Америка, Австралия и Океания

В ином виде нам являются, прежде всего, переселения толтеков. Народы, выступающие под этим именем в мексиканском предании как основатели культуры на плоскогорье Анагуак и затем позднее подпадающие власти ацтеков, которые к их цивилизованности присоединяют свою воинственную энергию, — эти народы не ограничиваются одной Мексикой. Во мраке первобытной истории среднеамериканских народов выступает факт, что культурный народ мексиканского происхождения распространен во всех частях Средней Америки и, если не является настоящим основателем или, по крайней мере, решительным сподвижником образованности, как об этом часто рассказывается, то, по крайней мере, находится в известной связи с нею. Часто встречающиеся мексиканские названия местностей в пределах данных границ не оставляют в этом никакого сомнения. К этому надо прибавить еще ближайшее совпадение мексиканских и среднеамериканских традиций, появление мексиканских имен даже в племенной легенде кичесов и поразительное сходство обычаев.

О переселениях обыкновенно рассказывается так, как будто они произошли от одного толчка в общий период времени. Традиции и учреждения в Эквадоре и Перу связывают с «большим американским переселением народов». Никто, однако, не знает в Америке большого переселения народов, какое в этой стране, лишенной стад и пастухов, могло бы идти в сравнение с нашим периодом переселения народов. Совпадения, начиная с основных религиозных идей и исторических установлений до орнамента или черт лица на урне, не могут быть результатом однократного переселения. Мы должны иметь в виду постоянные следствия не только изменений места, но и распадения и нового образования племен и государств. Уже были представлены доказательства подвижности индейцев. И. Кольман в своей работе о «коренных обитателях Америки» эту часть света несправедливо называет неблагоприятной для переселения народов, так как, по его мнению, ее вытянутая в длину форма и направление гор менее пригодны для этого, чем Европа. Мексиканцы и перуанцы переходили именно через самые массивные и высокие горы, границей власти инков служил тропический первобытный лес юго-восточной низины, а не вторая по величине горная цепь земли. Преобладающее множество сходных черт говорит за частые и тесные смешения, поддерживавшиеся переселениями в том и другом направлении. Особенности вроде отсутствия мексиканского образного письма у перуанцев, незнакомство с картофелем со стороны мексиканцев, ограничение своеобразной письменности областью майясов, недостаток сведений друг о друге, какой был у инков и ацтеков в XVI веке, не уменьшают значения сходств и подобий, корни которых заключаются в больших глубинах. Этими народами управляло стремление к обособлению, а не к общению друг с другом. Когда европейцы пришли в Мексику, горизонт ацтеков достигал только до озера Никарагуи, и последний инка имел известие о прибытии Нуньеса де Бальбоа на Тихий океан. Между обеими названными географическими точками находится легкопроходимая страна, протяжением лишь в несколько миль, и немного было нужно для пересечения этих исторических горизонтов. Если тогда это было так близко к осуществлению, то почему оно не осуществилось прежде, чем европейцы воспрепятствовали расширению и соприкосновению местных государств? Попытка превратить определенные культурные расы в представителей этих движений разбивается об единство типа индейцев. Во всяком случае, не может не казаться удивительным, что в физических свойствах самого народа можно найти так мало следов культуры, процветавшей здесь, несомненно, в течение многих веков, хотя судьба ее и была довольно изменчива. Такое различие, как, например, между яванцами и даяками, должно было бы замечаться между представителями культуры и детьми первобытного леса. Между тем выдающиеся краниологи не видят никакого следа культурности на перуанских черепах.

Подобное тому наблюдается и в этнографической области. Оставив в стороне лингвистические особенности, Льюсен Карр сопоставил внутренние различия индейцев Миссисипи и Атлантического океана с теми, какие замечаются теперь между промышленным Род-Айлендом и земледельческой Индианой. Без сомнения, всегда существовали различия между отдельными народами, и для оценки культурных различий вдвойне важны отдельные культурные проявления, поднимающиеся, подобно деревьям, над однообразной травянистой равниной, с которою можно сравнить проявления жизни диких народов. Но в них прежде всего заключается великое поучение, что эта часть человечества задерживается не столько внутренними качествами, сколько внешними условиями, что изменчивостью отличаются не источники даровитости, а, скорее, производительность почвы, орошаемой ими. Культурное достояние эскимосов, живущих в самых неблагоприятных условиях, в отношении орудий, оружия, технической умелости, обычаев и мифов только в массе уступает культурному достоянию мексиканцев и перуанцев. Различие, на поверхности кажущееся необычно большим, сводится в конце концов к более крепкой связи культурного достояния в самом себе и с жизнью нации. Древние американские культуры — тоже не отдельные явления, возвышающиеся, как башни, над уровнем остального американского мира, но, скорее, вполне часть этого последнего, с которым они имеют общее ядро. Религиозные представления и основные идеи общественных учреждений одинаковы в Перу и Мексике или на Миссисипи и на Ла-Плате. То, что здесь взошло выше и с большим блеском, лежит или в зародыше, или в виде упавшего плода и у тех американских народов, которые не строили пирамиды и не основывали царства. Можно назвать весьма незрелым представление, которое выводит все, что имели толтеки, майясы и кечуасы излишнего пред другими, из Азии с помощью колоний жрецов. При такой постановке вопрос о происхождении американской культуры вообще никогда не может быть решен.

