Американский синдром

— Вполне возможно, — сказал после некоторого раздумья О’Шарп.

— Благодарю вас, доктор. Вот все, что нам надо знать. Ваша честь, леди и джентльмены! Представьте себе эту ужасную картину: под градом ударов доктор Мак-Дональд падает, обливаясь кровью, потеряв сознание, в глубокий обморок, а бандиты, сочтя его мертвым, начинают резать, убивать его жену и детей!..

Чей-то визг заглушил его слова. Снова стали выносить синевласую старушку из жюри. Снова запахло сердечными каплями. Почти пулеметная дробь судейского молотка постепенно навела должный порядок в храме юстиции. Время истекало.

Прокурор хотел, чтобы последнее слово осталось за обвинением.

Вопрос. Никаких следов ранений на лице подсудимого мы не видим, но, может быть, он сделал себе пластическую операцию? Скажите, доктор О’Шарп, было ли изрезано лицо у доктора Мак-Дональда?

Ответ. Нет, сэр, только исцарапано.

Вопрос. А у жены и детей?

Ответ. Глаза выколоты, и лицо изрезано у жены, исполосованы лица у детей.

Прокурор обвел усталым взглядом затаивший дыхание зал:

— У меня все, ваша честь.

Но публику ждала еще одна сенсация — на этот раз со стороны защиты. Кабаллеро решил сыграть своим последним козырем. Он вызвал нового свидетеля — Хелену Стэкли.

— Мисс Стэкли, — с пафосом, словно в цирке Барнума и Бейли, объявил он, — эта та самая таинственная незнакомка, которая в ночь на восьмое марта 1970 года приняла участие в убийстве Колетт Мак-Дональд и двух ее детей.

Мак-Дональд весь преобразился, засиял. Пораженный прокурор ошалело помотал головой и отдал какую-то команду своему помощнику Джиму Блэкберну — тот пулей вылетел из зала суда.

— Не думайте, ваша честь, — продолжал в радостном возбуждении Кабаллеро, — что я специально приберегал этого моего главного свидетеля под занавес. Нет, мои люди только сейчас смогли найти мисс Стэкли в Южной Каролине. Ее показания не оставят у вас и тени сомнения в невиновности моего клиента.

И вот мисс Стэкли — изможденная, больная с виду женщина лет тридцати — начала отвечать на вопросы защитника.

Вопрос. Где были вы в ночь на восьмое марта 1970 года?

Ответ. Не помню. Это было так давно…

Вопрос. То есть как это вы не помните — ведь вы все мне рассказали?!

Ответ. Все мне задают этот вопрос, а я всем отвечала и отвечаю, что ничего не помню, потому что баловалась героином.

Вопрос. Видели ли вы в ту ночь доктора Мак-Дональда?

Ответ. Никогда. Я впервые вижу его. Симпатичный.

Вопрос. Не видели ли вы его в доме номер 544 на Кэсл-драйв?

Ответ. Я же сказала вам, что никогда там не бывала.

Вопрос. Это вы подошли к нему с зажженной свечой?

Ответ. Нет, никогда!

Джим Блэкберн подлетел к Крейгу и протянул ему записку. Тот прочитал ее и, встав, попросил у судьи разрешения подвергнуть свидетельницу перекрестному допросу. Тот неприязненно спросил защитника:

— Я думаю, что вы зашли в тупик со своим главным свидетелем. Могу ли я дать слово обвинению?

Кабаллеро кивнул и почти в обморочном состоянии побрел к своему креслу. Крейг подошел к свидетельнице.

Вопрос. Мисс Стэкли! Когда вы находились на излечении в медицинском центре университета Северной Каролины?

Ответ. Кажется, весной 1971 года.

Вопрос. Каков был диагноз вашего заболевания?

Ответ. Не помню точно, что-то психическое…

Вопрос. Согласно справке из этого центра, вы были больны шизофренией с манией преследования и галлюцинациями. Так?

Ответ. Да, кажется так.

Вопрос. В марте вы, как обычно в то время, принимали героин и опиум внутривенно до семи раз в день, а также два раза в неделю прибегали к ЛСД и мескалину. Так?

Ответ. Да, вроде того, но на Кэсл-драйв я никогда не бывала, доктора Мак-Дональда не видела, никого не убивала, а мистер Кабаллеро и его люди постоянно пристают ко мне, чтобы я призналась в убийствах, о которых не имею никакого понятия, угрожают и шантажируют…

Мак-Дональду изменили его стальные нервы. «Бомба», Кабаллеро оказалась безобидной хлопушкой. Он закрыл лицо руками.

