Американский доктор из России, или история успеха

Мальчика звали Антони, с ним была его мать. В отличие от родителей Гизая она вела себя очень спокойно и корректно, переживала предстоящую операцию без истерики и чрезмерных надежд, без лишних вопросов. Она к нам не приставала и ни на чем не настаивала, просто доверяла нам и жалела своего сына. И сам он был спокойнее Гизая.

В методе удлинения конечностей сделать саму операцию — далеко не все. Потом надо методично проводить удлинение растягиванием кости на аппарате по четыре-пять раз в день, каждый раз на четверть миллиметра. Для этого в аппарате есть специальное устройство с поворотной гайкой. Удлинение занимает от двух до четырех месяцев. Потом удлиненная кость должна в аппарате окрепнуть — это еще три-четыре месяца. Длительное лечение требует терпения от стороны пациента и доктора. Но в американских госпиталях так долго больных не держат. Поэтому первые семь — десять дней я инструктировал больных или их родителей, как делать удлинение. Интересно, что дети понимали и запоминали инструкции быстрей и лучше родителей. Нередко бывало, что они говорили родителям:

— Мама, ты делаешь неправильно. Доктор Владимир показывал вот так. — И все делали верно.

Домой их выписывали с аппаратами на ногах или руках.

Потом они приезжали на визиты в офис, раз в неделю или в две, и мы с Виктором контролировали ход удлинения и нет ли осложнений. За длительное время вероятны разные осложнения. Многое зависит от искусства доктора и терпеливости пациента. Хотя осложнения возможны, их можно избежать или исправить, если… если знать, как все делать правильно.

Мать Антони понимала все инструкции с первого раза. Мать Гизая путалась и мучила меня вопросами по телефону. Я просил ее мужа делать удлинение.

— Нет, нет, я психиатр, я руками ничего делать не умею. Пусть жена этим занимается.

Зато он давал своему сыну излишнее количество обезболивающих и успокоительных лекарств. От этого у Гизая начались судороги. Отец испугался и опять привез его к нам.

— Эти судороги у моего сына от вашей операции.

Обвинение было необоснованное, но симптоматичное: много можно ожидать от таких родителей. Гизай лежал в госпитале несколько раз. За это время он подрос почти на десять сантиметров. Было видно, что для его маленьких ног этого пока достаточно. Я учил Гизая ходить с костылями. Он любил подходить к окну, подолгу стоял возле него и сам себе улыбался. Я спросил:

— Гизай, ты доволен, что тебе сделали операцию?

— Очень!

— А чему ты улыбаешься?

— Я теперь подхожу к окну и могу видеть, что происходит на улице. А раньше я никогда не мог достать до подоконника.

Антони, с двумя аппаратами на руках, тоже выглядел довольным. Удлинение его рук уже достигло двенадцати сантиметров. Входя в офис, он всегда держал руки в карманах.

— Антони, почему ты держишь руки в карманах?

— Я никогда раньше не мог достать руками до карманов, — сказал он, а потом наклонился ко мне и сказал шепотом: — И до своей письки тоже не мог достать, а теперь могу держать ее в руках…

И еще тише, но с огромной радостью:

— И я могу сам подтирать себе попку.

…Мы сами не сознаем — то, на что здоровые люди не обращают внимания, способно глубоко травмировать души людей с очень маленьким ростом, настоящих карликов.

Но мать Гизая все время настаивала на еще большем удлинении. А у него начались проблемы: удлинение шло быстрей, чем успевали привыкать мышцы и нервы, в ногах появились боль и слабость. Я пытался осторожно, не противореча указаниям Виктора, уговорить ее, что уже хватит удлинять, что нога это не палка, что иногда можно испортить достигнутое. Она слушала, но как только в кабинет заходил Виктор, она кидалась к нему с вопросом:

— Доктор Френкель, можно удлинить еще больше? Ну, хотя бы на два сантиметра.

К моему удивлению и недовольству, он бравурно отвечал:

— Хотите больше? Можно. Владимир, давай удлиним еще на два сантиметра. Все идет о'кей. Следующий визит через две недели.

