Амазонки космоса: магическая сфера

– Не расстраивайся, моя королева. Возможно, это и к лучшему, что ты не успела вызвать Серил на поединок. Когда ты станешь королевой, никто не посмеет сказать, что ты жаждала этого и выступила против сестры.

– Думаешь, мне не плевать, что думают остальные? Я знаю, где мое место и займу его, чего бы мне это не стоило.

– И я помогу тебе, - тролль схватил амазонку за руку и потянул к себе. Она, не сопротивляясь, упала на его широкую грудь.
– Для этого я сделаю все возможное и невозможное, - зашептал он, и горячее дыхание обожгло шею Алигии.

– Хочешь стать самцом королевы?
– улыбаясь, прошептала она ему на ухо, а затем легко прикусила мочку.

– Хочу, чтобы все преклонялись перед тобой. Ты станешь самой великой королевой амазонок, настоящей королевой!

Алигия уселась ему на живот, уперевшись руками в зеленую рельефную грудь.

– Мне нравится твое тщеславие. Оно греет мне душу, потому что я знаю, что есть существо намного хуже меня.
– Алигия провела ногтями по упругому животу тролля, оставляя следы и с наслаждением слушая его сдавленные стоны.
– Сегодня же отправляйся в селение и найди нового самца Серил.

– Она подтвердила его существование? Информация верна?

– Не знаю, кто и почему тебе докладывает обо всем, но, думаю, информация достоверная. Серил не отрицала его существования. Так что найди его, пока на нем нет браслета.

– Что? Серил не дала ему защиту? Почему?

– Не знаю, но ты найдешь его и сделаешь все...

– Я убью его, - перебил тролль, жадно целуя Алигию.

– Какой жестокий! Не жалко мальчика?

– В моем сердце нет места для жалости и раскаяния. И тебе это нравится, - прошептал он, срывая с нее безрукавку, которая легко распалась под его острыми когтями просто на куски. Он обхватил Алигию за талию, но его когти не причиняли вреда нежному женскому телу.
– Позволь мне удовлетворить тебя и наполнить силой, которую ты так жаждешь.

Алигия выгнулась под его напором, отдаваясь охватившему ее желанию, но все же не теряя над собой контроль, она выдохнула:

– И убей, наконец, этого надоедливого вампира. Он начинает меня раздражать.

Глава 8.

Андрей брел по густому и дикому лесу. Он не знал сколько уже идет, откуда и куда направляется. Знал только одно: что обязательно должен выбраться отсюда. Он уже тысячу раз смотрел на часы, хотя понимал, что они показывают одно и то же время. Он приложил их к уху - часы тихонько тикали, но стрелки не двигались. Андрей удивленно уставился на циферблат, не понимая, что происходит. Затем он огляделся вокруг, пытаясь определить хотя бы время суток. Высокие деревья и густой подлесок закрывали от него небо, наполняя все вокруг густым матовым сумраком. Лес был какой-то дикий, непроходимый, словно тайга или джунгли. В нем не было ни тропинок, ни полян, ни оврагов. Вокруг сплошные одинаковые деревья и одни и те же колючие кусты.

Как ни странно, в воздухе не ощущалось запахов прелой листвы, сырости, аромата древесной смолы и специфического запаха грибов - ничего, что присуще обычному лесу. Не слышалось даже жужжания насекомых и звонкого пересвиста птиц. В лесу было тихо, даже слишком тихо, словно все звуки разом отключили или Андрей просто-напросто оглох. Но не было не только звуков и запахов, в этом странном лесу не ощущалось также ни малейшего колебания воздуха: ветер не играл в листве, не шевелились ветки. Словно все вокруг замерло, застыло, умерло.

– Я умер?
– вдруг осознал Андрей.

Его голос прозвучал слишком глухо и замер, словно не успев слететь с губ.

– Где я?
– снова произнес мужчина, зная, что ему все равно никто не ответит. Он только хотел услышать хотя бы какой-то звук в этой мертвой тишине.

Андрей зашагал дальше, продираясь сквозь густорастущие кусты и высокую траву, но чем дальше он шел, чем больше прилагал усилий, тем сильнее запутывался. Ему стало казаться, что он ходит по кругу, поскольку вокруг были все те же одинаковые деревья и кусты.

– Черт, хоть бы комары пищали, все было бы как-то лучше, - Андрей так и не понял, произнес он эту фразу вслух или только подумал - своего голоса он не услышал.

Он с еще большим усердием и напором стал бороться с ненавистным кустарником, пока его ноги окончательно не запутались в траве и он не упал в нее прямо лицом. Кое-как перевернувшись на спину, не обращая внимания на комья и ветки, упирающиеся в тело, он посмотрел в небо. В вышине, сквозь неподвижные листья деревьев, он видел безмятежную синь без единого облачка. Зеленные кроны замерли над ним как огромные своды.

– Ну и черт с ним, - равнодушно прошептал Андрей.
– Плевать на всё...

Он лежал и смотрел в эту небесную синеву, а в голове не было ни единой мысли. Он уже ничего не хотел, ему ничего не было нужно. Вот так бы и лежал долго-долго, ни о чем не думая, ничего не чувствуя, ни о ком не переживая. Пусть мир катится к черту, пусть жизнь идет стороной и не трогает его. Он будет просто лежать... тихо, бездумно, вечно...

Но что-то щемящее и настырное стало подниматься из самой глубины его души, настойчиво сжимая, словно в тисках, его сердце. Возможно, это был здравый смысл или чувство самосохранения, а, может быть, совесть или Бог его знает что еще, но именно это чувство не давало ему полностью расслабиться и забыться, наслаждаясь созерцанием голубой бесконечности. Это странное ощущение тревожило его, настырно подталкивая к осознанию ненормальности происходящего.

Когда Андрей решил подчиниться ему и подняться, чтобы идти дальше неизвестно куда и зачем, тело отказалось повиноваться. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Его тело будто бы налилось свинцом и онемело.

Это его разозлило. Разозлило так сильно, что вопреки собственным возможностям и силам, собрав в кулак все, что осталось от его воли, он начал медленно подниматься.

– Ага, счас! Так я и сдался, - прошипел он и, как ни странно, его голос натянуто зазвенел в этой мертвой тишине.
– Я никогда не сдавался! И сейчас не собираюсь тут подыхать!

Андрей кое-как перевернулся на живот и попытался встать на колени.

– 'Бывает так, когда опустишь руки', - процитировал он слова любимой песни, все же встав на колени.
– 'И нет уже не музыки, ни сил', - он попытался подняться на ноги, но с первого раза ничего не получилось - он снова упал в высокую траву.
– 'В такие дни я был с собой в разлуке и никого помочь мне не просил', - пропел он хриплым от натуги голосом.