Амани

Калин пытался извиняться снова и снова, упорно преследуя ее день за днем, но Амани была непреклонна: он не был ей нужен. Она была обиженна, и злилась на него все сильнее. Через три месяца Калин смирился с ее неизменным отказом и перестал появляться на пороге ее квартиры с очередным букетом цветов и шоколадом.

Словно в насмешку над прежними страхами Амани, беременность очень шла ей. Девушка не располнела, только соблазнительно округлилась. Ей очень шли обтягивающие платья, подчеркивающие ее положение или легкие туники, перехваченные широкой лентой под грудью. Амани с упоением строила новые планы, перечитывая множество книг по уходу и воспитанию детей, и даже навела справки о ближайших к ее дому спортивных и музыкальных школах для детей. Она еще не решила, кем именно станет ее сын, скрипачом или теннисистом, но строить планы было столь замечательно. Маленький человечек совсем скоро должен был появиться и, Амани постоянно разговаривала с ним, читала ему книжки и пересмотрела все добрые сказки. Ремонт детской комнаты завершился в рекордные сроки: ее коллеги сделали замечательный подарок. Они знали, что девушка порвала всяческие отношения с отцом своего ребенка и, таким образом помогали той заботиться о малыше. Голубые стены и расписанный вручную потолок, хлопковые шторы с корабликами, люстра в виде небольшой яхты и эксклюзивная мебель из натурального дерева, личный подарок директора фирмы для своего лучшего оформителя. Секретарша подарила ей крохотного щенка с огромными доверчивыми глазами, смеясь, уверяя ее, что гулять с ним и коляской будет совсем не сложно. Собачка немного подрастет и будет отличным другом для малыша. Амани проводила в детской почти все свое время, тщательно готовясь к появлению своего сына. Все пеленки, крошечные чепчики и распашонки были тщательно выстираны, отутюжены и разложены в шкафу и комоде.

За неделю до предполагаемого срока родов позвонил доктор и попросил пройти еще одно обследование, чтобы убедиться в том, что с малышом все в порядке. Он долго и пристально вглядывался в монитор, задавал совершенно непонятные Амани вопросы и, заметив тревогу в глазах девушки, натянуто улыбнувшись, попросил не волноваться. Мужчина вышел и почти сразу же вернулся с еще одним коллегой. Теперь уже они оба всматривались в монитор и сыпали медицинскими терминами, непонятными девушке. Амани заволновалась, дрожащим от волнения голосом она попросила все объяснить ей и доктора, переглянувшись, согласно кивнули.

– Амани, - голос пожилого доктора заметно сел, и он вынужден был прокашляться.
– Еще на вашем последнем осмотре я заметил некие отклонения от нормы. Я не стал вас тревожить своими предположениями, но они подтвердились, к моему несомненному сожалению. Мы сделаем все, что возможно спасая жизнь вашего ребенка.

Амани задохнулась от пронзившей ее боли, слезы заструились по щекам.

– Что...

Она не могла продолжать, спазм свел горло, мешая говорить и дышать.

– Операционную уже готовят, еще раз повторяю, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы спасти и вашу жизнь, и жизнь вашего малыша. Не беспокойтесь.

Голова кружилась, ее тошнило, слова доктора едва пробивались сквозь плотный слой внезапного оцепенения. Она любила своего ребенка и он, прямо сейчас, мягко переворачивался в ней, словно почувствовав ее непонятное для него волнение. Амани приподняла руку, неосознанно прикрывая живот от проницательных глаз докторов. Этот малыш обязательно будет жить. Мужчины продолжали говорить ей что - то успокаивающее. Амани улыбнулась, жалко, дрожащими от страха губами, сквозь застилавшие глаза слезы:

– Я подпишу все, только помогите моему сыну.

Девушку проводили наверх и помогли переодеться, маленький не переставая, вертелся и она уже лежа на столе, гладила дрожащими пальцами живот, пытаясь успокоиться, чтобы не пугать сына.

– Я сделаю вам укол, мисс.

Амани перевела затуманенный взгляд с затянутой в перчатку руки на шприц, и закрыла глаза. Малыш в животе перевернулся и затих. Это было последнее, что запомнила девушка.

