Альвийский лес

Ужин был точно таким, как бывает обычно в подобных провинциальных городках и при подобном составе присутствующих: хозяева всячески старались показать, что они не хуже столичных дворян, демонстрировали воспитание и хорошие манеры (какими они были лет тридцать назад). Разговор из-за этого вначале был несколько натянутым, однако потом то ли вино подействовало, то ли помог Харран, который чувствовал себя свободно и с хозяевами, и с Дорантом, но посыпались шутки, истории, и обстановка стала дружеской и непринужденной.

Гильдмайстер оказался интересным собеседником. Он умело и красиво рассказал несколько забавных баек из местной жизни — при этом так подобрав слова, что хохотал даже Харран, несмотря на то, что описанные хозяином события были ему известны. При этом гильдмайстер пару раз невзначай коснулся дел купеческих, и каваллиер подумал, что вот про это он бы с ним с удовольствием поговорил подробнее, если б не нынешняя задача и недостаток времени.

Потом, по просьбе гильдмайстерши, мрачно молчавший до этого армано Миггал поделился историей открытия Гиастемы. Её, разумеется, все знают — в общих чертах, но оказалось, что прадед армано был на том самом каике "Святой Ромерий", который, собственно, и открыл новый материк. Детали плавания в семье армано передавались из уст в уста. Многое Дорант услышал впервые. Так например, считалось, что Рацел Поррон, командовавший каиком, специально оторвался от флотилии дуки Гилара (шедшей с экспедицией на юг к островам Пряностей), потому что имел от кого-то сведения о большой земле на Западе и хотел быть первым, кто на неё ступит. На самом же деле флотилия Гилара попала в сильнейший шторм, который её и разбросал. В результате, проболтавшись три дня меж гигантских волн, "Святой Ромерий" оказался в одиночестве вне видимости земли, со сломанными двумя мачтами из трёх и потерянной третью экипажа. Пока оставшиеся в живых из обломков рангоута мастерили сколько-нибудь приличную мачту, чтобы каик мог управляться, пока они сшивали из обрывков парусины что-то похожее на нормальные паруса, прошло еще три дня.

Им повезло трижды: они не погибли в шторме (как половина флотилии), они попали в мощный ровный Южный пассат, который идет с востока на запад, и за тридцать два дня, что их несло этим пассатом, ни разу не было шторма.

Когда они увидели на горизонте землю, пресной воды оставалось на полкружки в день. Их принесло в устье реки Святого Ромерия (как её звали до этого дикари, никто уже и не помнит). Поррону хватило ума поискать в окрестностях что-нибудь ценное — и найти дикарей, которые за невиданные ими стеклянные побрякушки заплатили золотым песком. Починив каик, остатки экипажа с грехом пополам вернулись в Империю. Там, между прочим, случилось так, что новые мачты из никому не известного дерева купили у них дороже, чем стоило всё привезенное золото.

Поррон, что интересно, после этих приключений поселился в предгорьях Растана на высоте больше четверти мили и больше никогда не приближался к морю. По-настоящему Заморскую Марку открыл для империи Ланнер Корион, который прибыл в устье реки Святого Ромерия на трех каиках и построил там Акебар, назвав город в честь брата Императора, который финансировал эту экспедицию.

Маиссия то и дело требовала, чтобы Дорант рассказывал истории из своей жизни, причем, судя по всему, она эти истории знала заранее — от Харрана, ясное дело. Оказалось, что парень успешно использовал байки, слышанные в детстве и отрочестве от Доранта во время его редких наездов, чтобы привлекать внимание девушки.

— А вы знаете, что каваллиер Дорант — герой Кровавой Долины? — Сияя, объявила Маиссия, обводя сидящих за столом таким взглядом, будто героем была она. — Тогда уже сильно поредевшая компанида прорывалась через толпу воющих полуголых дикарей, пытаясь не разорвать свое крошечное каре и отбиваясь мечами и алебардами — пороха уже не было. И тут Дорант, шедший в первом ряду, заметил немного в стороне, на возвышении, кучку дикарей, одетых в стеганые доспехи и носящих на головах вычурные шлемы, украшенными птичьими перьями. Он понял, что эти дикари командовали боем. Дорант показал на них комесу, и тот бросил компаниду в ту сторону — и погиб на полпути. Дорант же возглавил и удержал строй, и отмахивающаяся сталью, истекающая кровью группа белых добралась до вражеских главарей и снесла их, несмотря на ожесточенное сопротивление, после чего остальные дикари довольно быстро рассеялись.

