Альвийский лес. Часть 2: Путь из леса

[5] Маста, не являясь наследником, в отсутствие законного наследника мужского пола может стать Императриссой, однако, в отличие от законного наследника, для этого требуется утверждение неформальным советом Империи, в который входят все маркомесы и главы самых влиятельных родов. Отсюда необходимость задержки коронации на полгода. Примес Йорре, как законный наследник, становится Императором без формальной коронации. Таковую наследник может провести по собственному усмотрению - что обычно и делает, чтобы потрафить народу.

6

Это был удар под дых. Дорант, как всегда в смертельной опасности, стремительно просчитывал в мозгу варианты своих действий, а главное - того, что он мог сказать. К сожалению, аргументов у него было немного: самым сильным из них могло бы быть собственноручное письмо предыдущего Императора наследнику, но Дорант отдал его альву, а тот почему-то не передал примесу. Где сейчас находилось письмо, не знал никто, включая альва (Дорант его спросил - без особого успеха; тот то ли не понял, о чём речь, то ли не захотел отвечать).

Чтобы не длить молчание, которое однозначно было бы воспринято как признание вины, он вытянул левую руку и показал свинцовый перстень с Имперской печатью, который также передавал примесу через альва, и который получил от Императора обратно уже как знак его новых полномочий:

– Вы знаете, что это такое, ньоры?

Активированный перстень разбросал вокруг радужные искры, будто в нём был крупный бриллиант.

По кабинету наместника прошелестел шёпот. Что это такое, знали все присутствующие.

– Вы, может быть, полагаете, что подобное может быть у того, кто не имеет на это права?

И опять местная знать зашепталась. Что полагается за обладание таким перстнем без соответствующих прав на него, знали все.

Но наместник не унимался:

– Ньоры, все мы знаем, что осужденный и казненный предатель Санъер, сумевший колдовством вкрасться в доверие покойного Императора, имел неограниченный доступ к артефактам и документам, подтверждающим полномочия императорских посланников. Почему бы он не смог получить такой же доступ и к подобным перстням?

Дорант не мог не отметить, что это было правдой. Дело было почти проиграно, и он потихоньку потянулся к рукояти четырехстволки, стараясь, чтобы его движение было незаметным.

Но тут, совершенно неожиданно, вмешался гильдмайстер Ронде, снова заставив Доранта серьёзно усомниться в своих способностях понимать и оценивать людей:

– Ньоры, прошу вашего внимания!
– Сказал он.
– Мы должны принять важнейшее решение, и при этом перед нами с одной стороны - бумага, неизвестно кем написанная и присланная (а мы знаем, что даже в нашем городе имелись люди, стремящиеся пресечь правильное наследование), а с другой - всем известные и достоверные артефакты предыдущего царствования. И юный Император, одного взгляда на которого достаточно, чтобы увидеть царственные манеры человека, который имеет право на власть. Кого мы должны слушать: безвестного писаря[1] из Кайселена, который перебелил так называемую прокламацию неизвестно с какого образца, или высокородного Доранта из Регны, коего мы знаем, как верного слугу предыдущего Императора, участвовавшего во многих славных деяниях, и в том числе в подавлении богомерзкого мятежа здесь, в Марке? Задумайтесь о том, какими могут быть последствия неверного выбора!

Дорант был потрясён. Последний, от кого он ожидал поддержки в Кармоне, был гильдмайстер, чья жена была из Аттоу и роднёй вице-короля. Происходило что-то непонятное, а Дорант терпеть не мог непонятного, когда оно касалось его или каких-нибудь важных дел.

Но настроение присутствующих начало заметно меняться: в конце концов, дукесса Маста далеко, а парень, претендующий на трон, с его до зубов вооруженными и совершенно безжалостными спутниками (особенно Дорантом, который, после расстрела двух Странноприимцев на площади, воспринимался как живое отродье Преисподней), были рядом.

– Полагаю, нам следует избежать торопливости в принятии столь серьезных решений.
– Продолжил гильдмайстер.
– По крайней мере, до тех пор, пока мы не получим дополнительных известий из метрополии, и не через посредников, а от заслуживающих доверия людей, облечённых полномочиями.

Присутствующие верхи кармонского общества запереглядывались и зашептались; наместник аж задохнулся, насколько для него неожиданным было выступление гильдмайстера Ронде. Тот же не стал терять инициативу и заявил, нарушая все мыслимые правила:

– Давайте, ньоры, не будем торопиться с выводами и совершать необратимые поступки на основе недостаточных сведений. Я предлагаю сейчас разойтись и всё хорошо обдумать. Мне кажется, чтобы не вызывать в простом народе излишнего напряжения и неоднозначных чувств, которые могли бы привести и к мятежу, стоит отменить объявленный уважаемым наместником сбор горожан на офисиаде. Согласитесь, что в отсутствие единого мнения у нас, лучших людей города, это было бы неосторожно.

Для человека не военного, не привыкшего решать быстро, всегда проще сказать себе: я подожду, пока всё прояснится - чем начать действовать в условиях, когда есть хоть малейшая неуверенность в правильности принимаемого решения.

Ньоры поколебались, пошептались, потоптались - и согласились.

Наместник, с ненавистью глядя на Доранта, позвал слугу и велел отменить общий сбор. Ссориться с городской элитой он не мог и не хотел - слишком от неё зависел.

Дорант почувствовал такое облегчение, что ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы не пошатнуться на ставших ватными ногах. Им невероятно, неестественно повезло. Во-первых, их здесь не ждали: наместник и его сторонники явно рассчитывали на то, что юный Император и его сторонники, запершиеся в доме Харрана, узнают новости уже после того, как их объявят в полдень всему городу. Явись они тогда на офисиаду, их бы тут же арестовали - городская стража просто задавила бы числом. А тут, в доме и в кабинете наместника, взять их не смогли бы: у присутствовавших почти не было огнестрела, а у Доранта и его людей было по две пиштоли (ежели не считать хауды Харрана, Калле и Самира, да четырёхстволку самого Доранта). В кабинете мало кто бы уцелел.

Но большая кровь сразу противопоставила бы город и Императора. И дальше пришлось бы действительно садиться в осаду, отбиваясь от городской стражи и родни павших в доме наместника.

Между прочим, Дорант, ещё когда они только ворвались в кабинет, обратил внимание на то, что в нём, кроме представителей городской знати, присутствовали их телохранители. Это могло значить лишь одно: наместник и городская знать не едины во мнениях и не доверяют друг другу. Случись там стрельба - намечавшийся раскол этот сразу бы прекратился, и все городские группировки выступили бы единым фронтом. Так что выступление гильдмайстера случилось не просто очень кстати - оно попросту спасло Императора и его свиту.

Между тем, собравшиеся как-то слишком торопливо стали расходиться, со всей очевидностью испытывая неловкость. Наместник упрямо уставился в столешницу, стараясь не сталкиваться ни с кем взглядом; на лице его были написаны раздражение и неуверенность.

Дорант и Харран с преувеличенной вежливостью отвесили ему положенные по этикету поклоны - и вместе со своими людьми также оставили кабинет.

[1] Прокламации, как и иные важные бумаги, доставлялись из метрополии вице-королю, а затем рассылались эстафетой или, при особой срочности, голубиной почтой. Особенности документооборота в Империи приводили к тому, что почти на каждом этапе эстафеты приходилось перебелять (переписывать начисто) присланную бумагу, причём в нескольких экземплярах. При этом неоднократно случались казусы, связанные как с непреднамеренным, так и со вполне корыстным искажением переписываемых документов, о чём все присутствующие прекрасно знали.