Амальгама миров

В этот момент я решил, что спятил окончательно, и начал, по возможности стараясь не упустить гостя из виду, пятиться к открытой двери, но скоро обнаружил, что, хотя мои ноги исправно выполняют отступательные движения, сам я остаюсь на месте - любой знаменитый пантомимист вряд ли бы более успешно выполнил подобный трюк.

Видимо, решив, что с меня достаточно, старик грохнул посохом, и я замер, как новобранец перед ветераном-сержантом.

– Пойдешь туда и принесешь осколки!

– А Людмила?
– еще не понимая, куда "туда" меня отсылают, попытался возразить я.

– Захочешь - найдешь.
– Казалось, больше никаких объяснений не последует, но после долгой паузы гость наконец снизошел и представился. Дер-Видд. Верховный Друид и Хранитель Зеркал. Разве не видишь, что проход с той стороны закрылся? Пойдешь и принесешь осколки.

– Пойду и принесу!

Я помнил, что с сумасшедшими лучше не спорить, и с готовностью направился к выходу. Было уже не до Люськи - главное убраться у друида с глаз долой.

– Змея и Крест!
– неожиданно закричал старец и поднялся с табурета во весь свой немалый рост.
– Куда ты направился, смертный! Твой путь лежит туда!

Дер-Видд больно схватил меня за плечо и поволок к пустой раме зеркала.

От растерянности я почти не сопротивлялся, и друид на ходу нацепил мне на шею какой-то шнурок с замысловатой подвеской. После этого он также торопливо сунул в мой карман найденный им осколок зеркала.

– Соберешь все осколки. Запомнил? _В_с_е_! Да иначе, клянусь дубом и омелой, тебе и не вернуться, уж я об этом позабочусь. Зря не рискуй, помни, что смертен, но и не трусь, иначе ничего не найдешь. Время дорого, натяжение неустойчиво, - бормотал он, подталкивая меня сзади, пока я, словно в барсучью нору, протискивался в пустую раму, чувствуя себя отчаянно глупо.

Когда я влез в зеркало почти наполовину, будто холодная и плотная вода сомкнулась вокруг моей головы. Потом прямо перед своим носом я обнаружил вкусно пахнущую летнюю траву и немедленно поднялся с четверенек, а в следующее мгновение клинок шпаги сверкнул на солнце...

Приставив острие к груди преследователя, я быстро понял, что вечно в таком положении мы оставаться не можем.

Судя по насмешливому взгляду кавалера, он вовсе не чувствовал себя побежденным.

Меня удивило, что недавний грозный противник оказался совсем юн: широкополая шляпа слетела во время падения, и рассыпавшиеся по плечам каштановые кудри делали его похожим на девушку, но больше ничего слабого и изнеженного в его облике не было - наоборот, взгляд темных глаз выдавал решительность и уверенность.

Табурет, не вмешиваясь в дальнейшие события, скромно топтался где-то сбоку.

Я физически не мог предпринять никаких спасающих меня действий.

Надавить острием сильнее? Об этом не могло быть и речи. Бросить шпагу и бежать? Понятно, что за этим последует.

Ладонь, сжимающая рукоять шпаги, противно вспотела, и я поклялся, что выдеру у друида все волосы из его длинной бороды, когда вернусь. Если вернусь...

– Что же вы молчали, Мастер?
– юноша легко отвел клинок и встал так проворно, что я не успел опомниться.

Взгляд кавалера упирался в мою грудь, и я машинально наклонил голову, заинтересовавшись тем, что так стремительно изменило поведение преследователя.

– У вас руна Зеркальной Двери! С этим вы властны идти куда угодно.

– Руна? Двери?
– бессмысленно повторил я, глядя на болтающуюся на шнурке подвеску.
– Эта?

– Я бы мог и сам догадаться, ведь с вами...
– юноша пристально посмотрел на табурет.

– Но почему вы молчали?

– Я молчал?
– от подобной лжи у меня даже перехватило дыхание.
– Да я орал, если угодно. Ты что, глухой?

– Так ведь все орут, - спокойно возразил юноша и изящно стряхнул прилипшую к колену травинку.
– Лезут, а потом орут.

– Слушай, - судя по внешности, юноше никак не могло быть больше двадцати лет, и я почувствовал себя увереннее, - а девушка здесь недавно не проходила?

– Девушка не проходила, но теперь я, кажется, понимаю, что произошло. Закрылась дверь?

– Больше ты ничего спросить не хочешь?
– меня уже мутило от глупого диалога.
– Что-то взрывается, исчезает девушка, потом приходит дряхлый старик и сует меня носом в зеркало, потом ты пытаешься меня убить. Еще этот табурет проклятый!

– Почему это я проклятый?
– немедленно возмутился табурет и даже подошел ближе.
– Хорош бы ты был без меня.
– Голос у него оказался скрипуч и ворчлив, таким голосом, по-моему, и должен обладать любой почтенный табурет, решись он заговорить.
– Овид шутить не станет. Правда, Овид?

– Какие уж тут шутки, если лезет кто не попадя.
– Овид деловито забрал у меня шпагу и сунул в ножны.
– Мы, послушники, потому и несем караульную службу, чтобы не нарушалось Натяжение. Но случается всякое. Так уже было один раз. Бац!
– и нет Атлантиды!

– Причем тут Атлантида!

– Притом, - Овид, как и старец, выглядел не слишком приветливым. Захлопнулся выход, равновесие колеблется.

– Слушай, тебя послали собирать осколки, вот и выполняй, - ревниво встрял в разговор табурет.
– А я тебя буду сопровождать.

– Ишь, умник какой!
– мне сильно не понравилось, что табурет оказался еще и говорящим.
– Где я нахожусь, в Зазеркалье?

– Можете считать и так, но мы называем эту страну Хезитат или Колеблющийся Мир.
– Овид не спеша пошел к дому, и я послушно последовал за ним.

– Разве вы никогда не замечали, Мастер, что зеркала не просто отражают? Вернее, не только. Вам никогда не приходилось ощущать посторонний взгляд из, казалось бы, равнодушного стекла? Стесняться в присутствии зеркала, чувствуя, что вы в этот момент не один?

Мне ли, актеру, было не знать этого?

Неоднократно в пустой гримерной, вглядываясь в собственное отражение, я ловил себя на том, что за моими гримасами наблюдает кто-то посторонний и немало, наверное, потешается, видя, как я выпучиваю или прищуриваю глаза, кривлю рот, репетируя надменность, или скалю зубы в деланном веселье. А иногда, даже просто бреясь, я вдруг видел в зеркале, почти уверен в этом, чужую, совершенно не похожую на мою физиономию. Но ведь это все мистика! Полная чепуха и расстроенные нервы.

– Конечно, можно считать подобные ощущения мистикой, - словно прочитал мои мысли Овид.
– Так обычно говорят люди, не желающие сознаться себе в том, что мир не только материален. Но любой более тонко организованный человек вольно или невольно начинает постепенно убеждаться, что кроме материального существует и иной мир, где действуют другие законы. Вы ведь понимаете сейчас, Мастер, что находитесь как раз в одном из них?

– Да, - покорно согласился я, хотя, надо признаться, не понимал ни черта.
– Я теперь что, дух?