Рассказано было как по книге. Доранту стало неловко, потому что дело было совсем не так. И строй они не сохранили — между прочим, как раз из-за него: когда он заметил этих расфуфыренных попугаев на холме, его охватила такая злость, что он крикнул: "За мной!" и рванул туда, даже не оглядываясь, идет ли кто за ним. На его счастье, за ним пошли — те, кто был в ряду ближе всего, человек пять или шесть. Строй, понятно, был нарушен, и Дорант до сих пор гнал от себя мысль: сколько его товарищей погибли из-за этого. Комес точно пал, пытаясь закрыть брешь. Оправдывал Дорант себя только тем, что дикари действительно разбежались после того, как сгинули их вожди, и тем, что оставшихся в живых товарищей довел до обжитых мест и не бросил после. И до сих пор те двое из них, что не умерли за эти годы, продолжают пользоваться его помощью и поддержкой.

Дорант покормил присутствующих байками, сделал нужные комплименты успешности гильдмайстера и красоте его жены, умело и ненавязчиво дал понять, что Харран — хорошая партия для любой девушки и невзначай обратился к армано Миггалу:

— Не собирается ли Братство открыть филу в Кармоне? Здесь ведь не много дорог, и странников, кажется, бывает мало?

Брат-странноприимец не успел даже открыть рта, как Инира Ронде защебетала:

— О, что вы, каваллиер! Армано приехал не за этим, здесь действительно мало бывает странников. Он сопровождал какого-то молодого вельможу инкогнито! Вы себе не представляете, какие у того одежды! Мы такого богатого платья здесь и не видели! А какой стиль! С ним были ещё четыре дворянина, думаю, из самой метрополии, все красавцы, суровые, мужественные! Все дамы в городе пришли в волнение. Они остановились у наместника, мы ждали, что по случаю их приезда будет бал… Но они побыли всего несколько дней, купили лошадей, припасы, взяли двоих наших в сопровождение и уехали.

— Да, я говорил им, что лучше не ехать по Альвийской тропе, вдоль Альвиана, — вклинился гильдмайстер, — там же опасно: альвы то и дело нападают на проезжих. Но им надо было скорее в Херет, и они не захотели объезжать по Южной дороге, через горы. Я молюсь, чтобы они доехали благополучно.

— Да, мы все об этом молимся. Молодой вельможа такой красавчик!

Судя по лицу армано Миггала, он молился сейчас о том, чтобы его родственница исчезла с лица земли, а лучше всего никогда на нем не появлялась. Доранту же с трудом удалось сохранить равнодушное выражение и перевести разговор на другую тему — да хоть на альвов.

В результате у компании, уже довольно подогретой вином и разговорами, появилась мысль сходить посмотреть на плененную самку прямо сейчас. Оказалось, что ни гильдмайстер, ни его жена её ещё не видели. Армано Миггал, сославшись на то, что уже насмотрелся, откланялся и стремительно ушел, причем Доранту показалось, что он, шипя, ругается шепотом словами, едва ли приличными брату-странноприимцу.

Возле клетки дежурил сонный боевой слуга — не тот, что в прошлый раз. Он был немного лучше вооружен, немного хуже одет, видом помрачнее и комплекцией поуже, чем утренний. Было видно, что ему нестерпимо хочется уснуть, пусть хоть стоя. Дорант успел подумать, что, скорее всего, как только они уйдут — он и задрыхнет, как вдруг почувствовал знакомое щекотание поискового артефакта.

На площади не было ни одного человека из тех, кто присутствовал там утром. Ни одного. Человека.

Дорант не мог в это поверить — но это могло значить только одно.

Он тут же забыл про семейство Ронде и обратился к Харрану вполголоса:

— Мне необходимо как можно быстрее поговорить с Красным Зарьялом.

— Ты что, захотел купить эту альву? — Воскликнул Харран, не веря своим ушам.

— Может быть, может быть… — задумчиво пробормотал Дорант.

Глава 4. УАИЛЛАР

1

Солнце уже склонялось к горам, когда Уаиллар вышел из ааи старого воина, и следовало спешить. Ему ещё оставалось две заботы: оружие и еда на дорогу. Нельзя было больше пользоваться своим верным копьем аллэ: лишившись имени, Уаиллар потерял и право на копье.

Зайдя в свое ааи, опозоренный воин задохнулся от тоски и тревоги при виде лежавших на своих местах вещей пропавшей Аолли. Он нежно провел рукой по её ложу, любуясь сплетенной с невероятным изяществом упругой травой — Аолли умела разговаривать с растениями как мало кто из женщин.