Американский синдром

В 1977 году Кииз опубликовал документальный роман «Мичиганские убийства», который литературные критики сравнивают с «Хладнокровным убийством» Трумэна Капоте.

Из городка Нью-Рошель под Нью-Йорком Эдвард Кииз писал Гранту в апреле 1980 года:

«Я был изумлен, как никогда, узнав, что Вы издаете книгу о деле армейского капитана — врача Мак-Дональда. Наши интересы поразительно, как видно, совпадают, потому что я завел досье на него еще в 1975 году, собираясь написать о нем книгу. Но пока дело Мак-Дональда висело в воздухе, ни один издатель не хотел заключить договора со мной. А теперь я еще не подыскал для себя правильный угол зрения».

Далее в письме говорилось:

«Я хотел назвать свою книгу о Мак-Дональде «Странный случай убийства»… В 1975 году я посетил Мак-Дональда в Калифорнии и провел с ним несколько дней в его приморском доме в Хантингтон-Биче, недалеко от Лонг-Бича, где его так ценили как врача в больнице. Я нашел его умным, импозантным и обаятельным и «суингером» — то есть, по сленговому выражению того времени, молодым холостяком с неувядаемым аппетитом в отношении сексуальной романтики. К тому времени он полностью отстранил от себя пережитые тяжкие испытания и не думал о выдвинутых против него обвинениях. Мой инстинкт и убеждения подсказали мне, что он может и не быть виновным в этих убийствах…»

Нет, дорогой Эдвард, виновен Мак-Дональд, виновен трижды, четырежды, бесконечно виновен!.. Почтенный доктор Мак-Дональд, образцовый гражданин Лонг-Бича и Хантингтона — и вдруг «суингер»! Распутник, вкушающий сладкие и греховные плоды сексуальной революции. Развратник под стать Тони Десантису! До чего же, однако, многолик был этот монстр!

«Он рассказывал мне, что до сих пор любит Колетт, которую он полюбил со школьной скамьи в Пачогю хай-скул, где он прославился как чемпион по трем видам спорта, включая регби. После убийства его семьи и демобилизации из армии в декабре 1970 года он вернулся к матери в штат Лонг-Айленд, но не в силах был жить там, где все напоминало ему счастливую юность и Колетт. Он переехал в Нью-Йорк, надеясь раствориться в его миллионных массах. Доктор-миллионер Бенджамин Гилберт, содержавший целый конгломерат нью-йоркских клиник с центром в Манхэттене и известный в городе по прозвищу «Доктор Бродвей», нанял молодого хирурга с завидным окладом в 150 долларов в день и назначил его директором клиники Мирового торгового центра. Он снял шикарную квартиру на модной 69-й улице, близ нью-йоркского управления ФБР, на углу этой улицы и Третьей авеню, и попытался найти забвение в напряженной работе, сверхурочных часах в клинике и почти ежевечерних ресторанных пирах и любовных связях. Женщин он менял как перчатки, но и они не давали ему забвения. В высшем свете Нью-Йорка у него было слишком много знакомых, знавших его семью. Ему предлагали престижный пост профессора в медицинской школе Йельского университета, но и этот университет был слишком близко расположен к родным местам. В Нью-Йорке он постоянно встречался с друзьями и знакомыми по Пачогю, по колледжам, по нью-йоркскому Колумбийско-пресвитерианскому медицинскому центру, в котором он служил интерном после медицинской школы. Нужно было повернуть страницу в жизни, начать совершенно новую главу. И он отказался от столь выгодного директорского кресла в клинике и вылетел в Лос-Анджелес. К тому времени, к осени 1971 года, он отчаялся найти убийц.

В Лонг-Биче он стал работать над созданием отделения скорой помощи и реанимации Медицинского центра имени святой Марии, рука об руку со старым приятелем, тоже бывшим «зеленым беретом» из Форт-Брагга и Ня-Чанга, внедряя в гражданскую медицину методы военно-полевой медицины.

Я был просто поражен той известностью, что пользовался во всей округе, включая Лос-Анджелес и Южную Калифорнию, тридцатилетний доктор Мак-Дональд. Он спас множество жизней. Что-то в нем заставляло его вкалывать так, словно был он рабом на галерах, хотя по ночам он предавался гульбе. Доктор стал известным филантропом, особо опекая бедных детей. Он признался мне, что впервые начал спокойно спать. Раньше его все время преследовали кошмары, всегда так или иначе связанные с убийством его семьи, и он старался в натужном веселье и вине измотать себя, чтобы отделаться от этих кошмаров, чтобы вернуть себе способность спать как убитый.