— Как думаете, — спросил, вскакивая, своих коллег один из репортеров, — пойдет такой заголовок: «Зеленоберетчик сделал из жены и двух детей гамбургские котлеты Мак-Дональда»?

Но даже бывалым газетчикам такая шутка показалась слишком циничной.

Репортеры, обгоняя друг друга, поспешили к выходу.

Как раз в эту минуту, когда судья начал уже прочищать горло перед тем, как закрыть заседание, к защитнику подлетела, стуча каблучками, его секретарша, загоревшая до черноты на калифорнийских пляжах и бетонных теннисных кортах, и положила перед ним какой-то официальный конверт. Остроглазый Грант разглядел в левом верхнем углу знакомую эмблему — «розу ветров» — и обомлел: ЦРУ!

«ФАМИЛЬНЫЙ СКЕЛЕТ» В ШКАФУ ПРОКУРОРА

Вскрыв конверт, взглянув на машинописный текст, защитник быстро встал и попросил слово:

— Ваша честь! Леди и джентльмены! Экстренное заявление. Меня постоянно поражало на этом процессе необычайное, исступленное рвение прокурора мистера Крейга. Разумеется, я обязан был навести справки о нем, и вот что мне сообщили из источника, заслуживающего самого большого доверия: «Семнадцатилетняя дочь его Вирджиния Дэр Крейг в 1968-м, не окончив среднюю школу и, по-видимому, в знак протеста против развода мистера А. Б. В. Крейга с женой вследствие супружеской измены последней — и это у него пунктик! — бежала из его дома в Роли, штат Северная Каролина, присоединилась к хиппи в районе Хейт-Эшбери в Сан-Франциско, а в сентябре 1969 года труп ее был обнаружен в одной из ночлежек негритянского района Уаттс города Лос-Анджелеса. Судебно-медицинская экспертиза показала, что причиной смерти явилась смертельная доза ЛСД и героина. На теле было обнаружено множество старых и свежих следов уколов шприца. Она была беременной на пятом месяце. Было установлено, что до самоубийства Вирджиния сошлась с демобилизованным солдатом-инвалидом, ветераном вьетнамской войны, негром, искалеченным своим же артиллерийским огнем и ставшим наркоманом. Ожесточившись, он примкнул к йиппи и активно участвовал в антивоенных демонстрациях. Возможна, но не доказана ее связь с бандой Мэнсона… Мистер А. Б. В. Крейг, несколько раз ездивший в Сан-Франциско и без успеха пытавшийся уговорить дочь вернуться домой, говорил всякому и каждому, что хиппари, оклеветанные средствами массовой информации, на самом деле являются стойкими борцами против «грязной войны» во Вьетнаме и изолгавшегося, лицемерного, бездушного истеблишмента вместе с военщиной и военно-промышленным комплексом. Однако он осуждал пристрастие хиппи к наркотикам и «свободной любви». Во время дела Мэнсона неоднократно заявлял, что преступления его банды «не оправдывает гонений на хиппи и недоверие к американской прогрессивной молодежи вообще».

Крейг достал из кармана флакон с нитроглицерином, положил в рот сразу пять или шесть шариков. Лицо его лоснилось от пота. Грант, поначалу относившийся к прокурору с определенным предубеждением, сейчас чувствовал к нему симпатию. Как видно, прокурор был на высоком гипертоническом градусе. Грант кое-что смыслил в гипертонии — мать у него умерла от криза…

— Итак, леди и джентльмены, — со злорадным торжеством драматически провозгласил защитник, — нам теперь ясно пристрастие прокурора к наркоманам-хиппи в деле доктора Мак-Дональда и его стремление оградить истинных убийц его семьи. Нам неизвестно, имели ли эти хиппи прямую связь с бандой Мэнсона, но это были птицы одного с ним полета и прекрасно знали из прессы и передач телевидения о том, как совершала свои убийства эта банда, стремившаяся спровоцировать этими убийствами начало негритянской революции в Америке. Мы не можем исключить возможность связи убийц семьи доктора Мак-Дональда с дочерью прокурора Вирджинией Дэр Крейг. Мы узнали также, что сам прокурор, проявляя нелояльность к нашей администрации, понятную нам теперь ненависть к нашей армии, к сыновьям Америки, истекавшим кровью в джунглях и болотах Вьетнама во имя идеалов демократии, становился на сторону каких-то хиппарей, на сторону банды Мэнсона. Леди и джентльмены! Мистер Крейг — жертва «вьетнамского синдрома»! Он психически больной!