Американский синдром
Шрифт:
Язык его шарил по корешкам зубов, зализывал ранки. Уцелевшие зубы шатались. Зубы жалко, конечно. Да их вставить можно.
Комментатор телевидения говорил о только что опубликованном докладе Республиканского исследовательского комитета палаты представителей о борьбе с уголовными бандами. Что-то о «зеленых беретах»…
— Установлено, что много бывших «зеленых беретов» не случайно находятся в таких известных мотоциклетных бандах, как «Ангелы ада», «Язычники», «Ренегаты» и «Бандито». Ветераны войны научились убивать на фронтах, привыкли к военным приключениям, вседозволенности, власти над жизнью и смертью. Многие из них никак не находят себе применения в скучной для них мирной жизни. К сожалению, наше кино и литература много потрудились над тем, чтобы романтизировать бандита на мотоцикле.
Под этот комментарий Грант домылся под душем и уже бодрее стал прибирать комнату.
На экране со спины показывали свидетельницу «Марию», убежавшую из одной банды после двенадцатилетнего рабства. Все это время бандиты эксплуатировали ее и ее подруг как проституток, возя на мотоциклах, называя их «мамами», предлагая первому встречному и продавая их другим сутенерам.
— Шайка «Бандито», — продолжал диктор, — орудует в Техасе и шести соседних штатах. Бывшие «зеленые береты» составляли в этих бандах ударную силу. Им в первую очередь поручаются «мокрые» дела…
Вот какой жизнью жил его нежданный ночной гость Клиф Даллас Шерман, капитан резерва «зеленых беретов», некогда квасной патриот, любитель приключений, защитник американского образа жизни. Еще одна жертва грязной войны, ставший гангстером и рэкетером.
Грант слышал, что Клиф связался в Сайгоне с подпольным офицерским синдикатом, в котором верховодили «зеленые береты» и который облагал данью питейные заведения и бордели Сайгона и торговал наркотиками, громил конкурентов-китайцев в Шалоне, китайском районе Сайгона, и вместо них, не без участия ЦРУ и его авиакомпании «Эйр Америка», получал контрабандный героин.
СЕКС И НАСИЛИЕ
Снова вспомнился ему тот давний кинофильм «Солдат возвращается домой». В нем оба героя, товарищи по фронту, — их играли его любимые артисты Хемфри Богарт и Джеймс Кэгни, — становились гангстерами и бутлеггерами в годы пресловутого «сухого закона». Значит, и тогда, после первой мировой, в какой-то мере типична была судьба американских солдат, делавшихся бандитами. Об этом писал и Кларенс Дарроу. Вот что он обязан сказать во весь голос в своей газетной статье, быть может, в серии статей под общим заголовком «Солдат возвращается домой» и, конечно, в своей книге. Спасибо Тони Десантису, редактору издательства «Даблтинк». Теперь он знает, как завершить книгу о преданных поколениях американских солдат…
А ведь он обещал позвонить Десантису и сообщить ему о своих впечатлениях от суда над бывшим «зеленым беретом». Надо сделать это сейчас же. Десантис, наверное, еще вчера, после первого дня суда, ждал его звонка. Спохватившись, он проверил карманы. Все на месте: Клиф не обворовал его, он не карманный вор, а крупный рэкетер, а рэкет в Америке такой же бизнес, как всякий другой. Свободное предпринимательство в стране равных возможностей.
Нью-Йорк дали без промедления.
— Джон? — загремел в ухо Десантис. — Слышу тебя громко и ясно. Ну что, виновен наш милый доктор или нет?
— Постой, постой! — остановил его Грант. — Существует презумпция невиновности обвиняемого. Дело запутанное. Пока суд не сказал свое слово…
— Меня интересует твое личное мнение.
Грант помолчал, подумал.
— Хелло, Джон? Где ты там? Ты меня слышишь?
— Да, Тони, слышу громко и ясно. Думаю, тут особый случай: подсудимый — «зеленый берет»,
а тогда, как правило, может быть только одна презумпция: презумпция виновности обвиняемого в убийстве. Потому что «зеленый берет» — это профессиональный, кадровый убийца.— Но разве его учили убивать детей?