У него сложились самые теплые отношения с полицией в Лонг-Биче. Он заявил, что она может прибегать к его услугам как хирурга в любое время дня и ночи. В неделю он работал не менее шестидесяти часов в медицинском центре и находил еще время читать лекции по первой помощи в медицинской школе Университета Южной Калифорнии. Он был деятельным членом калифорнийских ассоциаций хирургов и кардиологов и Американского общества травматологов…»

Заканчивалось письмо Кииза так:

«Адвокаты Мак-Дональда не спасли его. Он признан виновным и осужден. Я все еще не могу осознать этот факт, полностью поверить в то, что приговор справедлив. Это слишком страшно для меня. Я тоже пожимал руку этому чудовищу, беседовал с ним как с нормальным человеком, как с жертвой гонений, я ел и пил с ним за одним столом. Я просто не могу прийти в себя…

Ваша книга в печати. Посылаю Вам копию досье, которое я составил на Мак-Дональда. Быть может, что-нибудь Вам в нем пригодится. Буду весьма благодарен, если Вы пришлете мне экземпляр Вашей книги…»

Досье Кииза, еще более полное, чем у Левитана, также заканчивалось статьей в «Нью-Йорк таймс» о приговоре суда.

Грант долго не мог оторваться от фотографии Мак-Дональда с подписью: «Доктор Джеффри Мак-Дональд покидает здание суда в Роли после объявления ему приговора». Трехцветный, завязанный по моде галстук, светлая рубашка и темный костюм в узкую полоску. Он укоротил у парикмахера гриву густых светло-русых волос с взлохмаченным по моде пробором. Три резкие морщины пролегли вдоль высокого лба. В железную складку сложились упрямые широкие губы. Сам Ломброзо не обнаружил бы у него дегенеративных черт. Поражали глаза — полные страха, ненависти ко всему человечеству и к самому себе и смертной тоски. Глаза убийцы и жертвы. Глаза еще одной американской трагедии.

…Левитан пришел с новостями:

— Я получил исчерпывающую информацию о твоем деле в департаменте юстиции. Прокурор, конечно, не сможет предъявить тебе абсурдное обвинение в шпионаже. Скорее всего, он будет ссылаться на подписанное президентом Фордом постановление от февраля 1976 года, согласно которому разглашение разведывательной тайны карается штрафом размером до пяти тысяч долларов и тюремным заключением до пяти лет. Пресса тогда прямо указывала на Филипа Эйджи и Виктора Маркетти как на лиц, против которых было направлено это постановление. Но там речь идет об «источниках и методах», об именах агентов ЦРУ и их агентуре, а прокурору будет трудно доказать твою вину по этим пунктам. В отличие от Эйджи и Бека ты не называл имен агентов ЦРУ.

Левитан постоянно держал своего клиента в курсе последних событий, имевших прямое или косвенное отношение к его делу.

— Картер закручивает гайки, — как-то сказал он ему. — Еще в октябре прошлого года наша «Вашингтон пост» пронюхала о разногласиях внутри правительственного комитета по продаже оружия нашим союзникам по поводу поставок его королю Марокко Хасану Второму. Президент пришел в ярость и решил раз и навсегда покончить с утечкой правительственных сведений. Он заставил около двадцати высших правительственных чиновников подписать показания, что они не имеют отношения к утечке этой информации. Такие показания подписали даже Бжезинский и Тэрнер. Вэнса Картер грозился уволить, если выяснится, что его помощники в государственном департаменте виновны в болтовне с джентльменами прессы. Оказывается, Картер не раз велел ФБР дознаться до источников утечки секретных сведений, в особенности в отношении Ирана. Всего ФБР затевало за последнюю пару лет не менее двадцати пяти расследований по подобным вопросам. Несколько служащих государственного департамента потеряли допуск к секретным материалам, кое-кому пришлось подать в отставку по собственному желанию. Но больше всего вредит вам, разоблачителям ЦРУ, тот оборот, который приняло дело Фрэнка Снеппа. Верховный суд возмутил нашего брата либерала своим решением, явно направленным против свободы слова, поддерживающим судебное постановление об обязательном возврате Снеппом гонорара за критическую книгу о ЦРУ. Все это не настроит судью и жюри в твою пользу…

Он протянул своему подзащитному свежий номер «Вашингтон стар», уже тогда дышавшей на ладан столичной газеты. Она выражала мнение, что Бека никто не убивал, а скорее всего налетел на него какой-нибудь пьяный водитель.

От тех самых зеленоберетчиков в резерве, с которыми Грант, бывало, спорил о войне в джунглях, об операции «Падающий дождь», пришли два ругательных письма. Как и следовало ожидать, прежние приятели называли его ренегатом, отступником, предателем.