Преимущество, какое эти народы или царства имели перед другими американцами, в сущности, заключалось прежде всего в организации, если понимать это слово в обширном смысле. Населению всего Нового Света свойствен недостаток свободной индивидуальности, которая по ту сторону границ этих стран приносится в жертву племени, а по эту сторону — племени и государству, — недостаток, заключающийся в природных условиях. В нем следует искать главную причину того, что так называемые культурные народы Америки в своей организации не достигли ступени, находящейся на одном уровне с культурными народами Старого Света. Оставляя этот последний в стороне, любой американский народ в силу своей даровитости и элементов своего культурного достояния мог бы достичь высоты, на которой мы видим Перу и Мексику.

Для сравнения ценности культуры Америки и Старого Света мы должны начать с наружной стороны. Мы видим перед собой народы с интенсивным, трудолюбивым земледелием, живущие оседло в деревнях и больших городах, воздвигающие громадные каменные постройки, причем они пользуются наряду с каменными медными орудиями, обладающие началами письменности и во многих отраслях промышленности, в особенности в производстве горшков, обработке камня, тканье и красильном искусстве, производящие много выдающегося по количеству и качеству. Они основывают в формах аристократически-патриархального деспотизма завоеванные царства, которые умеют и поддержать с помощью твердой военной организации. Но деспотизм не опирается здесь непосредственно на грубые народные массы: он имеет поддержку в крепко сплоченном социальном порядке, который тем более способствовал достижению великих целей, что приносил семью в жертву племени. Равносильным племенной организации и отчасти сливающимся с ней является система религиозных правил и жречество, которое, будучи также крепко сплоченным, играет роль хранителя религиозных преданий и науки, занимает в этом качестве выдающееся положение и тесно срастается с государством.

Иероглифы месяцев майя

В письменности заключается одно из наиболее богатых последствиями различий культур Старого и Нового Света. Эти народы, правда, пошли уже далее так называемых петроглифов. Но письменности даже в смысле древнейших иероглифов Китая или Египта у них не было. Поэтому предания были у них менее прочными, а литература — беднее. Юкатанские майясы отличались от других обладанием высшего рода письменности. То, что нам известно о содержании этой последней, ограничивается скудными данными о культуре, календарной системе и письменных знаках. Замечательно, что именно у перуанцев, народа, стоявшего выше их в других отношениях, письменность совершенно вытеснялась мнемотехническим суррогатом. Напомним прежде всего кипу(письменный передник), шнурки с узлами различного цвета и формы, которыми передавались числа и другие факты, а по маловероятным предположениям, даже приказания и законы. Говорят, что целые архивы связок разноцветных шнурков с их петлями и узлами содержат известия о прошедшем времени, к которым, к сожалению, ключ еще не найден. Риверо рассказывает о находке кипу весом в 1/8 центнера. Только пастухи пун сохранили остаток этого способа общения в узловом счете количества своих лам и овец — очевидно, лишь скудный остаток в сравнении с тем, что было известно хроникерам, знакомым с кипу. Кроме кипу для выражения мыслей служили также камешки, которые располагались в определенном порядке небольшими квадратами. Заветы пророка Тонапы были вырезаны на палке, так же как и завещание Гуайне-Капака. Как кипу напоминают узловые шнурки тихоокеанских народов, так и эти палочки с нарезками приводят на память такие же способы запоминания у полинезийцев. На числительных камнях или досках, имевших своеобразную форму и снабженных ступенями, посредством зерен различного цвета отмечались подати. Каждое племя обозначалось особым цветом, и каждая высшая ступень на числительной доске показывала количество в десять раз высшее. Гарсиласо де ла Вега упоминает о плане Куско, на котором были видны площади и улицы города и протекающие по ним ручьи. О Монтесуме рассказывали, что у него было нечто вроде карты берегов Мексиканского залива. Существовали планы городов и деревень, на которых казенная земля была окрашена пурпурно-красным цветом, земля кальпулли — светло-желтым, а земля знатных лиц — ярко-красным. Однако все это не могло способствовать передаче знания и опыта одного поколения последующим и закреплению и суммированию умственного достояния, составляющего основу науки и культуры. В Мексике образное письмо развилось до символического сокращения изображений и до применения некоторых из них для обозначения слогов. Тем не менее это не производит впечатления, будто этот прогресс был общепризнанным и сохранял свое поступательное движение. Значение письменной системы заключается в установленности и обобщении и является гораздо меньшим, если письмо доступно лишь немногим или различным образом применяется отдельными лицами. Представления являются тогда колеблющимися и смутными. И письменность майясов, по свидетельствам XVI века, была понятна только жрецам и некоторым выдающимся туземцам. В письме с подписями юкатекских начальников, посланном Лас Казасом в Испанию, место письмен могли заменять знаки тотемов. Многие наблюдатели описывают книги, которые были «сложены, как пальмовые листья», так как они имели в длину от 10 до 12 локтей, и в которых обозначалось «годовое счисление, войны, заразные болезни, бури, наводнения, голод и другие события». Но епископ Ланда говорит: они употребляли буквы или знаки, изображения и некоторые знаки в изображениях в виде письма.

