Альтернативная реальность
Шрифт:
– Какой же ты все-таки глупый, Андрюшка! Пошли к озеру.
Альта беспрерывно о чем-то щебечет. Рассказывает о контрольной по математике, академке по фортепьяно, о подружках, о подравшихся из-за нее на перемене пацанах.
Я будто невзначай иногда касаюсь ее платья, счастливый, что она здесь, рядом, вдыхаю аромат духов, наслаждаюсь звучанием ее неповторимого голоса.
Только б не сказать какую-то глупость, не обидеть, не спугнуть мою прекрасную фею!
* * *
И вновь воспоминания о несуществующем прошлом... Сны, пришедшие из альтернативной реальности.
Холмики
На кой мне все это - корсару зазеркалья?
Я, словно гончая, чую, что цель моя близка. Первая веха уже позади. У Карла под Полтавой не будет пушек, брошенных Левенгауптом у Лесной. Но этого, очевидно, мало. Нужен второй шаг - и не менее значимый... Мазепа? Казаки? Батурин с его фуражом и амуницией? Похоже, что так.
За кем пойдет Украина: за Карлом или Петром? К чему сомнения? И так ясно - за тем, кто победит.
Не зря Карл ищет генерального сражения. Видит, как редеет его войско, падает моральный дух и вера в победу. Голодный и холодный, да еще на чужой земле, солдат хорошо воевать не может. Вот и хочет шведский король покончить с русскими одним мощным ударом. Упрямо не желает слушать своих генералов, советующих уйти на зиму в Польшу, Саксонию. А зря, пока баталии не будет. До битвы под Полтавой еще полгода, даже боле. Мне, похоже, столько здесь не пробыть!
Значит, на первый план выходят гетман и его столица Батурин. Сегодня в ставку Меньшикова приехал племянник Мазепы - Войнаровский. Привез весть о том, что дядюшка в Борзне тяжко захворал.
– Вот видишь, Андрий, - укоризненно сказал мне Дмитрий Александрович за ужином (в последнее время мы частенько ужинали вместе), - болен ваш гетман. Почти что на смертном одре... А ты стращал - снюхался со шведом, сбежит к Карлу...
– Вот бы Александру Даниловичу и проведать больного друга... Ведь не очень далеко до Борзны. Верно?
Шеин впился в меня глазами. Удав, да и только! Сейчас проглотит.
– Думаешь?...
– он уже успел просчитать ходы.
– Говорю, хорошо бы проведать... старика...
– Может, ты и прав. Утро вечера - мудренее. Пойду-ка я пока прогуляюсь, а ты не спеши, доедай.
Не знаю, прислушались ли к моим словам, но только в ту же ночь Войнаровский сбежал.
– Поедешь в Борзну с нами, - нахмурив брови, прошипел Шеин.
– Неужто, казачек, и тут ты прав!
Все-таки удивительный человек Дмитрий Александрович: то мягок, то суров, то на вы, то на ты. Зная мою силу, не побоялся приблизить, идет по краю, играя, словно факир с огнем. Впрочем, как и я. Уверен, что при необходимости, не задумываясь, нанесет удар в спину. Но, ни одной секундой раньше. Лишь дурень режет курицу, несущую золотые яйца. Ну а Шеин далеко не дурак!
На полпути в Борзну нам повстречался полковник Анненков, сообщивший, что Мазепа уехал в Батурин.
Повернули туда и мы. Но засветло не успели. Пришлось заночевать в одном из сел.
Лишь на следующий день к полудню мы увидели высокие каменные стены Батурина с узкими бойницами. Мы разглядывали этот город-крепость, испытывая похожие чувства, что и древние греки, впервые
обозревавшие неприступную Трою. Город, ощетинившийся пушками, был грозен и страшен. Ворота и те оказались наглухо замурованны.Я помнил из истории, что Меньшиков погиб под Батурином. Вот только когда и как? Увы! Потому просил Дмитрия Александровича близко к стенам его не подпускать. Да куда там! Разве Данилыча удержишь?
Вот он уже гарцует на виду у всех... Кричит, обращаясь к людям на стенах. Хочет выяснить здесь ли гетман. Пальнет сейчас пушечка, наведенная опытной рукой начальника артиллерии Фридриха Кенигсена... и поминай, как звали.
На зов Меньшикова откликнулся полковник Дмитрий Чечель. На вопрос, где Мазепа, не ответил. Сказал лишь, что в город не велено никого впускать.
Так мы, не солоно хлебавши (как учила столь редко теперь вспоминаемая мной малышка Жаклин), повернули восвояси.
Александр Данилович от злости весь раскраснелся и продемонстрировал недюжинные знания русской матерщины. Обещал, во что бы то ни стало вернуться.
– Ну, б..., казачки, подождите! Вернусь, вашу мать, умоетесь кровавыми слезами!
В тот же день пришла весть, что Мазепа со свитой и тремя тысячами казаков переправился через Десну и вошел в лагерь шведов.
Вечером Шеин и Меньшиков написали донесение государю.
Спустя два дня Дмитрий Александрович позвал меня к себе.
– Государь велел нам с Александром Даниловичем завтра быть в его ставке, в Погребках. Как думаешь, зачем?
Я же тем временем рассматривал лежащее на его столе послание Петра. Прочесть успел всего лишь одну фразу: "Письмо ваше о нечаянном некогда злом случае измены гетманской мы получили с великим удивлением".
Шеин, перехватив мой взгляд, рефлекторно прикрыл его рукой. Затем, натужно рассмеявшись, убрал ее.
– Да что это я, право? Скрывать-то от вас нечего. Скорее наоборот... Удивлен и расстроен государь. Зело разгневан. Вопросик мой, часом, не забыли?
– Думаю, велит брать Батурин...
– Вот и я о том же... Только как его воевать-то? Сходу, штурмом - зубы обломаем... Осаждать - времени нет, швед подойдет, в спину ударит.
– Хорошо, а я причем?
– Помнится, ты хотел поколотить Карлу. Помог у Левенгаупта отбить пушки. Теперь Батурин. Ежели возьмем - переломим хребет Мазепе. Лишим шведского короля союзника, провианта, фуража. Так что ты уж поусердствуй, разлюбезный мой, еще разочек. А дальше, глядишь, мы уж и сами. Хотя дружеской помощи всегда рады...
Шеин не ошибся. Петр приказал взять Батурин.
Тридцать первого октября Меньшиков с войском подошел к крепости. Посланного парламентера с предложением сдаться на стены втащили веревками.
Осажденные попросили трое суток на размышление, но светлейший дал всего лишь одни. Как только они истекли - заговорили пушки.
– Так что, Андрий, станем делать?
– взгляд змеиных глаз Шеина, казалось, проникал в самую душу.
– Придумал? Вижу - придумал! Не томи.
– В предместьях Батурина много старшинских "маеткив". Пусть там хорошенько пошарят да покажут мне всех пленных... По одному... Может, чего и выудим.