— Слушай, Тони! Из каждых семи убитых нами вьетнамцев один был партизаном, а шестеро — гражданскими жителями, и из них, в среднем, четверо были детьми. Так что во Вьетнаме мы воевали прежде всего против детей и только за пять лет войны убили или ранили миллион малышей и подростков. Доктор Мак-Дональд получил, как сообщил защитник, благодарность от врачей Вьетнама за помощь, оказанную в лечении детей в Ня-Чанге. Но в Южном Вьетнаме было всего шестьдесят местных врачей на сотни тысяч раненых детей. На Севере мы разбомбили центральную детскую больницу в Ханое, а на Юге все больницы были забиты. Скученные в них дети умирали как мухи. Он видал детей, обожженных супернапалмом «Б», изрешеченных шариковыми бомбами, отравленных газом «ЦС». Он знал, что американские власти бросали раненых и обожженных детей на произвол судьбы, что наши врачи спекулировали медикаментами, отнимая их в первую очередь, чтобы купить себе наркотики. И у врачей, насмотревшихся на все эти ужасы, не оставалось ничего святого, никакого уважения к человеческой жизни…
— Но там были цветные дети…
— От цветных до белых один только шаг. Как нацистам — от евреев к русским и ко всем прочим, включая немцев. Нацисты в Аушвитце убивали белых детей. Их врачи выкачивали кровь для госпиталей вермахта из белых детей…
— Положим, Эйхман и Менгеле обожали своих детей!
— Эйхман и Менгеле равнялись на Гитлера, а Гитлер под конец посылал детей, пятнадцатилетних мальчишек, против русских танков в Берлине. Геббельс убил шестерых своих маленьких детей, а затем и себя с женой…
— Но какое отношение имеет этот Мак-Дональд к Гитлеру и Менгеле?
— В нем сидел свой Эйхман, свой Менгеле. Мэнсоны, Мак-Дональды… Мне вспомнилось тут, что говорил другой доктор, настоящий — доктор Альберт Швейцер: «Наше время — время самоубийства цивилизации». Кстати, я знаю, где Мак-Дональд заимствовал свою идею инсценировки: как раз, когда он находился во Вьетнаме, стало известно, что ЦРУ засылает «зеленых беретов» с завербованными уголовниками из сайгонских тюрем в деревни, находящиеся под контролем южновьетнамских властей, там они, под видом вьетконговцев, зверски убивают старосту, как изменника, а заодно его детей и отрубают головы нескольким «американским агентам» и тоже убивают их детей. Затем сведения о «зверствах Вьетконга» поступают обычным путем в информационные агентства, мобилизуются все средства массовой информации, фоторепортеры и телевизионщики снимают и по всему миру распространяют документальные фотографии этих «вьетконговских зверств», что дискредитирует противника и отвлекает внимание от подлинных военных преступников. Да ты об этой операции «Феникс» знаешь из моей книги…
— Вот и прекрасно! То есть я говорю, само собой, лишь как редактор твоей книги. Ты закончишь книгу драмой, убийством, дашь свою версию. Это сделает книгу бестселлером! Нет ли там Роберта Мараско? Там?! Вот мерзавец! Да ты понимаешь, что он может перехватить у тебя под носом эту драму, это убийство? А он связан с издательством Харпер и Роу!.. Это нельзя допустить.
— Я думаю, у меня будет несколько новых поворотов в концовке. Я встретился здесь с «черными беретами». Все начинается сначала. Снова троянский конь — ты помнишь этого коня на наших зеленых беретах, а еще раньше его носили рейнджеры Новой Англии, уничтожавшие индейцев в восемнадцатом веке. Хочу проследить корни…
— О’кэй! Рад, что все у тебя в порядке. Только голос у тебя странный какой-то. Выпил, наверное?
— Нет, просто мне выбили пару зубов да губы распухли, вот и шепелявлю, как старый дед.
— Как?! Да кто это тебя?..
— Повстречался со своим бывшим начальником штаба…
— Клифом, как его?..
— Да, Клифом Шерманом. Он стал тут рэкетером, как и многие другие бывшие «зеленые береты».
— Боже мой! Да ведь все это великолепно! Лучше не придумаешь для документального романа, самого сейчас модного… Поздравляю! Я уже вижу твой роман в списке бестселлеров в «Таймсе» и «Тайме».