Основное сходство в духовном отношении уже часто упоминалось выше. Мексиканская и перуанская религии содержат почитание предков, переселение душ, явление духов и колдовство, предвещания и одержания болезнями и многочисленные мифы, которыми обладают и другие индейцы, но которые напоминают также Австралию, Африку и Северную Азию и некогда, как показывают многие следы, мертвые и живые, были свойственны всему миру… Когда начали проводить параллели между культурными народами Америки и Старого Света, оставляли без внимания многочисленные отношения между культурным достоянием отдельных народов всего мира, от высших религиозных представлений до частностей в стиле оружия и татуировки, и искали ограниченную область для выселения и распространения предпочтительно в Южной или Восточной Азии. Но происхождение древнеамериканских культур не может быть выведено из какого-либо определенного уголка земли или от какого-либо из ныне живущих культурных народов. Все попытки, ставившие себе эту цель, оставались бесплодными. Корни этих замечательных форм вдаются, скорее, в первоначальное общее достояние человечества, которое в течение многих доисторических тысячелетий имело время для распространения по всей земле. В других местах оно развивалось быстрее, чем в Америке, в положении и естественных свойствах которой недостает тех способствующих моментов, которыми наделен Старый Свет. Европейцам, которые в XVI веке проникли в Мексику, Юкатан и Перу, тамошняя культура показалась сперва чем-то неслыханным, но чем более всматривались в нее, тем более оказывалось в ней родственного, так что уже Александр фон Гумбольдт принадлежал к убежденным сторонникам происхождения ее из Старого Света. Результаты измерений черепов уже теперь доказывают, впрочем, что сходство физических признаков, замечаемое нами у нынешних индейцев, может быть признано только внешним. Тем не менее мы должны остановиться на принадлежности американцев к восточноокеанской ветви монголоидной расы.

