Алый знак доблести. Рассказы

Он был в таком смятении, что ему становилось не по себе, когда в его присутствии солдаты говорили о предстоящем бое только как о драматическом действии, которое должно разыграться у них на глазах. Их лица выражали такое нетерпеливое ожидание, что он нередко подозревал этих людей в лицемерии.

Тут же он начинал казнить себя за постыдную подозрительность. Временами угрызения совести так мучили его, что он места себе не находил, считая себя преступником, посягнувшим на богов общественного мнения.

Ему было так тяжело, что он все время возмущался недопустимой, на его взгляд, медлительностью генералов. Пока они прохлаждаются на берегу реки, он изнемогает под бременем своей великой проблемы. Он во что бы то ни стало должен ее решить. Ему не под силу эта ноша, думал он. Иногда его гнев на штабистов доходил до такого накала, что он начинал ворчать и браниться на весь лагерь не хуже какого-нибудь испытанного в боях вояки.

Но все же наступило такое утро, когда он стал в ряды походной колонны. Люди переговаривались шепотом, гадая, куда их поведут, пересказывали давнишние слухи. В предрассветном сумраке мундиры солдат отливали густо-фиолетовым оттенком. С того берега на них по-прежнему смотрели багровые глаза. На востоке по небу протянулась желтая полоса, точно кто-то бросил ковер под ноги восходящему солнцу. На этом фоне четким черным силуэтом выступала гигантская фигура полковника на гигантском коне.

Из темноты доносился топот ног. По временам перед юношей возникали тени, похожие на шевелящихся чудищ. Казалось, протекла вечность, а полк продолжал стоять вольно. Юноша начал терять терпение. Все это делалось черт знает как. Сколько времени может еще длиться это ожидание?

Юноша напряженно смотрел в таинственный полумрак, и ему чудилось, что пройдет минута — и зловещая дал* озарится вспышками выстрелов и он услышит раскаты завязавшегося сражения. Вглядываясь в багровые глаза на том берегу, он подумал, что они ширятся, как глаза подползающих драконов. Он повернулся к полковнику как раз в ту секунду, когда тот поднял гигантскую руку и спокойно провел ею по усам.

Наконец с дороги у подножия холма донесся стук копыт. Должно быть, везут приказ выступать. Затаив дыхание, юноша подался вперед. Волнующее цоканье становилось все громче, эхом отдаваясь в его душе. Всадник, бряцая оружием, подскакал к полковнику и осадил коня. Они обменялись отрывистыми словами. Люди в первых рядах вытягивали шеи, чтобы лучше слышать.

Всадник круто повернул лошадь и уже на скаку бросил через плечо:

— Не забудьте сигары!

Полковник что-то пробормотал в ответ. Юноша так и не понял, какое отношение имеют сигары к войне.

Через минуту полк, извиваясь, вступил в темноту. Теперь он напоминал чудовищную многоножку. Было холодно и промозгло. Влажная трава шуршала под ногами, как шелк.

Стальные щетины на спине этой огромной ползущей рептилии порою вспыхивали и переливались холодным блеском. С дороги доносились лязг и скрежет: там везли неповоротливые орудия.

То и дело спотыкаясь, люди не переставали судить и рядить. Слышались приглушенные споры. Какой-то солдат упал, и когда он потянулся за винтовкой, товарищ наступил ему на руку. Тот, кому отдавили пальцы, громко и злобно выругался. Кругом тихонько захихикали.

Потом они вышли на дорогу, и идти стало легче. Впереди темной массой двигался чужой полк, позади, позвякивая оружием, тоже тянулись воинские части.

Занимался день, разливаясь за их спинами желтоватым светом. Потом, смягчив все очертания, хлынули первые солнечные лучи, и юноша увидал, что зеленую землю прорезают две длинные, узкие черные колонны войск: их головы уже исчезли за вершиной ближнего холма, а хвосты еще не появились из леса. Они были как змеи, выползающие из пещеры ночи.

Реки не было видно. Долговязый расхвастался, доказывая, что проявил незаурядную дальновидность. Несколько человек начали бурно уверять, что полностью разделяли его взгляды, и тоже хвастались. Другие говорили, что прогнозы долговязого не оправдались. Они выдвигали собственные теории. Снова разгорелся ожесточенный спор.

Юноша не принимал в нем участия. Он шагал, не слишком соблюдая равнение, занятый все той же проблемой. Он никак не мог отвлечься от этих мыслей. Подавленный, угрюмый, он исподлобья поглядывал по сторонам. Иногда он всматривался вдаль и вслушивался, не раздастся ли грохот выстрелов.

Но длинные змеи переползали с холма на холм, а дыма все еще не было видно. Ветер относил серовато-коричневое облако пыли вправо. Небо над головой было неправдоподобно синее.

Юноша изучал лица соседей, стараясь отыскать на них отпечаток того чувства, которое испытывал сам. Но результаты наблюдений не радовали его. Воздух был так жгуче-свеж, что роты «старичков» шагали бодро, словно под звуки песни. Подтянулся и полк желторотых. Солдаты заговорили о победе, как о чем-то несомненном. Долговязый торжествовал и злорадствовал. Их явно ведут в тыл неприятелю. Все снисходительно сочувствовали частям, оставшимся на берегу реки, и поздравляли друг друга с тем, что вошли в ударную группу.

Юноша, чувствуя себя отщепенцем, еще больше мрачнел от веселых, соленых словечек, передававшихся из шеренги в шеренгу. Полковые остряки прямо из кожи вон лезли. Полк шагал в такт смеху.

Горластый солдат отпускал в адрес долговязого такие язвительные замечания, что остальные хохотали до слез. Они как будто совсем не помнили, куда их ведут. Бригады дружно смеялись, полки гоготали.

Один толстый солдат попытался угнать лошадь со двора фермы. Он рассчитывал навьючить на нее вещевой мешок. Он уже вел на поводу свою четвероногую добычу, как вдруг из дома выскочила девушка и вцепилась в гриву коня. Началась перебранка. Раскрасневшись, блестя глазами, девушка стояла неподвижно, как статуя бесстрашия.

Полк, отдыхавший в это время у обочины, завопил и единодушно принял сторону девушки. Люди так увлеклись этой схваткой, что и думать забыли о другом, большем сражении, в котором им всем придется участвовать. Они глумились над вороватым толстяком, критически — оценивали особенности его телосложения и с неистовым пылом защищали права девушки.

Из толпы неслись настойчивые советы:

— А ты его шестом, шестом!

Толстяк отступил, оставив лошадь на поле боя; его встретили мяуканьем и свистом. Полк был в восторге от его поражения. Солдаты громко поздравляли девушку, а она, тяжело дыша, смотрела на них с вызовом и недоверием.

В сумерки командиры, разбив колонну, отвели полки в поле на отдых. Земля мгновенно покрылась палатками, словно невиданными растениями. Огни костров, похожие на алые редкостные цветы, испятнали вечерний полумрак.

Насколько это было возможно, юноша старался избегать разговоров с однополчанами. Вечером он отошел на несколько шагов от лагеря, и его сразу окружил мрак. Было что-то сверхъестественное, что-то сатанинское в зрелище множества кроваво-красных огней, на фоне которых взад и вперед скользили силуэты солдат.