Кто - то говорил с ней, похлопывая по лицу и убеждая открыть глаза. Девушка чувствовала странную слабость, непонятное чувство тревоги не отпускало, волнами наплывая на нее, медленно перерастая в панику. Мой сын. Амани распахнула глаза, пытаясь сосредоточиться и, наконец, разглядела седовласого доктора на стуле, рядом с кроватью.

– Сын, - девушка облизала пересохшие губы и с надеждой посмотрела на мужчину.
– Вы спасли его?

Доктор трусливо отвел взгляд и, Амани истошно закричала, прочитав все на его осунувшемся лице. Она попыталась вскочить, но сил хватило только привстать, вокруг засуетились люди, убеждая ее, успокоиться. Амани кричала, отталкивая тянувшиеся к ней руки, вновь и вновь пытаясь встать и пойти туда, где был ее малыш. Он не мог ее оставить, она это точно знала, ее любовь к нему способна была преодолеть все. Через пять дней Амани вышла из стеклянных дверей клиники навстречу летнему зною, ударившему ее в лицо. Мимо пробежала девушка с кучей воздушных шаров, следом пронесся парень с видеокамерой и, Амани медленно обернувшись, столкнулась с мужчиной, гордо несшим пищащий голубой сверток на вытянутых руках и женщиной, прятавшей счастливое лицо в огромном букете изысканных цветов. Тупая, изматывающая боль полоснула с новой силой: она бы тоже могла выходить сейчас из этих дверей рядом с Демиром. Только теперь уже поздно сожалеть о собственных ошибках, в своей жажде мщения она забыла о том, что было лучше для малыша, не для нее. Она упивалась мщением и совсем не думала о том, что Калин мог дать их малышу, будучи отпрыском знатной фамилии. Элитные клиники, первоклассных врачей, особое отношение к одному из семьи Калин. Она даже не позвонила ему, не попросила помощи, не назвала его имени, когда ее спрашивали о близких для возможности связаться на предмет непредвиденной ситуации. Она была полной дурой, забывшей о главном и помнившей, лишь о мелочных обидах и склоках. Амани брела домой, натыкаясь на спешащих мимо равнодушных прохожих, не обращавших никакого внимания на одинокую плачущую женщину. Она не подпускала Демира к себе и малышу, и это было даже к лучшему для него. Сейчас он не испытывает ужас потери и Амани искренне желала ему узнать обо всем возможно позже. Она вошла в квартиру, заперла дверь и отключила телефон, не желая никого видеть или слышать. Ей нужно было принять снотворное и поспать, совсем немного, только чтобы забыть обо всем, что с ней произошло. Девушка проглотила таблетку, запив ее водой прямо из под крана, умылась и взглянула на свое осунувшееся лицо. Она мечтала, что войдет в эту квартиру с сыном, но вернулась сломленная, раздавленная, жалкая. Амани пошла в спальню, по пути, не глядя, сорвав с двери детской красочный плакат и разноцветные шары: подруги украсили ее квартиру и не успели вернуться сюда, чтобы все убрать. Она забралась под одеяло и накрылась с головой, мучительно вспоминая последние движения своего сына перед бессмысленной попыткой спасти его. Слезы медленно скользили на подушку и Амани надрывно, в голос зарыдала, оплакивая собственные мечты.

Прошла неделя, другая, наступила следующая, но боль потери не становилась меньше, только страшнее. Амани в отчаяние понимала, что осталась совершенно одна: у нее не было ребенка, у нее не было мужа, только несколько подруг, слишком занятых, чтобы потратить свое свободное время на постоянно плачущую женщину. Она все понимала и не обижалась на равнодушие прежних друзей: у каждой из них была своя жизнь, свои стремления и проблемы, у них не было детей, они не могли понять ее потерю, помочь смириться с ней. Прошел почти месяц, когда Амани проснулась с одной единственной мыслью: ее ребенок остался в больнице, она была настолько раздавлена утратой, что не подумала о том, что должна была сделать для него. Девушка взяла телефон и набрала номер доктора.

