Америка, Россия и Я

А я осталась в машине, не подходящей к фасаду кружев этого дома, не подходящей к этой воздушной девочке, не подходящей к этому мальчику — моему сыну.

Я медленно двигалась обратно, неприкаянная, не вписывающаяся, лишняя… В движение приходят разные чувства, бывшие до этого времени внутренними, не обнажёнными, не проникающими. Все они внезапно сгустились и открылись: и подавленность чужим достоянием, и упущенность, непрожитость, и исчезновение сына под чужими сводами. Все эти одинокие чувства забродили, сжались, подступили. Я со слезами возвращалась.

Заехав за Илюшей обратно и увидев родителей этой девочки не такими «интеллектуальными», как Яша и я, — я почувствовала «ласковое превосходство успокоения».

Отвлекусь и скажу как бы о последней встрече с миллионерами Ривер Окса. Как только в школе узнали о смерти Яши, родители четырёх Илюшиных одноклассников, поступивших вместе с Илюшей в Wesleyan университет, сразу предложили для Илюши частные стипендии. Хотя мы и не воспользовались их предложениями (университет дал свою), но их предложения меня тоже растрогали до слёз.

Часто «действительность производит другое впечатление, чем знание и слухи».

На выпускные балы этой школы собирают деньги от распродажи вещей — пожертвований родителей из всех шикарно–лимузиновых домов, устраивая в спортивном зале школы ярмарку-распродажу, а продают вещи сами школьники.

Илюша — продавец. Я пришла. Какие там были приобретения! За доступные мне деньги!

— Мама, не подходи! Мама, не присматривайся! Не подбирайся! Не подкрадывайся!

Мама, не признавайся, не притрагивайся ни к чему!

А матери хочется этих воздушных платьев, этой посуды с золотыми донышками, этой зеркальной квартиры с космическими видами.

Пропали… были ли, выращиваемые в России, призывы к умеренности, сдержанности, скромности?… Я всё это хочу!

Некоторые наши американские друзья, стремящиеся к возвышенному, иногда в разговорах сливают понятия «богатый» и «плохой», используя эти слова как синонимы: мол, не без греха деньги накапливаются, и стыдно и неприлично жить миллионером. А мне хочется пожить в этой неприличности — я уже жила в «приличности», где «святой» было синонимом слова «бедный».

Хотеть и действовать? Между хотением и действием — что?

Как поступать?

Смотрю по сторонам шикарно–зеркальной квартиры. Хозяева угощают мелкими сладостями, Яша ведёт беседу, и я молча всё рассматриваю.

На стеклянном столике лежит книга: «Россия во Второй Мировой войне», фотографии блокадного Ленинграда, хлеб отвешивают по крохам, стоит очередь. «Дорога Жизни.»

Моментально вспоминаются тётки, пережившие блокаду, с их застольной любимой песней: «Выпьем за тех, кто командовал ротами, кто умирал на снегу, кто в Ленинград пробирался болотами, горло ломая врагу!»

Разливается чай, идёт лёгкая беседа.

— Мы вам хотим предложить, — говорит хозяйка, — как стать богатым в Америке. Мы оба врачи, но эту квартиру мы приобрели, продавая товары фирмы «Amway» (Американская Дорога). Изделия этой фирмы — лучше и дешевле тех, которые можно приобрести в магазинах.

Американская дорога — Русская дорога.

Я смотрю на отражающуюся вечернюю зарю соседнего зеркального небоскрёба, перевожу взгляд на книгу. Бесшумно проходят мысли: хочу жить в такой квартире, а не стоять в очереди за хлебом, хочу смотреть на космические виды, а не на жалкую нищету, хочу ходить по золотому ковру с мраморным полом, со стоящими швейцарами.

Дорога.

— Это продажа без продавца и без помещений — самая выгодная и успешная. Мы можем вас рекомендовать в нашу фирму, и вы тоже будете продавать.

Хочу такую квартиру с бесконечными восходами и закатами в зеркалах, хочу… А продавать — не хочу.

Хотеть и действовать.

— Подумайте, как хорошо будет вам, вашим друзьям и детям. Они будут учиться в лучших университетах!

— Может, ты займёшься? — неуверенно спрашивает меня Яша.

Я, хотевшая мыть окна в Америке, бросившая кафедру, университет, карьеру, воспротивилась: то ли новый человек зашевелился, то ли презрение к продаже, вбитое социальным внушением?

Не хочу и всё, даже объяснить не могу, молча улыбаюсь.

— Вы получите пятнадцать процентов от продажи, и у вас будут накапливаться деньги. Все ваши русские знакомые будут благодарны за хорошие и нужные изделия по доступным ценам. У нас есть возможность вас рекомендовать и включить в эту организацию. Посмотрште, в другой нашей квартире, в этом же доме, лежит продукция этой фирмы — всё высшего класса; и каждый будет рад приобрести эти изделия. Подумайте!

Посмотрев изделия — косметику, драгоценности, сервизы, мыло, всё красивое и нужное — и поблагодарив за чай, мы, улыбаясь, прощаясь, уходим.

— Почему ты не хочешь? — задаёт мне Яша вопрос в спускающемся зеркальном лифте.

— Я не хочу. Я не хочу без продавца ничего продавать. Человек идёт в магазин и покупает. Он идёт специально. А если он приходит ко мне в гости? Я уже не буду смотреть на него как на гостя, а только как на покупателя. Человек станет для меня как покупательская единица. Американцы умеют отделить бизнес от своих гостей, а мне, выросшей в коллективном бессознательном, придётся многое в себе преодолеть.

— Я тебя понял: человек прежде всего хочет и действует, а потом уже мыслит, и своё «нехотение» ты так осмыслила.

— Да! Как Кант и ты меня учили. Мыслить иначе легче, а как поступать?

Что там Кант придумывал о преимуществе теоретического начала над практическим или наоборот?

Однако прожекты быстрого разбогатения, захватывающие всех приезжающих, не оставили нас равнодушными и не были нам чуждыми.

Вложишь! Получишь! Купишь! Продашь! Выиграешь!

И мы поддались на разные приманки, постепенно расскажу какие. Первым делом рекламой отбираются полные дурачки — игроки в счастье, надеющиеся на слепой случай случайного извлечения того или иного билета в парение, в рай.

Присылается по почте уведомление (не в «Большой Дом»!) на твоё имя, вылепленное золотыми буквами с твоим личным номером выигрыша, который уже включён в компьютер, где крутятся выигрыши. Попадаются до двадцати миллионов долларов, а тебя только просят заполнить карточку о продолжении держать твой номер кручения. В «Большой Дом» ты обязан идти, а тут ты можешь выбросить эту открыточку или подписать, вернув её обратно.

Первых дурачков–подписантов отобрали. Первый список составлен и помещён в компьютер. И если ты уже поддался первому обморачиванию, то с тобой продолжается дальнейшая работа: пришли марочку… и пошло твоё продвижение к тем счастливцам, которых показывают по телевизору.