А от Шарлин письма все не было. Может, пропустила она публикацию Левитана. Наверное, пропустила. Во сне он часто видел теперь ее печальную, неуверенную, мерцающую улыбку, тускло озарявшую их последние встречи перед разрывом.

ПОРОЧНЫЙ КРУГ ЗАМКНУЛСЯ

Двадцать пятого апреля стражник принес ему впервые газету «Вашингтон пост». Он взглянул на заголовки на первой странице и глазам своим не поверил. Вопреки здравому смыслу президент Картер решился на «засвеченную» операцию! Какое безумие! Какая безответственная игра судьбами мира! Последующие дни Грант посвятил изучению операции, заказывая материалы через адвоката Левитана, вплоть до библиотеки конгресса.

Костяк операции по спасению американских заложников в Тегеране, в которой участвовали представители всех родов войск, составили «черные береты» во главе с полковником специальных войск Чарльзом Бекуитом. Чарли Бекуит! Старый знакомый! Грант знавал его еще во Вьетнаме, где Бекуит участвовал в операции «Дельта», сколачивая из вьетнамских горцев диверсионные команды для выполнения террористических заданий. У него была кличка среди «зеленых беретов»: «Чарли-обойма». Вот кто удивительно напоминал полковника-фаната и убийцу в фильме «Апокалипсис сегодня», только Бекуит был выше и худощавее исполнителя роли полковника — Марлона Брандо. Бекуит, инструктор черноберетчиков, который присутствовал на суде над Мак-Дональдом в Фейетвилле… Это был образцовый служака, плакатный «зеленый берет», шестифутовый южанин с короткой стрижкой, низким лбом и мозгом одноклеточного организма по части морали. Рейнджер и авиадесантник, он обучался в Форт-Брагге, когда зеленоберетчики находились в зените своей мрачной и сомнительной славы, протрубил не один офицерский срок во Вьетнаме, познал службу в командах «Альфа», которые действовали в 1-м корпусном округе у демилитаризованной зоны между Северным и Южным Вьетнамом, близ границы с Камбоджей, в тылу Вьетконга. Вся грудь, на жаргоне джи-ай, во «фруктовом салате». Уехал из Вьетнама с «серебряной курицей» на погонах, то есть с «орлом» полного полковника. Знавал в Наме полковника Роэлта и доктора Мак-Дональда, восьмерку убийц-зеленоберетчиков. Мечтал, видимо, взять реванш за поражение во Вьетнаме, вернуть былую славу «зеленых беретов». Шел ему пятьдесят второй год.

Из «зеленых и черных беретов» на базах Форт-Брагга, Форт-Блисса, Форт-Сэм-Хьюстона и Сан-Диего он подбирал, конечно, не желторотых новичков, а тертых сержантов из старослужащих, многие из которых прошли сквозь огонь, воду и медные трубы во Вьетнаме. Каждый имел по нескольку военных специальностей, например был подрывником, агентурным разведчиком, автоматчиком, медиком. Особо подбирались кадры переводчиков из числа зеленоберетчиков, действовавших среди курдов в Иране, работники ЦРУ, служившие инструкторами САВАК, хорошо знавшие Иран, а также надежные офицеры, разведчики и контрразведчики из бывшей армии шахиншаха. Полковник Бекуит командовал, собственно, лишь головным ударным отрядом «Дельта», в который, если не считать обширный вспомогательный персонал, в частности летный, входило около девяноста боевиков, включая и морских пехотинцев.

Вся операция отрабатывалась с ноября 1979 года в Форт-Брагге. Вертолеты и самолеты Си-130 «Геркулес» множество раз высаживали авиадесантников в пустыне штата Юта, схожей с иранскими пустынями, и других местах. Среди инструкторов и советников были офицеры-англичане из Особого полка воздушной службы, имеющие солидный опыт борьбы с ирландской республиканской армией. Изучались аэрофотоснимки аэродрома в пустыне Деште-Кевир близ селения Пошт-Бадам.

Американская пресса замалчивала деятельное участие в рухнувшей операции Центральной разведки. Но Грант знал, что подобными делами в «агентстве» ведает заместитель директора ЦРУ по операциям (до 1972 года эта должность называлась иначе — заместитель ДЦРУ по планированию). Именно этот важный отдел «фирмы» направлял тайные действия «зеленых беретов». Директор ЦРУ — глава разведывательного сообщества — прекрасно сознавал, что участием в операции «Орлиный коготь» американская разведка превышала свои полномочия, выходила за пределы дозволенных ей уставом ЦРУ тайных операций в той «сумеречной зоне, — как писал в своих мемуарах Генри Альфред Киссинджер, бывший руководитель Совета национальной безопасности и государственный секретарь, — что пролегает между обычной дипломатией и прямой военной интервенцией».