Американская трагедия

– А служба в отеле? Вы не могли вернуться к этому делу?

– Да, пожалуй... если бы у меня были какие-нибудь рекомендации. Но я не хотел к этому возвращаться.

– Почему же?

– Мне не хотелось больше этим заниматься... не нравился такой образ жизни.

– Но не хотите же вы сказать, что вы вообще не желали ничего делать? Разве таковы были ваши намерения?

– Нет, сэр! Вовсе, нет. Я ей сразу сказал, что если она уедет на время - до рождения ребенка - и даст мне возможность остаться в Ликурге, то я постараюсь жить скромнее и буду посылать ей все, что сумею сэкономить, пока она не сможет опять зарабатывать сама.

– Но вы не думали с нею обвенчаться?

– Нет, сэр, тогда я просто не в силах был венчаться.

– Что она вам на это сказала?

– Она не согласилась. Она сказала, что не может и не хочет оставаться в таком положении и что я должен с нею обвенчаться.

– Понятно. Тут же, сразу?

– Ну, да... во всяком случае, поскорее. Обождать немного она соглашалась, но уехать - ни за что, если только я не женюсь на ней.

– Вы ей сказали, что больше не любите ее?

– Да, почти... да, сэр.

– Что значит "почти"?

– Я сказал, что... что не хочу жениться. И потом, она знала, что я уже не люблю ее. Она сама это говорила.

– Она вам говорила? В то время?

– Да, сэр, сколько раз.

– Что ж, верно. Это было и во всех ее письмах, которые нам здесь читали. Но что вы сделали, когда она так решительно отказалась уехать?

– Я не знал, что делать... Но я думал, может быть, я уговорю ее поехать на время домой, а сам постараюсь скопить денег и... может быть... когда она будет дома... и поймет, что я очень не хочу на ней жениться... (Клайд запнулся и умолк. Тяжело было так лгать).

– Так, продолжайте. И помните: правда, как бы вы ее ни стыдились, всегда лучше лжи.

– Я думал, может быть, когда она еще больше испугается и станет не такой несговорчивой...

– А сами вы не боялись?

– Да, сэр, боялся.

– Ладно, продолжайте.

– Так вот... я думал... может быть, если я предложу ей все деньги, сколько сумею до тех пор собрать... понимаете ли, я хотел попробовать еще и занять у кого-нибудь... тогда, может быть, она согласится уехать и не заставит меня венчаться с ней... просто поселится где-нибудь в другом городе, а я буду ей помогать.

– Понятно. Но она не согласилась на это?

– Нет... То есть на то, чтобы не венчаться... Но она согласилась поехать на месяц домой. Я только не мог ее уговорить, чтобы она от меня отказалась.

– Вы говорили ей тогда или когда-нибудь прежде или после, что приедете и обвенчаетесь с нею?

– Нет, сэр. Никогда не говорил.

– А что же именно вы ей сказали?

– Сказал, что... как только достану денег...
– от волнения и стыда Клайд начал заикаться, - ...примерно через месяц я приеду за ней, и мы уедем куда-нибудь на время, пока... пока... ну, пока все это не кончится.

– Но вы не сказали, что женитесь?

– Нет, сэр. Не говорил.

– А она, конечно, этого хотела?

– Да, сэр.

– Вы не считали тогда, что она может вас заставить? То есть, что вам против воли придется на ней жениться?

– Нет, сэр, я этого не думал. Я бы старался всеми силами, чтобы так не случилось. У меня был план: я хотел ждать возможно дольше и собрать как можно больше денег, а потом отказаться от брака, отдать ей все деньги и в дальнейшем помогать ей всем, чем смогу.

– Но вам известно, - тут Джефсон заговорил весьма мягко и дипломатично, - что вот в этих письмах, которые писала вам мисс Олден (он дотянулся до стола прокурора, взял пачку подлинных писем Роберты и торжественно взвесил их на ладони), имеются различные упоминания о некоем _решении_, которое было у вас обоих связано с этой поездкой, - по крайней мере, она, очевидно, так считала. Так вот, что же это было за решение? Если я правильно припоминаю, она определенно пишет: "у нас все решено".

– Да, я знаю, - ответил Клайд: ведь целых два месяца они с Белнепом и Джефсоном обсуждали этот вопрос.
– Но единственное решение, о котором мне известно (он изо всех сил старался казаться искренним и говорить убедительно), - это решение, которое я предлагал ей снова и снова.

– Какое же именно?

– Так вот, чтобы она уехала, сняла где-нибудь комнату и предоставила мне помогать ей, а время от времени я бы ее навещал.

– Ну нет, вы что-то не то говорите, - не без умысла возразил Джефсон. Не может быть, чтобы она это имела в виду. В одном из писем она говорит, что понимает, как вам трудно будет уехать и оставаться с нею так долго, пока она не оправится, - но что тут ничем нельзя помочь.

– Да, я знаю, - ответил Клайд быстро и в точности как ему было велено.
– Но это был ее план, а не мой. Она все время повторяла, что хочет этого и что так мне и придется сделать. Несколько раз она говорила об этом по телефону, и я, может быть, отвечал: "Ладно, ладно", - но вовсе не в том смысле, что вполне согласен с нею, а просто что мы еще поговорим об этом после.

– Понятно. Стало быть, вы думаете, что она имела в виду одно, а вы другое?

– Я знаю только, что в этом я никогда с нею не соглашался. То есть я все время просил ее подождать еще и ничего не предпринимать, пока я не соберу достаточно денег; я рассчитывал приехать и обсудить все с нею еще раз и уговорить ее, чтобы она уехала, - так, как я предлагал.

– Ну, а если бы она не согласилась, тогда что?

– Тогда я думал рассказать ей про мисс Х и просить, чтобы она меня отпустила.

– А если бы она все-таки настаивала?

– Ну, тогда я, пожалуй, убежал бы... но мне даже не хотелось об этом думать.

– Вам, конечно, известно, Клайд, что кое-кто из присутствующих полагает, будто примерно в это время в вашем сознании зародился преступный план: укрыться под чужим именем, завлечь мисс Олден на одно из уединенных озер в Адирондакских горах и хладнокровно убить или утопить, для того чтобы свободно, без помехи жениться на мисс X. Так вот, правда ли это? Скажите присяжным - да или нет?

– Нет! Нет! Никогда я не думал убивать ни ее, ни кого другого, поистине трагически запротестовал Клайд, сжимая ручки кресла и стараясь, как его учили, чтобы эти слова прозвучали возможно взволнованнее и выразительнее.

Он привстал и всячески пытался казаться твердо уверенным в себе и внушить доверие, хотя в эту минуту все в нем было полно вопиющим сознанием, что именно таков и был его замысел... и это сознание, ужасное, мучительное, отнимало у него силы. Взгляды всего зала были прикованы к нему. Взгляды судьи, и присяжных, и Мейсона, и всех репортеров. И снова на лбу его выступил холодный пот. Он лихорадочно провел кончиком языка по запекшимся тонким губам и с усилием глотнул, потому что в горле у него пересохло.