Американский доктор из России, или история успеха

Но более всего меня расстроил наш Гизай, про которого родители почти даже не упоминали. Мальчик встретил меня радостно, я попросил его показать мне достижения в ходьбе, но — увы! — их пока не было: он сидел на кровати, ноги были длинные, как палки, а мышцы слабые. И он уже не мог подходить к окну и смотреть, что за ним происходит. Я видел, что с такими родителями хороших результатов не будет. К сожалению, дальнейшие события с Гизаем развернулись довольно драматично. Но это потребует отдельного рассказа…

Как-то мне позвонил ортопедический хирург Галеспи из штата Джорджия, на юге страны, и просил приехать, чтобы сделать вместе с ним операцию удлинения ног девочке-карлице. Состоятельные родители оплачивали мне дорогу и обещали гонорар в тысячу долларов. Жили они в небольшом жарком городе Олбани, занимающем чуть ли не первое месте в стране по преступности. Я объяснил доктору, что у меня пока нет лицензии.

— Не имеет значения, операция будет записана на мое имя.

Доктор, встретив меня, пригласил остановиться у него. Мне до сих пор еще не приходилось близко видеть жизнь провинциальных докторов. Они живут совсем по-другому, чем в крупных городах: у Галеспи был громадный двухэтажный дом, настоящий особняк, в зеленом парке — поместье.

В гараже стояли три автомобиля, дорогой мотоцикл и небольшая моторная яхта. На местном аэродроме у него был свой спортивный самолет. Доктор увлекался фотографией и объездил все экзотические уголки мира, делая интересные снимки. Пока он показывал мне свое хозяйство, я вспоминал о жизни провинциальных врачей в России.

В первый вечер мы с ним осматривали пациентку в местном госпитале. По размерам и значению это был эквивалент советской районной больницы. Но какой эквивалент! В нем была вся та же аппаратура, что и у нас в госпитале.

На другой день мы с ним сделали операцию сразу на двух ногах. Это заняло полдня. Родители девочки пригласили нас в роскошный клуб-ресторан для местной элиты и угощали южными блюдами. На третий день утром я осмотрел девочку, она чувствовала себя хорошо. Такая операция делалась в штате впервые, и местная газета прислала корреспондента, чтобы сфотографировать нас с пациенткой. Я оставил подробную инструкцию, что и как делать, и просил, чтобы звонили мне в Нью-Йорк.

С чеком на тысячу долларов в кармане я прилетел обратно и под вечер отпирал дверь своей квартиры. Только я открыл ее, ко мне кинулась радостная Ирина:

— Сдал, сдал!

Я понял, что речь идет об экзамене, но растерялся и не сразу поверил:

— Покажи мне письмо.

Там было написано, что я сдал экзамен на 77 балов и имею право получить лицензию.

Итак, наконец я стал полноправным лицензированным американским доктором. Мы сразу пошли на квартиру к моей маме. С ней тогда жил наш сын. Мама обнимала меня и плакала от радости. Сын развеселился, Ирина счастливо улыбалась. Ну, а я… мне как-то не верилось, что это позади.

Все хорошо, что хорошо кончается, как писал Шекспир.

Курган

Рано утром я застал Виктора в кабинете сидящим над кипой деловых бумаг. Не отрывая от них глаз, он сказал:

— А, Владимир, заходи. Ну, как прошла твоя операция в Олбани? — просматривая бумаги.

— Все о'кей, — я сделал паузу. — Знаешь, меня можно поздравить.

Виктор оторвался от бумаг:

— Ты сдал экзамен? Ну, поздравляю! — я видел, что он искренне обрадовался моему успеху. Много у меня было начальников в России, и, хотя я сумел добиться хорошей карьеры, ни один из них за меня так не радовался. Настоящая демократичность в отношениях между людьми у американцев в крови.

— Ну, Владимир, давай получай скорее лицензию, а когда получишь, будем работать с тобой как партнеры в илизаровском бизнесе. А у меня тоже есть новость для тебя. Я говорил с президентом фирмы «Ричардс», они хотят послать тебя за их счет в Курган во главе группы американских ортопедов.

— В Курган? Вот спасибо. Когда?

— В сентябре.

Да, теперь это была возможность увидеть своими глазами, как работают илизаровцы. А заодно и повидать старого друга в его сибирской берлоге. Это будет третья поездка в Россию за один год. После Москвы и Ленинграда мне интересно было увидеть — как и чем живет теперь глубинка России.

На двухнедельные курсы обучения методу Илизарова в его клинике летела большая группа: девятнадцать американских докторов и три сотрудника фирмы «Ричардс». Русский язык знали только двое — я и Ник Зелинский, инженер фирмы. Все доктора занимали высокое положение, было даже несколько профессоров. Наверное, за всю историю это было впервые, чтобы столько американских докторов ехали в Россию учиться русскому методу. Курганский институт получал за обучение, содержание и питание группы по три тысячи с каждого. Эти шестьдесят шесть тысяч долларов были огромным подспорьем для института: экономическое состояние России все ухудшалось. Но, если сравнить эту сумму с бюджетом среднего американского госпиталя, то она составляла едва ли пятидесятую часть его.

Я почти никого из группы не знал и чувствовал себя несколько неуверенно: мне надо их организовывать, а народ солидный, указывать неудобно. Приехав в аэропорт Джона Кеннеди, я встал у входа, подняв транспарант с крупными буквами «ILIZAROV».

— Это вы доктор Владимир? — подходили ко мне хирурги.

Большинство членов группы тоже были не знакомы друг с другом. Наконец, собрались все: двадцать два мужчины и одна женщина — Лорейн, из Лос-Анджелеса. Это было обычное соотношение докторов мужчин и женщин в американской хирургии.

Мы знакомились друг с другом все двенадцать часов полета в Москву. Я взял с собой американское издание своей книги «Русский доктор» и дал читать всем, кто интересовался. Вообще американские доктора читать книги не любят, у них на это нет времени и привычки. Но Лорейн сразу углубилась в чтение. По крайней мере она хоть что-то узнает о русской медицине и обо мне.

На один день мы остановились в Москве, в гостинице «Космос». Многие хотели увидеть Красную площадь и Кремль. Я предложил:

— Можем поехать на метро, всего несколько остановок; я покажу вам Красную площадь, Кремль и центральные улицы. Только уговор — не разбегаться!..

Мы вышли на Красную площадь и остановились перед мавзолеем Ленина. Длинная очередь медленно и понуро вползала под мрачные своды мавзолея, как будто он их заглатывал. Американцы смотрели с удивлением, расширив глаза, на них это произвело впечатление:

— Их заставили или они сами пришли?

— Неужели они все так любят мертвого Ленина?