* * *

Весьма многочисленны и разнообразны праздники, которыми справляются важные периоды в жизни, в работе или в природе. Индеец-акомас радуется, когда при зимнем солнцестоянии дневное светило достигает низшего положения и диск опирается на известные скалы. Там радуются и летнему солнцестоянию, и каждой перемене луны; когда маис посажен, пшеница сжата и снопы после жатвы убраны, все веселятся и пляшут. Каждое рождение и свадьба служат поводом к веселью. Зимою пляшут каждую неделю, иногда по нескольку дней подряд. Но когда кончается власть желтого зимнего солнца и господство на небе переходит к «зеленому» летнему солнцу, пляски прекращаются и сказочники умолкают; тогда гремучая змея выползает из своей норы, и горе тому, кто скажет неправду. Многие празднества имеют религиозный характер; обыкновенные праздники заключаются в угощении гостей, которые выражают свою признательность плясками. Устроители празднеств следят за порядком, и гонцы торжественно приглашают на них. Кушанья гостям, сидящим вокруг огня, прямо вкладываются в рот друзьями хозяина, то, что осталось несъеденным, должно быть взято с собой. На северо-западе гайдахи справляют праздник после окончания лова лососей, после того как их начальник и знахарь, одетый в медвежью шкуру и древесную кору, вступит в лесу в общение с духами. У нутков сценические представления воспроизводят целые охоты, сражения, движения тюленей и других животных. У тлинкитов в заключение праздничного танца один из пляшущих произносит речь, на которую отвечает кто-либо из зрителей. У менее зажиточных и менее развитых в социальном отношении племен юга, как, например, у чинуков, празднества справляются проще — без гонцов, приглашений и торжественных игр. Гостям раздаются подарки, с песнями и тщательным соблюдением разрядов их по общественному положению. Так как при этом оказывают помощь в постройке дома, резьбе и т. п., то у гайдахов этот обычай является основным хозяйственным учреждением. Часто все движимое имущество раздается и выменивается. Во внутренней части Северной Америки индейцы Гудзонова залива, гуроны, алгонкины, племена к западу от Миссисипи праздновали сбор первых плодов или всходы маиса. Этому празднику предшествовало двухдневное воздержание от пищи и от сношения с женщинами и потребление «черного напитка». На третий день ели утром, и при солнечном закате, при общей торжественной тишине, жрец добывал трением огонь, который очищал присутствующих от всех преступлений, кроме убийства. Огонь ставили в глиняном горшке на жертвенник, на который жрец возливал «черный напиток» и возлагал новые полевые плоды, смазанные медвежьим жиром, для духа огня. Тогда каждая хозяйка получала новый огонь для приготовления кушаний, и затем мужчины на месте собрания, а женщины и дети в своих хижинах весело проводили время, и очистившиеся обитатели соседних деревень с пением и плясками посещали друг друга.

Принадлежность танцев, кроме раскрашивания и обвешивания себя побрякушками, составляет богатый аппарат искусно вырезанных масок, которые прикрепляются перед лицом или надеваются на голову. Некоторые из них представляют человеческие лица, с волосами, бородами и бровями, другие — головы орлов и буревестников, волков, оленей и дельфинов; обыкновенно они значительно больше естественной величины. Часто они бывают раскрашены или обсыпаны пластинками слюды. Нередко надевают на голову даже большие резные куски дерева, например переднюю часть лодки! Маски из мягкого дерева в Северо-Западной Америке вырезаны весьма твердою рукой и прекрасно отполированы. В них ясно выступает расовый характер, свидетельствуя о точном подражании природе. Животные маски и фигуры, сплетенные из лыка, живо напоминающие меланезийские типы, встречаются в Северо-Западной и в Южной Америке.

У южноамериканцев спиртные напитки играют на праздниках видную роль; эти последние нередко обращаются в простые угощения пайвари. Легко понять, что они обыкновенно оканчиваются опьянением, так как участники проводят целые дни в шумных плясках. Чилийские индейцы тянут вино лежа, из ямы, обтянутой овечьей шкурой. И у воинственных абипонов и их соседей ни одно общественное дело не решается без спиртных напитков. Наклонность к последним здесь является роковою. Ни в одной стране мира, за исключением, быть может, Новой Зеландии, они не действуют столь губительным образом; регресс целых племен Северной Америки остановился лишь тогда, когда торговля водкой была подвергнута контролю. Однако, несмотря на все меры предосторожности, спиртные напитки и теперь еще играют гибельную роль в жизни индейцев. Их вредное действие перевешивает все хорошее, что внесли туда европейцы. Оно же, в сущности, обрекает индейцев, даже и там, где они возвратили себе свободу, на полную пассивность в экономическом и политическом отношении.

РЕЛИГИЯ ОКЕАНИЙЦЕВ

Народ выказывает большую склонность прислушиваться ко всему, касающемуся как высшего божества, так и подчиненных богов, и в последовании некоторых общепризнанных предписаний заключается сущность его служения богам.

Йог. Рейнгольд-Форстер

Одушевление всей природы служит широкой основой религии полинезийцев и меланезийцев. У них все было одушевлено или могло быть одушевлено, даже и домашние орудия. Мы не должны под этим подразумевать что-либо исключительно облагораживающее. Слова «дух» или «душа» у них означали вообще проявление жизни. Крысиный писк, бормотание детей во сне таитяне называют духом. Но система воплощения покровительствующих духов сознательно вводила души даже в неодушевленные предметы. Поэтому так же, как душам людей, животных, растений и камней, и для всякого рода ремесленных орудий допускается продолжение жизни в Болоту. Эта система приводила к первичному пантеизму, наиболее характерно выражающемуся в распространенном по всей Океании понятии атуа, акуа, готуа и т. п.