– Здравствуйте, это мисс Амани...

– Да, я узнал ваш голос, искренне сочувствую вам, - Амани, не сдержавшись, расплакалась вновь.
– Я догадываюсь по поводу вашего звонка, но...

Мужчина запнулся и твердо закончил:

– Прошло время, мне очень жаль, Амани, кремация невостребованных...

Амани аккуратно положила трубку на прикроватную тумбочку и отправилась в ванную. Она просто устала от этого щемящего чувства безвозвратной потери, утраты самого дорого, лучшего, что было у нее когда - либо. Достала упаковку снотворного, набрала стакан воды и, оцепенело, посмотрела на себя в зеркало. Она - ничтожество, ни на что не пригодное ничтожество, погубившее малыша, оттолкнувшее от себя того, кто, несомненно, любил и стремился быть с нею и все эти старания лишь для одного: сделать больно тому, кто желал подарить ей счастье. Амани вскрыла упаковку и высыпала все таблетки в стакан, сходила на кухню за ложкой и принялась методично растворять снотворное в воде. Жидкость получилась мутная, отвратительно пахнущая, но она мужественно сделала глоток. Ей не будет больно, она просто уснет, и больше никогда не увидит сына и Демира. Они лучше нее... Амани уронила стакан в раковину и закрыла лицо руками: это ее испытание, ее наказание. Она должна через это пройти сама. Она столь легко бросалась чувствами Демира, что пришлось за это платить потерей того, кто стал ей слишком дорог. Нельзя стать счастливой, намеренно делая несчастными других. Калин любил ее, он вполне мог бросить ее в том городе на границе с Даманой, пресытившись ласками, но он был слишком порядочен, чтобы оставить ее одну. Он думал на ней жениться, и она сделала ошибку, усомнившись в силе его любви к ней, предпочла устроенное сытое существование, потому что сомневалась в нем. Но именно она была тем, кто предавал и продавал любовь за деньги, большие деньги. Демир нашел ее, простил и предложил снова попробовать быть вместе. Что плохого было в том, что он - взрослый мужчина, хотел детей от любимой женщины? Ничего, но она опять его предала, при этом, попытавшись унизить и причинить боль. Амани поплелась в спальню, едва переставляя ватные ноги, принятое снотворное начинало действовать. Она проснется и обязательно позвонит Демиру, он тоже переживает потерю сына, но, если у нее были хотя бы какие - то воспоминания о сыне, ему не осталось ничего. Она сделала все, чтобы причинить ему боль.

Амани проснулась от дразнящего запаха кофе и сладкой выпечки, соблазнительно пахнувшей ванилью. Медленно открыла глаза и тут же испуганно вскрикнула: прямо перед ней сидел Демир Калин, в шелковом халате и с подносом в руках.

– Ты?

Голос был хрипловатым и, Амани прокашлялась, не отводя изумленного взгляда от мужчины.

– Я и твой утренний кофе.

– Зачем...

Демир поставил поднос на тумбочку и вытянулся на кровати, прижимая Амани к себе, нежно целуя волосы, лоб, щеки.

– Мы должны пройти через это вместе, милая. Ты должна понять, что твоей вины нет в случившемся с нашим сыном, ты была обижена на меня и отомстила мне, совершенно не задумываясь о последствиях такого поведения. Я не должен был ставить тебя перед фактом, я просто обязан был спросить твоего согласия. Я виноват не меньше, чем ты.

Амани зарылась лицом ему в бок, пытаясь скрыть слезы, но Демир отодвинулся и, заглянув в заплаканное лицо девушки, убежденно сказал:

– Мы будем вместе, Амани, у нас будут дети, со мной ты будешь счастлива. Больше никаких слез, ты не одна, я буду с тобой, милая.

– Спасибо, - пытаясь улыбнуться сквозь застилавшие глаза слезы, сказала Амани.
– Я была не права, и я так люблю тебя, и я столько натворила, что теперь попросту недостойна твоего доброго отношения.

– Глупая, - Демир предупреждающе приставил палец к ее дрожащим губам.
– Ты была права тогда, я принуждал тебя, совершенно не интересуясь твоим мнением...