Аморальное

Позже Имтизаль поняла, зачем Эмили так яро хотела привлечь её к себе. У Эмили был младший брат, и ему очень нравилась Ими, правда, он так и не рискнул за ней ухаживать. Ими это поняла, но не придала значения, ведь новая среда действительно оказалась именно тем, о чём она мечтала. Так она восполняла свой недостаток в сумасшедших, так она увидела наркоманов, так она вступила на новую тропу. Она много слушала рассказы своих новых единомышленников, обдумывала культ смерти, обдумывала саму смерть. Не то чтобы она принимала душой всё то, что они говорили, но их речи помогали по-новому взглянуть на мир.

В школе узнали о новых друзьях Имтизаль, и теперь смельчаков стало ещё меньше. Ещё больше стало тех, кто верил в магию Ими, потому что компанию Эмили нередко принимали за сатанистов, и теперь всё, казалось бы, встало на свои места. Даже Джексон стал издеваться над ней реже и только, казалось бы, для поддержания собственной принципиальности.

Но сама она не изменилась нисколько. Она была как и всегда безразлична ко всему происходящему, как всегда асоциальна, как всегда беспомощна и дика. Она так никогда и не стала общаться с готами, даже не здоровалась с ними. Их сосуществование отдалённо напоминало детство с Джексоном на ранчо, но в ещё более холодной и безучастной форме.

Как бы там ни было, Ими была счастлива, наверное, потому и переносила все удары. По-своему, но счастлива. У неё были силы на то, чтобы вылезать из грязи, отряхиваться, отмываться, поднимать взгляд и снова двигаться вперёд.

Глава 2

Имтизаль была счастлива все эти годы, и причину своего счастья она осмыслила только теперь. Причиной её счастья был Омар, к которому она испытывала не совсем сестринские чувства.

Не было в них ничего плотского и порочного, нисколько. Но именно Омар стал первым человеком, которого Имтизаль полюбила по-настоящему, так, как только была способна. Он был для неё больше, чем кумиром. Она им восхищалась, она им любовалась, он был для неё идеален и совершенен. Она охотно принимала любое его суждение, верила всему, что он говорил, соглашалась со всем и делала всё так, как он хотел. И она была счастлива от одной своей любви к нему, только никогда не понимала этого. Всю силу своих чувств она осознала только сейчас, в 12 лет. И как только она это поняла, решилась на то, что в итоге всё же сделала. Она не могла себе объяснить, зачем она это делала, она только понимала, что так надо.

Она всё спланировала, настолько, насколько только может серьёзно планировать ребёнок в 12 лет. И наконец настал этот день, 12ое марта.

Она стояла на лестничной площадке, когда он поднимался в их квартиру, вернувшись из школы. Он увидел её и улыбнулся.

– Почему ты здесь стоишь?

– Жду тебя.

– Но почему з д е с ь ?

– Удобнее.

Он подошёл к ней и поцеловал в лоб.

– Теперь пойдём в дом? Ими… ты в порядке? Что-то случилось?

– Нет.

– Ты… странная. Хочешь, поговорим? Можем здесь поговорить. Ты не хочешь идти в дом?

Она действительно была странной, но непонятно, как он это увидел. Внешне она оставалась такой же, как всегда, но изменилась в душе: никогда она ещё не пребывала в таком взведённом состоянии. Хотя ей казалось, что она спокойна; спокойна, как лёд, как камень, как кусок дерева, не способный даже нагреться. Она смотрела ему в глаза с таким трепетом, с каким не смотрела ещё никогда, она любила его, как никогда. Она была счастлива, как никогда, и не знала, чего хочет больше, прервать это томительное, нервное ожидание или насладиться им подольше. Она чувствовала просветление, чувствовала тепло, чувствовала радость, чистую и прозрачную. Чувствовала свой долг.

– Ими, дома что-то не так?

– Я тебя люблю.

– Я тебя тоже люблю, – он её обнял. – Но что случи…

И она его обняла. Они: она и нож.

Лезвие вошло в живот, и руки Омара опустились. Его губы распахнулись, судорожно пытаясь сомкнуться и выдавить какие-то слова. Лезвие углубилось и, мягко вспарывая плоть, поднялось выше. Это было тяжело, и Ими пришлось взяться за нож обеими руками. Лезвие наткнулось на ребро, Ими напряглась, и нож скользнул криво, вдоль кости, прежде чем упёрся в грудину и остановился. Между губами, вместе с хрипом, вырвались маленькие потоки крови. Омар смотрел на сестру с недоумением, наивно и как-то по-детски, как будто не понимал, что случилось, как будто не понимал, что она его убивает, что эта боль, эта слабость и это помутнение – из-за ножа, разрезающего его торс, ножа, управляемого е ё рукой. Ими быстро выдернула нож, вспоров в процессе ещё немного мясо на груди, и перерезала брату горло. Это было уже легче.

