусок солонины, мелкие зеленые яблоки, желтоватые огурцы и бутылку с красным "буряковым" квасом.
Честно говоря, местная кухня особой радости мне не доставляла. Да только деваться некуда. Все-таки не черствые сухари. Какой-никакой, а прогресс.
Скоро мы вновь отправились в путь. Шлях понемногу оживал. Помимо пеших "селян" уже попадались запряженные волами телеги, ехавшие верхом казаки.
"Похоже, Полтава недалеко", - подумал я, и не ошибся.
Весь городок, если селение, что я увидел, можно было считать городком, уместилось на плато достаточно высокого холма. По местным меркам даже, наверное, горы. Его окружали деревянные стены в два человеческих роста высотой, земляной вал да еще неглубокий ров с водой.
У открытых ворот на страже стояли казаки. Вид у них был строгий, серьезный. Не желая вступать в лишнюю полемику, что-то объяснять, убеждать, телепатически внушил, что не стоит на нас обращать внимания, а после того, как проехали - и вовсе забыть.
Городишко представлял собой несколько не слишком ровных улиц с круглой площадкой в центре. Именно здесь возвышалось самое большое каменное здание - церковь. Остальные строения, включая дом полковника, полкового писаря, шинки, "шпиталь" и, конечно же, тюрьму, по-местному, острог - были поменьше. Главенствовали серые цвета. Улицы не блистали чистотой, отсутствовало какое-либо освещение и покрытие мостовых. Не было и привычной для моего глаза зелени.
Но, тем не менее, жителей оказалось немало. Крестьяне, ремесленники, торговцы, казаки сновали туда - сюда. Короче - вокруг кипела жизнь. Дорогие наряды, серебро оружия и украшений "заможных", домотканое полотно, лычаки "сиромах", лохмотья нищих - все смешалось в едином человеческом водовороте.
"И где они только ночуют?
– почему-то подумалось мне.
– Если грубо прикинуть, то получалось по десятку-полтора на одну "хату".
Наконец увидел и то, что интересовало в первую очередь: лавки торговцев и ремесленников. Значит, можно сменить одежду и амуницию. Но прежде необходимо определиться с ночлегом.
Ворота в постоялый двор были приоткрыты. Несмотря на то, что внутри суетились слуги, навстречу нам никто не спешил. Видать, особого впечатления мы не произвели.
– Хозяин! Позовите хозяина!
– спешиваясь, крикнул я.
Никакой реакции. Да, похоже, сервис здесь не слишком навязчив. Понятия о пятизвездочных отелях столь же далеки, как светящиеся ресницы Жаклин или Марсианские рудники.
Нужно попытаться по-другому. Поймав за шиворот проходящего мимо "наймыта", одной рукой приподнял его над землей. Холстина жалобно затрещала, а глаза "хлопця" выкатились из орбит. Он испуганно завизжал, задрыгал ногами. Боковым зрением я увидел открытые рты Грыця и Данилы. Зато теперь нас заметили...
Отпущенный на волю "бранець" мигом шмыгнул в дверь. В глазах прочей прислуги
сразу появилось напрочь отсутствовавшее до наглядной демонстрации силы уважение. Кажется, верный подход найден...– Чего пан желает?
На пороге стоял... вол. Ну, конечно же, не в прямом смысле слова - тягловая скотина, которую парами здесь запрягали в телеги. Нет. Однако хозяин постоялого двора, несомненно, напоминал это животное.
Черты лица, глаза, нос, шея, массивный торс и руки - все под стать. Разве что не хватало рогов, да еще кольца в носу. Хотя об этом с первого взгляда судить трудно. Зато сомневаться в ином не приходилось: силы, упрямства и самоуверенности - с избытком.
На нем была роба из грубой ткани, потертый кожаный передник, растоптанные сапоги. Надень еще на голову маску - вылитый палач!
– Так что пан желает?
– повторил он вопрос, повысив голос.
– Га?
– Мне б, хозяин, комнату ... на несколько дней.
Я сразу понял, что сказал что-то не так. Оказывается, у быка случаются изумленные глаза. Именно так он на меня посмотрел. Как на безнадежного идиота.
– Какую комнату? Чего пан хочет?
Похоже, "вол" начинал злиться. Почувствовали это и мои слуги, потихоньку отодвинувшиеся мне за спину.
Пришлось на полную задействовать телепатию и внушение. Подкрепив их "магией" серебра я все же получил желаемое. Пусть это была всего-навсего небольшая каморка с деревянными нарами и сплетенной из "очерета" рогожкой у печки, небольшим столом и двумя табуретами - но по критериям местного отеля она вполне могла считаться люксом.
Ведь с тех пор как "коллеги" заслали меня погостить к предкам, только раз с Улитой я ночевал под крышей. Но то был случай особый. Вот бы мне оказаться сейчас рядом с ней!
В памяти сразу всплыли ее руки, губы, полная упругая грудь, запах мускатного ореха... Я неожиданно поймал себя на мысли, что именно мускатный орех, а не изысканные духи, серебряная окантовка сосков и светящиеся кончики ресниц. Улита, а не Жаклин! Что со мной? Вживаюсь в образ или потихоньку схожу с ума?
– Пане, нам бы чего перекусить, - вполголоса сказал Данила, прервав бессмысленный самоанализ.
– Добро, Грыцю, сбегай глянь, как там устроили наших коней, и заходи в шинок.
Шагая в харчевню, уже думал не о женских прелестях, а о том, что на глазах тает мой золотой, в смысле серебряный, запас. Нужно срочно что-то предпринять...
У двери шинка вяло спорили подвыпившие казаки:
– Дожились, хай ему грець! Уже и здесь нам нет места...
– Какого беса дразнил Кочергу... Не видел, он и без того злой...
– Да пошел ты!.. Танцует гнида возле панов,.. а мы... мы с тобой для него последнее быдло...
Протиснувшись между ними, отворил тоскливо скрипнувшую дверь. В нос мигом ударил тяжелый дух дешевого табака, алкоголя, жареного мяса.
Ступив в полутьму, огляделся. Данила дышал в спину. По идее, я должен чувствовать себя здесь хозяином, вершителем судеб, поскольку мог легко "околдовать" присутствующих, но почему-то вел себя, словно юнец, впервые переступивший порог борделя.
Так дело не пойдет! Отогнав робость, взял себя в руки.
В полутемном, освещаемом лишь несколькими свечами зале, с низким, давящим на мозги потолком, стояли с десяток грубо сколоченных столов. И не менее топорной работы лавки и табуреты.