Если частный доктор так сказал, то возражать не приходилось — он в ответе за все.

Дядя Гизая в самом деле опубликовал в «Time» статью про илизаровский метод лечения. В ней говорилось, что теперь у Гизая появилась надежда. Было и упоминание обо мне. Чего статье не хватало, так это результатов лечения. А у Гизая они были пока сомнительные. Но Виктор остался доволен:

— Хорошая реклама!

И уж совершенно счастлива была мамаша. Вместо беспокойства за состояние сына, она носилась по госпиталю с пачкой журналов в руках и всем их раздавала:

— Здесь про моего сына! Это мой сын! Доктор Френкель сделал ему операцию по русскому методу. Он удлинит ему ноги на двадцать сантиметров.

А тем временем ее сын плакал от боли.

В нашем лечении карликов возникло одно непредвиденное осложнение: после публикации статьи на госпиталь обрушился шквал критики со стороны «Общества маленьких людей Америки». В США существует масса всяких ассоциаций и обществ, есть и ассоциация карликов. Они стали выступать против удлинения. Мотивация протеста была такова: они могут жить и чувствовать себя вполне счастливыми, несмотря на маленький рост и дефекты конечностей. Они не понимали, что наши операции — не косметическая хирургия. Удлинение ног и рук способно дать им не только исправление физического недостатка, но и оздоровление их душевного состояния.

Впрочем, не все «маленькие люди» так думали: к нам продолжали обращаться родители карликов, реклама действовала. Одна пациентка была иммигрантка из Советского Союза, двадцати двух лет. Ее родители эмигрировали пять лет назад с целью найти где-нибудь возможность увеличить ее рост. Приехав в Америку, они тогда не нашли в ней никого, кто мог бы им помочь. Но услышали, что в Индонезии есть какой-то шаман, который делает любые операции без разреза мышечных тканей. Эти легковерные люди с трудом наскребли деньги и повезли дочку в Индонезию. Ничего они, конечно, от того шамана-шарлатана для своей дочки не добились и вернулись с ее короткими ногами. И тут узнали про наш госпиталь. У них была страховка для бедных, и Виктор предоставил эту больную на мое попечение. Первым делом я спросил родителей:

— Почему вы уехали из России, не попробовав лечить дочку у профессора Илизарова?

— Да разве бы мы уехали, если бы знали о нем! Мы ничего о нем тогда не знали.

Вот что значило полное отсутствие официальной информации и рекламы.

Я оперировал ту молодую женщину и удлинил ее ноги на пятнадцать сантиметров — как все они были счастливы!

За долгое лечение доктор с пациентом почти всегда сближаются. Оба наши крохотных мальчика вполне доверяли мне и не боялись: я никогда не делал им больно. А их мамы свыклись со мной еще больше. Мать Гизая настаивала, чтобы я обязательно навестил их дома. Я долго от этого визита уклонялся. Тогда она устроила званый обед для нас с Ириной, с приглашением ее соседки из порножурнала. Отказываться было уже неудобно.

Они жили в своем доме, в штате Нью-Джерси, соседнем с Нью-Йорком: езды на машине от нас менее часа.

Дом стоял над рекой Гудзон. У них были две служанки, нелегально живущие здесь иранки. Угощали они нас национальными блюдами. За обедом хозяйка стала делиться своими честолюбивыми мечтами: она хотела стать не более не менее как губернатором штата. «Господи! — Я чуть не подавился. — Эта взбалмошная дура — губернатор?!» Ее муж над ней посмеивался, она рассердилась и отпустила в его адрес несколько двусмысленных замечаний на предмет того, что он плохой муж (понимай как знаешь).

Зато соседка была в восторге от ее идеи:

— Ты будешь великим губернатором!

Соседка с мужем жили рядом, в куда более богатом доме; доход от продажи порнографического журнала позволял им иметь большую яхту. Они хвастливо показывали ее нам у пристани. Яхта действительно была роскошная. Все в ней блистало и сверкало, повсюду были разложены те журналы. Мать Гизая бурно завидовала их богатству и опять попрекала мужа. Все это было до того неприятно, что мы с Ириной постарались поскорей закончить обед и уехать.