Омар упал на пол. Ими села рядом, пододвинув к себе бьющееся в предсмертных конвульсиях тело и уложив его голову себе на колени. Она перерезала горло, чтобы ускорить смерть и избавить брата от мучений; пара секунд – и её холодные пальцы поглаживали уже холодеющее лицо.

Подготовка заключалась в том, что Ими заранее пробралась в квартиру соседа и украла его охотничий нож. Теперь же она перепачкала рукоять кровью так, чтобы отпечатки либо смылись, либо смазались до неузнаваемости.

Соседа в итоге действительно посадили. Он привлекался к суду и ранее за фашистские лозунги, но избежал тогда наказания. Все другие соседи подтвердили, что подсудимый не раз ссорился с арабской семьёй и угрожал ей. Но это был единственный случай, когда об Имтизаль задумывались полицейские. И именно тогда родители узнали об её увлечении готикой.

Крик Каримы взорвался, разлетелся, разнёсся по всему дому, едва она, поднимаясь домой по лестнице, увидела ужасающую картину: Имтизаль сидит под стеной, скрестив ноги по-турецки, тихо напевает что-то под нос, жутко покачивается и не менее жутко смотрит вниз, на окровавленное лицо Омара на уровне её груди. Вся она в крови, весь он в крови, с широко распахнутыми пустыми глазами, с открытым ртом, из которого до сих пор вытекают неразделимые струйки чернеющей жидкости. И руки в крови – он ими держался за живот первые секунды, – теперь они, сине-красные, жалко и неестественно лежат на полу, а сам он, само тело – на ногах Имтизаль. Которые тоже в крови. И весь пол в крови. Стена в крови. И вот сидит она, совсем безумная девочка, и даже не замечает истерику сестры, даже не поднимает головы; она сидит, покачивается и поёт, а на ногах у неё лежит обезображенный Омар. Это уже даже не Омар, его не узнать в изуродованных конвульсиями чертах лица.

На крик сбежались соседи. Карима бросилась к телу брата, плача и прижимаясь лбом к его груди, Ими по-прежнему покачивалась и пела, будто мычала. Она изменила своё поведение только тогда, когда приехали полиция и скорая, только тогда, когда тело стали отнимать. Тогда Ими впала в дикую истерику, плакала, кричала и успокоилась лишь после того, как ей разрешили поехать в морг. Едва ей позволили сесть рядом с трупом, она застыла в каменной невозмутимости.

Она снова стала молчать, не отвечала на расспросы полиции и впадала в истерику, когда её пытались увести. Потом приехали уже и остальные члены семьи, рыдали и сокрушались, и снова Имтизаль пришлось испытать припадок, когда её попытались вывести вместе с родителями. Те разрешили Ими остаться в морге, видя, что иначе ребёнок не успокоится, Джафар остался вместе с ней.

Это было самое тяжёлое испытание в жизни семьи, с которым они так и не справились. И ту ночь в морге Джафар никогда не забыл.

Ими не отходила от тела ни на секунду. Она не испытывала потребности ни в пище, ни в воде, ни во сне, ни в гигиене, она даже не двигалась.

Соседа арестовали в тот же день. Он был пьян, у него не было алиби, он сопротивлялся аресту и, заслышав имя «Джафар», начал поносить его обладателя. У полиции не было сомнений.

Официальной версией стало следующее: Роберт Барнс, изрядно выпив, взял нож и отправился к Джафару. На лестнице он наткнулся на Омара, напал на него, зарезал, вернулся домой и продолжил пить. Имтизаль, находившаяся в это время дома, вышла на шум и обнаружила уже безжизненное тело брата.

Сама Имтизаль не могла ни опровергнуть, ни подтвердить эту теорию, потому что находилась в апатии, ничего вокруг не воспринимала и не говорила. Но всё это казалось полиции странным, поэтому, на всякий случай, опросили Эмили, единственного друга девочки. От Эмили они узнали про готику, и это напрягло полицию ещё сильнее. Но представить, что 12летний ребёнок смог бы выкрасть из чужой квартиры нож и собственноручно зарезать 17летнего парня спортивного телосложения, не мог никто. Да и не получалось найти ни одного мотива или причин для внезапной агрессии: Имтизаль всегда была спокойна, уравновешена и добра к членам своей семьи, а более тёплых отношений, чем с Омаром, у неё ни с кем не было. К тому же, ведь она асоциальный ребёнок, безобидный и беспомощный: она три часа просидела под стеной, пока её и мёртвого брата не обнаружила Карима.